Несколько дней спустя, Филипп и Амина простились со своими друзьями и уехали в Амстердам. Патер Сейсен принял на себя присмотр за домом до возвращения Амины, и домик на время опустел. По прибытии в Амстердам,

Филипп отправился к директорам Ост-Индской компании и получил обещание назначения командиром судна в следующее плавание при условии, что он будет паевым владельцем этого судна, на что Филипп с полной готовностью согласился. Затем Филипп поехал на судно, на которое был назначен старшим помощником, «Фрау-Катрина», которое было еще не оснащено, так как флотилия должна была уйти в море не ранее, как через два месяца. На судне находилась теперь только часть экипажа; капитан, проживавший в Дорте, тоже еще не прибыл.

Насколько Филипп мог судить, «Фрау-Катрина» показалась ему весьма неважным судном, хотя и больше многих других, старым и плохо построенным. Тем не менее, оно сделало уже несколько рейсов в Ост-Индию и обратно, а потому можно было надеяться, что компания не пустила бы его снова в столь дальнее плавание, если бы не была уверена в его годности. Отдав кое-какие распоряжения находившимся на судне людям, Филипп поспешил в гостиницу, где снял помещение для себя и для Амины.

На следующий день он надзирал за крепой вантов при начавшейся оснастке судна, когда на него прибыл капитан. Перебежав по мостикам, перекинутым с набережной на судно, и взбежав на палубу, он прежде всего кинулся к грот-мачте и, обняв ее обеими руками, несмотря на то, что на ней было достаточно смолы и дегтя, чтобы испачкать платье, громко и восторженно воскликнул: «О, моя дорогая, моя возлюбленная Фрау, моя Катрина! Ну, как ты поживаешь? Как я рад, что снова вижу тебя! Ну, тебе хорошо жилось, я надеюсь!.. Знаю, знаю, ты не любишь быть в таком виде, но потерпи немного, дорогая моя, скоро ты вновь принарядишься!.. «. Можно было подумать, что он говорил с любимою женщиной: так ласково и нежно звучали его слова.

Звали этого влюбленного в свое судно капитана Вильгельмом Барентцем. Это был еще молодой человек, по-видимому, лет тридцати не более, миниатюрного сложения, с красивым, но женственным лицом. Движения его были быстры и беспокойны, а в глазах было нечто, говорившее о том, что он причудлив и как будто несколько помешан.

Когда он кончил свое восторженное приветствие судну, Филипп подошел к нему и представился.

— Ах, да, вы старший помощник на «Фрау-Катрина»! Вы счастливейший человек, могу вам сказать! Если бы я не был ее капитаном, то считал бы самым завидным в мире положением быть старшим помощником на ней.

— Но уж, конечно, не на основании ее красоты, — засмеялся Филипп, — хотя, быть может, это судно имеет много других достоинств.

— Как не на основании его красоты?! Да я вам говорю, как говорил мой отец до меня, так как это судно было раньше его «Фрау», а потом стало моей «Фрау», что это красивейшее в мире судно. Вы, конечно, сейчас не можете судить об этом… И не только красивейшее, но и лучшее по своим другим качествам и достоинствам!

— Очень рад слышать об этом, сэр! — сказал Филипп. — Это только доказывает, что никогда не следует судить по видимости. Но разве это судно не старо?

— Старо? Да ему не более двадцати восьми лет! Что называется, в самом цвету! Вы только подождите, сэр, когда увидите, как «Фрау-Катрина» запляшет на волнах; тогда вы только и будете делать, что целые дни говорить со мной об ее несравненных достоинствах, и я уверен, что мы будем прекрасно проводить время вместе. Я должен вас предупредить, мингер Вандердеккен, что каждый офицер, неодобрительно отзывающихся о «Фрау-Катрине», находит во мне личного врага; я — ее рыцарь и из-за нее сразился уже с тремя противниками; надеюсь, мне не придется сражаться еще с четвертым!

Филипп улыбнулся, подумав при этом, что из-за «Фрау-Катрины» не станет сражаться, но не сказал ни слова и с этого времени никогда ни словом, ни намеком не касался ни красоты, ни достоинств «Фрау-Катрины».

