Когда Волси опустошил сосуд, она краем одеяла вытерла ему лицо, прекрасно понимая, как мало оставалось у нее времени, чтобы получить столь необходимую информацию. Теперь он вроде бы полностью успокоился, и Чель немедленно снова насела на него с вопросами.

– Скажи мне хотя бы, где живет Янота. Из какой вы с ней деревни? Тогда мы сможем послать туда кого-нибудь с весточкой от тебя и сообщить им, что ты здесь.

Храм не мог располагаться далеко от его дома.

Волси пришел в замешательство.

– А кого же ты сможешь туда послать?

– У нас в «Фратернидад майя» есть люди со всех концов Гватемалы. Кто-то из них наверняка знает, где искать твою деревню. Это точно.

– «Фратернидад»?

– Да. Это наша церковь, – объяснила Чель. – Место, где живущие в Лос-Анджелесе майя собираются для молитвы.

Взгляд Волси мгновенно сделался отчужденным.

– Это по-испански. Значит, вы молитесь вместе с ладиносами?

– Нет, конечно, – сказала Чель. – «Фратернидад» – самое безопасное здесь место, где могут следовать обычаям предков аборигены.

– Ладиносам я ничего не скажу!

Чель поняла, какую совершила ошибку. «Фратернидад» означало «Братство» по-испански. Для тех, кто давно жил в Калифорнии, говорить на смеси испанского, английского и языка майя стало привычным. Но в тех краях, откуда прибыл Волси, у людей были бы все основания не доверять общине с таким названием.

– «Фратернидад» ни о чем не узнает, – упорствовал Волси. – Я ни за что не приведу ладиносов к Яноте и Саме… Ты – аявораль!

Это невозможно перевести на английский одним словом. Волси имел в виду, что Чель – уроженка этой чужой для него земли. Но он вкладывал в это и оскорбительный смысл. Пусть Чель родилась в такой же гватемальской деревне, как его собственная, пусть она посвятила жизнь изучению истории их предков, для Волси она навсегда останется своего рода чужестранкой.

– Доктор Ману? – окликнули ее из-за спины.

Она обернулась и увидела в проеме двери фигуру мужчины в белом халате.

– Здравствуйте. Я – доктор Габриель Стэнтон.

Мимо охранника в маске Чель вышла вслед за доктором в коридор. Он сразу же заговорил сугубо деловым тоном, благодаря своему внушительному росту он казался очень властным человеком. Долго ли он наблюдал за ней? Мог ли почувствовать, что у нее есть личная заинтересованность в его пациенте?

– Итак, – Стэнтон повернулся, чтобы смотреть Чель в глаза, – наш мистер Волси утверждает, что заболел еще до прибытия в США?

– Да, так он мне сказал.

– Нам нужно выяснить наверняка! – Стэнтон не сводил с нее пристального взгляда. – До сих пор мы искали источник заболевания здесь, в Лос-Анджелесе, но, если он не вводит нас в заблуждение, поиски следует перенести в Гватемалу. Он сообщил, в какой части страны живет?

– Нет, но по его диалекту я сделала вывод, что он из Петена, – ответила Чель. – Это самый крупный в стране департамент – эквивалент штата. Но мне не удалось узнать никаких подробностей о населенном пункте, откуда он приехал. И он отказывается сообщить, каким путем пробрался в США.

– Так или иначе, – подытожил Стэнтон, – но теперь нам надо сосредоточить внимание на мясных продуктах из Гватемалы. И если он из маленькой туземной деревеньки, то это должно быть нечто, к чему у него был доступ. Насколько мне известно, там были вырублены тысячи акров тропических лесов, чтобы очистить место под фермерские пастбища. Это верно?

Его осведомленность впечатляла. Он был умен настолько, что это даже внушало некоторую робость.

– Да, под пастбища и кукурузные поля, на которых трудятся ладинос, – сказала Чель. – Коренному населению мало что досталось.

– Волси мог употребить мясо, произведенное любым из тамошних фермерских хозяйств. Нам нужно узнать, какие мясные продукты он ел до того, как появились первые симптомы. Все, что он только сможет вспомнить, независимо от времени употребления. В первую очередь это касается говядины, но нельзя исключать домашнюю птицу и свинину – то есть любое мясо.

