— Что же мне делать, папа? — несчастным тоненьким голоском спросила она.
— Влюбиться, наверное! — воскликнул сэр Эдвард. — Завести роман! Окружи себя новыми подругами, которые умеют веселиться. Почему бы тебе, кстати, не сойтись поближе с тем очаровательным фотографом, которая была у нас тут, как бишь ее?.. — Он почесал в затылке.
— Ребекка Кендал.
— Вот, точно! Ребекка! Очень толковая девушка. Ничего в этой жизни не боится. В следующий свой приезд я советую тебе пригласить ее как-нибудь на ленч.
Дженни наморщила носик.
— Не могу сказать, что она мне не понравилась, — проговорила она торопливо, словно заранее оправдываясь. — Но она, на мой взгляд, какая-то уж слишком… энергичная.
Сэр Эдвард пожал плечами.
— У нее работа такая. Между прочим, очень хорошая работа, — отозвался он.
Ужин прошел в полном молчании. Дженни чувствовала себя обиженной и уже боялась начинать разговор, чтобы не нарваться на новый всплеск критических замечаний со стороны отца. А сэр Эдвард много пил, и вскоре его глаза привычно заблестели, а взгляд вновь стал отсутствующим. Быстро поев, Дженни извинилась и удалилась к себе в комнату.
Поездка в Нью-Йорк на этот раз совершенно не удалась. Девушка почти с нетерпением ждала своего возвращения в Лондон, зная, что там ей по крайней мере не придется прикладывать никаких усилий к тому, чтобы казаться интересным человеком и увлекательной самкой. Детишки из детского сада и без того ее любили такой, какая она есть.
Стирлинг настоял на том, чтобы Ребекка провела у него еще одну ночь. Он не на шутку опасался возмездия со стороны неизвестных преступников за обман с негативами. А уже на следующее утро Ребекка должна была лететь в Англию.
— Я тебе серьезно говорю: торчать у себя в квартире сейчас просто глупо. И очень опасно! — убеждал он ее в тот вечер, когда они ужинали в одном из ее любимых ресторанчиков — «Эль Чарро» в Гринич-Виллидж.
Они сидели за угловым столиком из темного дуба в ожидании официанта. Ребекка потягивала коктейль из текилы, а Стирлинг — фирменное пиво «Текате», подававшееся по традиции с солью и долькой лимона.
— А если это никогда не выяснится? — предположила она. — Что тогда? Если О'Хара и иже с ним будут отстаивать свою версию о несчастном случае и сэр Эдвард станет до конца подыгрывать им, заботясь о своих деловых интересах? Значит, кроме тебя, меня и Карен, это никого не будет волновать. А что мы можем? Эх-х, хотела бы я знать, что мне делать дальше…
— А ничего не делай, дорогая. Завтра ты улетаешь в Лондон, где проведешь две недели. Работай, снимай и ни о чем не думай, — отозвался Стирлинг, подав знак проходившему мимо официанту. — Давай сделаем заказ, а потом поговорим спокойно. Что ты будешь?
Ребекка сверилась с меню.
— Я бы хотела начать с супа из сладкого перца и кукурузы. Затем… э-э… ребрышки, но не с чили и не со сметаной, а с соусом jalapeno.
— Пойдет. А мне сегодня больше по душе морепродукты, так что… — Он скользнул взглядом по соответствующей страничке. — Я возьму рыбку с каперсами, оливками и апельсинами и вот эту штуку… э-э… «Quesadillas de chorizo у papa».
В глазах Ребекки отразился живейший интерес:
— А что это такое? Впервые слышу.
— Лепешка, но не из маиса, а пшеничная и с начинкой из сочной свиной сосиски, картошки, сыра, лука…
— Стоп! Все, не продолжай! Я просто умираю с голоду! Готова съесть сейчас целого быка! У меня за весь день маковой росинки во рту не было, можешь себе представить? На обед не пошла, так как нужно было подкупить кое-что из одежды для поездки, а потом целый день расписывала себе график работы в Европе.
По глазам Ребекки было видно, что ей явно не терпится отправиться в эту поездку. Она очень хотела поработать с принцессой Дианой. Стирлинг снисходительно улыбнулся:
— Понимаю. Ни о чем не волнуйся, у тебя все уже на мази. Пропуск на гала-бал с принцессой имеется. Я еще хотел протолкнуть тебя на Даунинг-стрит, 10, чтобы ты поработала с миссис Тэтчер, но пока не удалось. Не все сразу. После Лондона ты отправляешься в Париж, в объятия принцессы Стефании и к двум-трем известным модельерам. Сейчас, конечно, не сезон, но постарайся отыскать там американок, выбирающих себе наряды. Журналам это понравится.
