Наконец у Страдалицы вырвалось:
- Кинди, тебе нравится быть такой веселой?
Кинди закрыла книгу, заложив ее своим маленьким пальчиком, и обдумала вопрос. Через некоторое время она ответила:
- Некоторые не воспринимают меня всерьез. Из-за этого я часто лишена возможности быть полезной. Я нахожу это довольно разочаровывающим. Так что… нет. Мне не нравится быть веселой.
Страдалица кивнула.
- А, ну тогда все в порядке, - сказала она и вернулась к своей работе. Джайне стоило немалых усилий удержаться от смеха.
Несмотря на естественную жизнерадостность, Кинди действительно стала для Джайны испытанием. В гномке было больше энергии, чем в ком-либо из всех, встреченных Джайной. Она бесконечно задавала вопросы. Сначала вопросы были забавными, затем слегка раздражающими. А однажды Джайна проснулась и поняла, что действительно стала наставницей. Мастером, наставляющим ученика, который вырастет и однажды заставит ее гордиться. Ронин не преувеличивал – скорее всего, он действительно дал ей лучшую ученицу из всех, кого мог предложить Кирин-Тор.
Джайна интересовала Кинди и как лидер, и как маг. Джайна хотела рассказать Кинди о своих тайных встречах с Го’Элем – гномка, казалось, была личностью, которая поняла бы рассуждения Джайны, – но, конечно же, не могла. Любя девушку, она понимала, что для Кинди, в конце концов, докладывать Кирин-Тору все, что она знает – дело чести. Промах Джайны с Андуином научил ее действовать еще осторожнее, и пока она была уверенной, что Кинди ничего не подозревает о встречах.
- Как поживает мастер Ронин? - спросила Джайна.
- О, он в порядке. Желает вам всего наилучшего, - ответила Кинди. - Он казался немного рассеянным, - продолжила она, прервавшись, чтоб отломить еще кусочек печенья.
- Мы маги, Кинди, - сухо сказала Джайна. - Мы всегда чем-то отвлечены.
- Это правда! - сказала та весело и сгребла несколько крошек. – Но все же мой визит оказался кратким.
- Удалось повидаться с родителями? - На отца Кинди, Виндла, была возложена важная обязанность: зажигать по вечерам волшебной палочкой все уличные фонари Даларана. По словам Кинди, он получал такое удовольствие от своей работы палочкой, что позволил другим испытать то же самое раз или два. Ее мать, Джакси, часто поставляла хлебобулочные изделия на продажу в лавку высшей эльфийки Айми, и гномские красные бархатистые кексы пользовались большим спросом. Эта наследственность отчасти служила причиной расстройства Кинди по поводу своей – как ей казалось – бездарности в приготовлении выпечки.
- Да!
- И, тем не менее, ты все еще хочешь печенья? - поддразнила Джайна.
Кинди пожала плечами.
- Ну что я могу сказать? Каждый мой зуб просит сладкого, - ответила она, как и ожидала Джайна, с веселым видом, но было ясно, что нечто продолжает беспокоить гномку. Джайна поставила тарелку на стол.
- Кинди, я знаю, что ты должна отчитываться перед Кирин-Тором. Это было частью соглашения. Но все же ты - моя ученица. Если у тебя возникли проблемы со мной как с наставником…
Голубые глаза широко распахнулись.
- О, Леди Джайна, вы здесь совершенно ни при чем! Все проще – я почувствовала, будто в Даларане что-то пропало. Вы и сами могли ощутить это в воздухе. И поведение мастера Ронина никак не прибавило мне спокойствия.
Джайна была впечатлена. Не у всех магов было развито шестое чувство – то самое, которое подсказало Кинди, что что-то «пропало». У самой Джайны оно было развито до некоторой степени. Она не всегда чувствовала магические аномалии, но когда чутье посылало ей сигнал, она ни в коем случае не игнорировала его. А ведь Кинди было всего двадцать два…
Джайна, как показалось, с некоторой грустью улыбнулась.
- Мастер Ронин был прав насчет тебя, - произнесла она. - Он сказал, что ты весьма одарена.
Кинди слегка покраснела.
- Ну, я уверена в том, что если случится что-то неладное, мы достаточно скоро об этом услышим, - сказала Джайна. - Между прочим, ты дочитала книгу, которую я дала тебе с собой?
Кинди вздохнула.
- Углубленный анализ временных эффектов сотворения продуктов питания?
