Звали беднягу Антон Дмитриевич. Весь его день заключал в себе лишь просиживание штанов в темном углу станции и долгожданную трапезу, но на нее не всегда хватало денег и поэтому иногда приходилось питаться крысами. Вот таким образом Антон провел двадцать лет. Однако по-началу ему несколько раз выпадал шанс стать начальником станции. Когда народ начал только — только приходить в себя ему предложили стать сталкером, причем одним из первых. Он струсил и остался на станции. Когда группа вернулась с поверхности, в полном составе, то их стали буквально на руках носить. Они принесли уйму полезных вещей и, конечно же информацию о делах на поверхности. В группу входили трое и все они по сей день занимают руководящие должности на Ганзе. Второй шанс ему был представлен, когда ему предложили стать секретарем при Арсении Ивановиче — начальнике станции. Антон посчитал, что это слишком унизительная для него должность, ведь он вице-президент компании. Никто уговаривать его не стал и секретарем назначали кого-то другого. Когда мимо станции проходили пару ребят из Ордена, им понадобился человек, который в совершенстве знает несколько языков. Арсений Иванович порекомендовал своего секретаря и тот вместе ребятами из Ордена пошел в Полис.… Через год пришло известие о том, что его назначили руководить одной их пяти станций, принадлежавшей Полису. Однако через несколько лет сообщили, что эту станцию в клочья разнесли мутанты. Так что в тот раз Антон поступил в какой-то степени правильно, но все равно жалел, что не согласился.… Вскоре Антон состарился, и всем стало на него окончательно наплевать. У него даже не было друзей, с которыми он хоть иногда мог побеседовать. Его не замечали жители станции, так как не хотели отдавать и без того драгоценные патроны. Да и вообще его все считали за интерьер станции. За двадцать лет он так влился в фон стенки, что его и принимали за стенку. Патроны давали лишь те, кто был на Проспекте Мира впервые и пока еще замечал попрошайку. Разговаривал Антон очень, очень редко. Ему так хотелось сказать хоть пару слов, хоть обычному прохожему, но он стеснялся, да и кто будет общаться с нищим? Когда набиралось хоть парочку патрон и он шел в столовую, что бы нормально поесть, подойдя к повару, он смотрел на него с добрейшей улыбкой, которую наверно вы никогда и не видели, он уже открыл рот чтобы поздороваться, но повар выхватывал из его рук патроны и давал порцию какой-то жижи. Есть в окружении людей ему было куда приятнее, нежели в компании дохлых крыс. Разговаривал он с теми, кто давал ему хоть патрон, но весь разговор содержал в себе лишь пару слов: спасибо, не за что, храни вас Господь, я не верю в Бога. На этом разговор оканчивался.

Однажды утром, проснувшись, Антон понял, что так больше не может продолжаться. Пусть его сожрут мутанты, пусть его застрелят бандиты — все равно. Ему осточертело так жить, если это можно назвать жизнью. Он вылез из палатки и поглядел в темный туннель. Каждый раз смотря в него он боялся пройти в нем и два шага. Хоть он знал, что дальше есть блок пост, и не один, он боялся. Тем более наслушавшись историй за всю свою «вторую жизнь» он боялся каждого шороха, каждого дуновения ветра. Каждый раз, сидя на полу станции, рядом с ним останавливались челноки, чтобы передохнуть. Они рассказывали такие вещи, что хотелось просто застрелиться, но не идти в туннель еще раз. Но Антон решил, ему нужно, нет, просто необходимо умереть. Он спрыгнул с платформы и сделал шаг, затем второй, третий и… замер. Представив себе еще раз все те ужасные вещи он зажмурился и, развернувшись на триста шестьдесят градусов, побежал обратно на станцию, сломя голову. Это вызвало дикий смех у часовых, стоявших неподалеку.

Через несколько дней, придя в себя, он повторил попытку покончить жизнь самоубийством, но в этот раз по-другому. Он знал, что часовой на другом конце станции, охранявший радио рубку, частенько засыпал на посту и клал свой пистолет на тумбочку, стоящую рядом. Дождавшись такого момента, Антон стащил пистолет, да так, что его даже никто и не увидел. Придя к себе в палатку, он очень долго не мог подвести пистолет к виску. Обдумав все еще раз, расплакавшись, он засунул дуло себе в рот. Но его прервали. В его палатку заглянул мальчик лет восьми и спросил.

