Через два часа тернатский флот был в полном сборе и в стройном порядке плыл обратно к Тернату. На этот раз Филипп и Кранц поместились на одной пероке, чтобы иметь возможность беседовать друг с другом. Но не прошло трех часов, как они вышли в море, и вдруг наступил штиль, а к вечеру все уже предвещало бурю. Когда вновь поднялся ветер, то он оказался противным; но пероки этого не боятся.

Однако около полуночи разыгрался такой ураган, что суда стало заливать, а людей смывать, и те, кто не умел плавать, тонули. Ветром несло пероки на берег, и еще до рассвета некоторые из них были выкинуты на берег и разбились в щепы. Кранц и Филипп также оказались выкинутыми на берег, где увидели еще человек тридцать из своих спутников. Когда рассвело, они увидели, что наибольшая часть флота уже миновала остров и теперь, вероятно, благополучно вернется домой, так как ветер стихал, и погода обещала быть благоприятной.

Будучи все хорошо вооружены, тернатцы решили захватить лодки и пероки туземцев и догнать на них свой флот. Но Филипп, посоветовавшись с Кранцем, решил воспользоваться этим моментом, чтобы остаться здесь и узнать все, что можно, об Амине.

Так как португальцы не могли доказать, что они были в числе осаждающих, а в крайнем случае наши друзья могли оправдаться тем, что участвовали в нападении по принуждению, то они решили остаться. Пока тернатцы возились над пероками, спуская их на воду и размещаясь в них, Филипп и Кранц незаметно пробрались в кусты и притаились в них; когда отчалила последняя перока, они вышли на берег, а тидорцы, по приказанию португальцев прибежавшие забирать в плен всех, кто был выброшен на берег и не успел еще бежать, захватили в плен двух европейцев, тогда как тернатцы были уже далеко. Из отвели в форт, куда они прибыли лишь под вечер, и тотчас же поставлены пред комендантом, тем самым, который был влюблен в Амину. Увидя их одеяние, решительный маленький человек собирался было без всяких рассуждений приказать повесить, но затем, разобрав, что имеет дело с европейцами, призвал солдат и отдал приказ отвести их в тюрьму впредь до дальнейшего рассмотрения дела.

Хотя и всюду тюрьмы не отличаются особенной приятностью и комфортом, но эта тюрьма превосходила все остальные своими отрицательными качествами.

Это была просто каменная яма, состоявшая из четырех каменных стен, такого же пола и низкого каменного свода.

Желая во что бы то ни стало узнать что-нибудь об Амине, Филипп обратился к солдату, приведшему их в это подземелье, и сказал по-португальски:

— Извини меня, друг мой…

— И вы меня тоже извините! — прервал его на полуфразе солдат и захлопнул железную дверь подземелья.

Филипп в бессильном отчаянии прислонился к стене и опустил голову, а Кранц большими шагами принялся ходить взад и вперед на протяжении трех шагов длины своей камеры.

— Счастье, что все наши дублоны еще при нас: если нас не обыщут и не отнимут их у нас, то мы уйдем отсюда, подкупив стражу! — проговорил он.

— Да, но, мне кажется, лучше оставаться здесь в тюрьме, чем в обществе Шрифтена, один вид которого мне отравляет существование! — заметил Филипп.

Вдруг ключ в замке повернулся, загремели засовы, и в камеру вошел солдат с кувшином воды и большой чашкой горячего отваренного риса. Это был не тот солдат который их запер здесь, а другой.

— Вам пришлось-таки поработать эти два дня! — сказал ему Филипп.

— Да, синьор!

— Нас принудили туземцы участвовать в их экспедиции!

— Да, я слышал об этом, синьор!

— Они потеряли без малого тысячу человек.

— О, святой Франциск! — воскликнул солдат. — Этому можно порадоваться.

— А вы потеряли много народа?

— Нет, человек десять из наших, не больше; а остальные все были туземцы, да они не идут в счет!

— У вас здесь была, как я слышал, одна молодая женщина с судна, потерпевшего крушение… Она не в числе жертв? — с тревогой спросил Филипп.

— Молодая женщина! О, святой Франциск! Да, да я теперь вспоминаю! Да дело в том…

— Педро! — крикнул сверху чей-то сердитый голос. Солдат приложил палец ко рту и вышел вон, заперев дверь на засов.