- С тобой была только одна книга; да, с ней.
- Я дочитала. Правда… - Кинди колебалась и не решалась встретиться взглядом с Джайной.
- Что случилось?
- Мне кажется, что на странице сорок три теперь появилось пятно глазури.
***
На Оргриммар опустилась ночь. Жара спала, но не полностью ушла; грубый песок, на котором ничего не росло, за день сильно нагрелся, так же как и огромные, недавно возведенные металлические здания. Оргриммар, как и весь Дуротар, вряд ли мог считаться приятным местом с точки зрения климата. Он не был таковым никогда, а сейчас особенно.
Малкороку это очень нравилось.
Зной Дуротара показался таким же неуютным, как и жар в Черной горе. И это было хорошо. Самое лучшее, что могло произойти с оркским народом – исход из мест с мягким климатом, вроде Награнда в их родном мире Дреноре. Это было то место, что испытывало характер, укрепляло и закаляло его. Нехорошо, когда слишком уютно. И часть работы Малкорока как раз и состояла в том, чтобы оркам не было слишком уютно.
Некоторые на последнем собрании чувствовали себя слишком вольготно. Они были чересчур уверены в своей правоте. И даже открыто выражали свое несогласие с тем, кто был не только военным вождем, но и предводителем их народа. Лидером орков! Это чрезмерное высокомерие заставило Малкорока стиснуть зубы от гнева. Однако он заставил себя молчать во время прогулок по улицам.
Он сказал Гаррошу, что все они заслуживают внимания. Гаррошу сперва показалось, Малкорок имел в виду, что лидеры всех рас, составляющих Орду, должны быть под присмотром. Орков клана Черной горы было много, достаточно, чтобы обеспечить достойное наблюдение. Но когда Малкорок сказал «они заслуживают внимания», он подразумевал всю Орду.
Каждого члена Орды.
Сейчас он отправил кое-кого из своих лучших орков наблюдать за несколькими недовольными, осмелившимися промолчать во время всеобщего ликования. Конечно, Эйтригг был любим и уважаем; советником Гарроша, назначенным самим Траллом, он мог слушать и говорить безнаказанно.
Пока что.
Но другие, поддерживавшие старого орка, должны были поплатиться за то, что Малкорок – и Гаррош – рассматривали как открытое и беззастенчивое предательство. Его мысли вернулись на несколько лет назад, когда он был на службе у Ренда Чернорука. Он с удовлетворением вспоминал участь безумцев, рискнувших вступить в сердце горы и бросить вызов Ренду. Но еще более ярким воспоминанием было то, что он сам сделал для своих собратьев орков, устраивавших заговоры против Чернорука и считавших, что они находятся в безопасности в тенях.
Он преследовал их, олицетворяя собой непримиримое правосудие. Ренд поинтересовался его работой лишь однажды, когда один из предателей пропал без вести. Малкорок тогда просто пожал плечами, на что Ренд ответил утвердительным насмешливым оскалом. После чего об этом случае даже не вспоминали.
Теперь все было иначе. Но отличия были несущественными. Теперь Малкорок не ходил в одиночку в тенях. Четыре кор’крона, специально назначенные Гарошем и подчинявшиеся приказам Малкорока столь беспрекословно, будто они были его личными воинами, сопровождали его, двигаясь так тихо, словно были тенями.
Кор’хус жил в Расселине Теней, одной из наиболее сомнительных частей Оргриммара. Можно было бы предположить, что при таком месте жительства он участвует в теневом бизнесе. Тем не менее, в названии его магазина, «Темноземье», не было ничего более зловещего, чем описание почвы, необходимой для его урожая – грибов. В то время как Кор’хус был, насколько знал Малкорок, законопослушным гражданином, то, что он жил здесь, существенно облегчило исполнение орком Черной горы своего долга. С подмигиванием и несколькими золотыми монетами потенциальный свидетель кивал и отворачивался.
Кор’хус, стоя на коленях, при помощи острого ножа собирал грибы для завтрашней продажи. Он быстро срезал гриб у основания, бросал его в мешок и переходил к следующему. Он стоял спиной к двери, частично скрытой занавесом, на которой висел знак «закрыто». Хотя Кор’хус не увидел посетителей, он почувствовал их присутствие и замер. Затем медленно встал и развернулся - его глаза сузились при виде Малкорока и его товарищей, стоявших у входа.