— Дядя, не нужно этого делать.

— П.… П.… Почему?

— Зачем стрелять в себя? Вы хотите умереть?

— Да… Я больше не хочу жить.

— Почему?

— Я…Я… Я никому не нужен. Все меня избегают. Я всем противен. Я жалкая жестяная банка, которую никто не замечает и пинает все кому не лень. Иди мальчик не смотри на это…

— Нет, я тебе не позволю этого сделать. Ты человек, а человеки должны жить. Так моя мама говорит.

Старик бросил пистолет на пол и расплакался еще больше.

— Тише, не плачь дядя. — Мальчик подполз к старику и начал гладить его по рукаву.

В жизни Антона появился смысл. Теперь, просыпаясь каждое утро, он думал только о мальчике. Он вылезал из палатки и шел на свое привычное место. Там его уже ждал его единственный друг. Они беседовали обо всем подряд. Старик рассказывал ему веселые истории о жизни людей до войны, а мальчик хохотал и учил старика, как правильно нужно завязывать шнурки. Хоть Антон прекрасно это знал, он делал вид, что видит это впервые, что бы не обидеть мальчика. Так же мальчик показывал, как правильно нужно рисовать цветными мелками. Так пролетали часы. Потом мальчик уходил, но вскоре он возвращался с какой-нибудь вкуснятиной, и они делили ее поровну. Наступал вечер, и станция потихоньку пустела. Друзья прощались и расходились по домам. На следующий день все повторялось. Таким образом летели дни и месяцы. Узнав мальчика поближе, Антон выяснил, что мальчик заметил его, когда тот стащил пистолет. Поняв, что сейчас что-то произойдет, он последовал за стариком. Отец мальчика работал часовым на дальнем блок посту и поэтому они виделись редко. Мать работала на кухне и именно оттуда мальчик приносил всякие всячины. О дружбе с попрошайкой они ничего не знали, а иначе бы, по словам мальчика, они бы были против. Антон все прекрасно понимал и не хотел, что бы у мальчика возникли из-за него неприятности. Мальчик подарил ему вкус к жизни, именно то, что ему так долго не хватало, и старик был искренне ему благодарен.

Однажды, проснувшись, Антон понял, что он что-то значит в этой жизни, и он хотел это доказать, но не знал как. Он начал понимать, что для чего-то предназначен, в этой жизни, так говорила его мать. Возможно, он как раз и предназначен для того, что бы дружить с мальчиком? Вдруг именно под его влиянием мальчик вырастит предводителем, который поведет за собой народ, и люди снова станут жить как раньше, а в метро спускаться лишь для того, чтобы добраться из одного конца города в другой. А если его предназначение совсем не в этом? Вдруг все эти годы он ходил вокруг да около и никак его не мог заметить, понять? Вдруг ему предписана иная судьба?

Когда старик шел по станции, его как будто громом разразило. Он вдруг понял, ради чего ему нужно жить. Ради других — тех, кому есть, что терять, у кого есть семьи и ради тех, кто хочет жить. Сам бы он таких выводов не сделал, если бы не увидел на станции людей с ВДНХ, которые набирали бойцов для защиты их станции от каких-то там Черных. Они говорили, что если не остановить их там, то вскоре Черные захватят ВДНХ, затем Рижскую, а там уже и доберутся до Проспекта Мира. Старик почувствовал себя героем. Он понял, что его долг заключается в том, чтобы Черные не добрались до мальчика — его единственного друга. Он должен был встать грудью на защиту мальчика, да и всех тех, кто презирал его все эти годы. Он записался в добровольцы. Никто даже не посмотрел на то, что он преклонного возраста. Бойцов катастрофически не хватало, и поэтому никто не смотрел на возраст, расу и пол. Антону тут же выдали снаряжения и посадили в дрезину. Но он не попрощался с мальчиком. Как так? Мальчик подумает, что старик умер, но скорее так оно и будет. Нужно было все объяснить, но времени не было. Дрезина уже тронулась.