— Боже милостивый! Дай мне терпения! — воскликнул в отчаянии Филипп.

— Да, ведь, он, наверное, придет еще сюда завтра поутру! — утешил его Кранц.

— Да, завтра поутру, но как это бесконечно долго для человека, мучимого самой ужасной неизвестностью.

— Я это понимаю, Филипп, но погодите, я как будто слышу шаги!

Действительно, опять загремели засовы, и дверь отворилась; вошел первый солдат и, не глядя на них, произнес:

— Следуйте за мной, комендант желает допросить вас!

Филипп и Кранц поднялись по узкой каменной лестнице и очутились в небольшой круглой комнате в присутствии губернатора-коменданта.

— Откуда вы взяли эти одеяния? — спросил он своих пленников.

— Нас одели в них туземцы с острова Тернат, когда захватили нас в плен и отняли наше платье!

— И предложили вам поступить на службу в их флот и участвовать в нападении на этот форт, не так ли?

— Они не предложили нам, а заставили нас, — сказал Кранц. — Мы голландцы, и так как в настоящее время Голландия не воюет с Португалией, и мы, как и вы, европейцы, то мы бы не согласились на такое предложение! Они насильно посадили нас на свои пероки, чтобы уверить своих людей, будто им помогают белые!

— А как я могу узнать правду?

— Мы вам даем свое слово; другим доказательством является то, что мы не бежали с ними, а бежали от них!

— Вы из экипажа голландского судна Ост-Индской компании? Вы офицеры или матросы?

— Мы — младшие офицеры; я был третьим младшим помощником, а мой товарищ лоцманом у нас на судне! — отвечал Кранц.

— А где ваш капитан?

— Наш капитан?! Да я, право, не знаю, я ничего не могу сказать об этом, даже не знаю, жив он или мертв!

— Не было ли у вас женщины на судне?

— Женщины? Да, у нас была жена капитана, красивая молодая женщина!

— А что сталось с нею?

— Мы полагаем, что она погибла, так как она одна осталась на обломках плота, который унесло течением.

— Хм! — как-то многозначительно воскликнул комендант.

Филипп с недоумением смотрел на Кранца, не понимая, к чему тот сочинял всю эту историю. Но Кранц незаметно моргнул ему, давая понять, чтобы он не вмешивался.

— Вы говорите, что не знаете, жив ли ваш капитан или умер?

— Да, я положительно не знаю ничего о нем!

— Ну, а допустим, что я предложу вам обоим свободу взамен того, что вы выдадите мне удостоверение, что капитан вашего судна погиб, и скрепите это удостоверение вашими двумя подписями?

Филипп внимательно посмотрел сначала на коменданта, а затем на Кранца.

— Я, право, не знаю, что сказать на это! — как бы замялся Кранц. — Дело в том, что если это свидетельство будет послано на родину капитана, мы можем нажить себе этим много хлопот и неприятностей… А могу вас спросить, синьор, почему вы желаете получить от нас это удостоверение?

— Нет, не могу сказать! — грозно нахмурив брови промолвил комендант громовым голосом. — Никаких резонов я вам представлять не намерен, достаточно вам знать, что я хочу иметь это удостоверение, и этого должно быть довольно! Выбирайте: или тюрьма, или свобода и проезд на первом судне, которое зайдет сюда.

— В сущности… я не сомневаюсь в том, что он погиб… Я в этом уверен; во всяком случае теперь-то уж он, наверное, погиб! — продолжал Кранц, растягивая слова и как бы рассуждая сам с собою. — Да, да… но вот что я попрошу вас, комендант, позвольте нам подумать до завтрашнего утра!

— Хорошо! — отрезал комендант. — Уведите их!

— Но только не в подземелье, г. комендант, ведь мы же в сущности не пленные, — сказал Кранц, — и если вы желаете, чтобы мы исполнили ваше желание, оказали вам маленькую услугу, то, конечно, не станете дурно обращаться с нами!..

— Путь вы будете свободны эту ночь, а утро покажет, быть ли вам пленными или нет: ведь по вашему же показанию, вы подняли оружие против нас; а вольно ли или невольно, это еще не доказано.