– В деревнях иной раз едят мясо нескольких животных за одной трапезой.

Казалось, доктор Стэнтон все еще продолжает оценивающе разглядывать ее. Она заметила, что дужки его очков погнулись, и ею овладело безотчетное желание поправить их. Он был по меньшей мере сантиметров на тридцать выше, и, чтобы отвечать взглядом на взгляд, Чель приходилось тянуть шею. Именно это ей нравилось когда-то в Патрике – по сравнению с другими белыми мужчинами он не отличался высоким ростом.

– Мне нужно, чтобы вы заставили его основательно покопаться в памяти, – попросил Стэнтон.

– Сделаю все, что в моих силах.

– Он упоминал, зачем приехал сюда? Ему нужна работа?

– Нет, – солгала она. – Он часто замыкался в себе или терял сознание. Под конец он вообще почти перестал отвечать на мои вопросы.

Стэнтон понимающе кивнул.

– Люди на такой стадии бессонницы поминутно могут отключаться, – сказал Стэнтон, возвращаясь в палату. – Давайте попробуем применить к нему другой метод.

Волси лежал с закрытыми глазами, его дыхание было тяжелым и прерывистым. Чель теперь опасалась, как он прореагирует на ее вторичное появление, и на долю секунды у нее возник соблазн выложить доктору всю правду – рассказать о кодексе и связи с ним Волси.

Но она не сделала этого. Несмотря на все страдания Волси, она не могла допустить, чтобы офицеры ИТС и начальство в музее Гетти узнали о случившемся. Возникала совершенно неприемлемая перспектива одновременно потерять и кодекс, и все результаты своих многолетних трудов.

– Сталкиваясь с болезнью Альцгеймера, мы поняли, что пациенты с подобными нарушениями мозговой деятельности порой лучше отвечают на самые элементарные вопросы, вызывающие простейшие воспоминания, – сказал Стэнтон. – При этом важно продвигаться вперед шаг за шагом, чтобы переход от одного вопроса к другому казался естественным.

Волси открыл глаза и посмотрел на Стэнтона, прежде чем перевел взгляд на Чель. Она ожидала встретить в нем враждебность. Но не заметила ничего подобного.

– Начните с имени, – распорядился Стэнтон.

– Но нам уже известно, как его зовут.

– Вот именно. Поэтому просто скажите ему: «Ваша фамилия Волси».

Чель обратилась к больному:

– А би’ Волси.

Когда же тот никак не прореагировал, повторила:

– А би’ Волси.

– Ну би’ Волси, – отозвался он после паузы. «Моя фамилия Волси». В его голосе не слышалось ни нотки враждебности. Казалось, он напрочь забыл об истории с «Фратернидад».

– Он меня понял, – прошептала Чель.

– Теперь спросите: ваши родители тоже зовут вас Волси?

– Родители прозвали меня Отважным.

– Не останавливайтесь, – сказал Стэнтон. – Спросите почему.

И она продолжила, иногда повторяя вопросы несколько раз, но при этом с удивлением наблюдая, как взгляд Волси постепенно проясняется, а внимание делается более сфокусированным.

– Почему они прозвали вас Отважным?

– Потому что у меня всегда хватало смелости сделать то, чего не могли другие мальчики.

– А на что же не хватало смелости другим мальчикам?

– Пойти далеко в джунгли и ничего не бояться, как я.

– Отправляясь в джунгли, когда ты еще был мальчиком, как ты мог там выжить?

– Мне помогали выжить боги.

– Боги всегда защищали тебя в джунглях?

– Да, до тех пор, пока я не разгневал их недавно, они всегда хранили меня.

– И что же произошло, когда ты недавно лишился их покровительства?

– После этого в джунглях они запретили мне переходить в другой мир.

– В какой другой мир? Ты имеешь в виду сон?

– Да, они больше не позволяли моей душе отдыхать и набираться сил в мире духов.

На этом месте Чель прервала опрос по методу Стэнтона, так как ей хотелось убедиться, что она поняла больного правильно. А потому она склонилась ближе и спросила:

– Волси, так ты перестал спать с тех пор, как в последний раз пошел в джунгли? С тех пор как нашел древнюю книгу?