— Знаю. — Ребекка тоже улыбнулась. Она планировала, помимо всего вышеперечисленного, сделать еще кое-что, но пока не собиралась посвящать в это Стирлинга. Пусть это станет для него сюрпризом.
— А когда вернешься… — продолжал он уже другим тоном, перегнувшись через столик и взяв ее за руку, — я хочу, чтобы ты переехала ко мне, дорогая. Вот уж не думал, что над твоей жизнью когда-нибудь нависнет угроза, но раз так случилось, грех не воспользоваться столь удобным предлогом для достижения моих корыстных целей!
Он буравил ее взглядом. Ребекка не хотела его огорчать.
— Я останусь у тебя до тех пор, пока все не рассосется, — мягко ответила она.
Стирлинг очень расстроился бы, узнав, как сильно она скучает по своей квартирке, по пустой болтовне с Карен на кухне, по тому тихому счастью и покою, которые она обретала в те благословенные часы, когда работала в своей маленькой уютной проявочной… Кстати, ее еще нужно было привести в порядок и заново оборудовать.
Он стиснул ее руку сильнее.
— Я буду скучать по тебе, но вместе с тем считаю, что эта поездка станет очередным шагом наверх в твоей карьере.
— Спасибо тебе, милый, что ты мне ее устроил, — с искренней благодарностью в голосе отозвалась она.
— До свидания, дорогая. Удачного полета, и не забудь, что на Пасху я тебя вновь жду ко мне.
Сэр Эдвард расцеловал Дженни в обе щеки. Он должен был уезжать на работу. Несмотря на обильное возлияние накануне вечером, с утра он выглядел заметно посвежевшим и гораздо более веселым, а лицо его — вот странное дело! — просто дышало здоровьем.
— До свидания, папа. Береги себя… — Дженни прижалась к нему на несколько мгновений. В минуты очередного расставания с отцом она всегда испытывала сильный прилив эмоций.
Он легонько похлопал дочь по плечу.
— Ты тоже, милая. В следующий твой приезд все будет по-другому. Мы обязательно куда-нибудь сходим. Что ты скажешь насчет бродвейских постановок, а? Или ужинов в хороших ресторанчиках?
Сэр Эдвард снова превратился в любящего отца, который больше всего на свете любит побаловать своего любимого ребенка.
— Я с удовольствием, папа…
Дженни вновь поцеловала его.
После этого отец сразу заторопился на работу. Скотт помог ему надеть пальто из викуньи, подал портфель. По дороге к лифту сэр Эдвард наскоро отдавал ему обычные поручения по дому. Через минуту он на прощание помахал Дженни рукой, и за ним закрылись дверцы лифта. Дженни осталась стоять на месте, чувствуя себя — как и всегда при расставании с отцом — одинокой и покинутой. Точно такие же чувства охватывали ее и в детстве, когда папа уезжал из Пинкни в Лондон на работу, а она провожала его до ворот и потом оставалась стоять одна на гравийной дорожке. Мир без отца словно терял изрядную долю всех своих красок и тепла, становился сразу каким-то неуютным и унылым.
Постояв еще какое-то время, Дженни медленно повернулась и ушла в столовую, где еще несколько минут назад раздавались бодрые шаги отца, слышался его приятный голос. Теперь же комната погрузилась в тишину.
Затем вернулся Харвей с машиной, чтобы отвезти ее в аэропорт. Рейс был на десять часов. Вздохнув едва ли не с облегчением, Дженни надела твидовое пальто, вязаные шерстяные варежки и быстро направилась к лифту. Скотт нес ее чемоданы. Девушке хотелось поскорее стряхнуть с себя меланхолию, в которую она погрузилась, попрощавшись с отцом. И по собственному опыту она знала, что в таких ситуациях ничто так не помогает развеяться, как суматоха, связанная с путешествием.
Ей также хотелось побыстрее забыть обидные слова, произнесенные вчера отцом. «Я не виновата в том, что такая скучная и неинтересная, — думала она, — и не обладаю такой жаждой жизни, какая была у Мариссы. И нет ничего удивительного в том, что папа так переживает ее гибель. Она наполняла и его жизнь светом и радостью. У меня так никогда не получится, как бы я ни старалась. И тут нет моей вины. Просто одним людям что-то дано, а другим нет».