Вскоре экипаж был пополнен, оснастка закончена, и «Фрау-Катрина» встала на якорь в канале, запруженном другими судами флотилии. Нагрузка шла успешно, и как только трюм ее был заполнен, получилось совершенно неожиданно предписание принять на судно сто пятьдесят человек солдат, к превеликому огорчению Филиппа, и еще пассажиров с женами и детьми.

Филиппу приходилось много работать, так как капитан ничего не делал, а только восхвалял свое судно. Наконец, все было готово, и флотилия готовилась выйти в море.

Настало время расставаться с Аминой, которой он до сего времени посвящал каждую свободную минуту. Через два дня рассчитывали сняться с якоря. На другой день надо было проститься. Амина была сдержанна и покойна: она была убеждена, что опять свидится со своим мужем. С этим чувством она простилась с ним на берегу, когда он сел в шлюпку, которая должна была его доставить на судно.

Амина следила за шлюпкой до тех пор, пока могла видеть Филиппа, затем медленно пошла в гостиницу. На другой день поутру, когда она проснулась, флотилия уже ушла в море, и канал, в котором еще накануне теснились суда, теперь опустел.

Мы должны здесь предоставить Амину ее горю и последовать за Филиппом. Вся флотилия благополучно прошла Зюдер-Зее. Но не прошло и часа времени с момента выхода в море, как «Фрау-Катрина» отстала на полторы-две мили от всех остальных. Мингер Барентц нашел, что в том была вина постановки парусов, натяжения вантов и рулевого, которого несколько раз сменяли по его приказанию; словом, все и все были виноваты, но только не его возлюбленная «Фрау-Катрина». Однако, ничего не помогало, и «Фрау-Катрина» все оставалась позади, оказавшись на деле самым тихоходным судном из всей флотилии.

— Мингер Вандердеккен, — обратился к Филиппу капитан. — «Фрау», как обыкновенно ее называл мой отец, не особенно быстроходна перед ветром, но зато во всех других положениях это первое судно в мире! Вот вы увидите, как только повернет ветер, она покажет себя всем остальным судам флотилии. «Фрау» — превосходное судно. Не правда ли, мингер Вандердеккен?

— Прекрасное просторное судно! — отвечал Филипп, желая утешить огорченного не на шутку капитана.

Шли то при попутном ветре, то против ветра, то вольно, но при всех румбах «Фрау-Катрина» оставалась неизменно позади всех, и флотилия принуждена была под вечер лечь в дрейф, чтобы дать ей возможность догнать. Тем не менее капитан продолжал утверждать, что тот румб, на котором они в данный момент находились, был единственный, при котором «Фрау-Катрина» оказывалась не вполне удовлетворительной. К сожалению, кроме отсутствия быстроходности, судно имело еще много других недостатков. Прежде всего она очень плохо слушалось руля, имело трещины и давало течь, но мингер Барентц обожал свое судно и, как влюбленный юнкер, не видел пороков и недостатков своей возлюбленной. Однако не все были так слепы, и адмирал, командовавший флотилией, видя, что плавание страшно затягивается от плохого хода одного судна, решил предоставить «Фрау-Катрину» самой себе, как только они обогнут Кап. Но судьба избавила его от этой жестокости оставить одно из судов своей флотилии в открытом море; налетела сильная буря и, помимо его желания, рассеяла все суда в разные стороны. Таким образом после двух суток плавания славное судно «Фрау-Катрина» очутилось совершенно одно, с трудом прокладывая себе путь по волнам и давая такую течь, что все люди, не переставая, работали насосами, причем ее так сильно относило взад, как будто оно шло туда на всех парусах. Буря продолжалась целую неделю, и положение судна с каждым днем становилось все опаснее. Нагруженное свыше меры, с огромным количеством людей, солдат и пассажиров, судно стонало и скрипело при каждом движении; волны поминутно перекатывались через него из-за глубокой осадки, и люди у насосов совершенно выбились из сил. Филипп всюду проявлял свою деятельность и распорядительность, подбодряя истомленных людей, помогая сам, где нужно, и почти вовсе не справляясь с приказаниями капитана, который, впрочем, почти ни во что не вмешивался.