– Впервые, Марей Гордеич.

– Вон оно как! А вы по какой части образованны: по лесам или, как Алёша, по земным богатствам?

Софья помолчала, затрудняясь с ответом. Ей казалось, что старику надо объяснить всё как можно проще, иначе он не поймёт. Но едва Софья начала говорить об археологии, как старик прервал её:

– Да не поясняйте, голубушка. Приходилось мне работать на Дальнем Востоке на таких раскопках. Один учёный приезжал, северные народы изучал. Вскрывали мы их древние поселения и захоронения. Был этот учёный предоволен!

– Зовите меня, Марей Гордеич, Соней, – сказала Софья, радуясь тому, что старик оказался сведущим в её специальности.

– О нет! Не могу так звать, голубушка. Беспременно скажите своё имя-отчество.

– Почему же, Марей Гордеич? – изумилась Софья. – Я ведь совсем ещё молоденькая, мне будет неудобно, если вы начнёте меня навеличивать.

– А я поясню почему. Дело тут не в годах. Вы хоть молодая, а учёная. А учёный человек к мудрости людской прикоснулся. Сотни лет люди эту мудрость по зёрнышку собирали, чтоб через книги по белому свету сеять. Вот и выходит, что учёный человек не годами славен, а своими познаниями.

Объяснение Марея показалось Софье довольно убедительным.

– Если так, то зовите меня Софьей Захаровной.

– Вот и добро! И скажу вам, Софья Захаровна, в нетронутый край вы попали. Многое он людям сулит.

– И Алексей Корнеич вот так же думает!

– И не он один! Люди так думают.

– А как по-вашему, Марей Гордеич, обитаем был этот край в далёком прошлом?

– Беспременно. Тут жили тунгусские племена. Они знали улуюльские места куда лучше, чем русские люди. Только оказалось это знание ни к чему. Погибли эти племена.

– А как думаете, памятники о тех временах сохранились?

– Во множестве! Только разгадать надо, где поселения у них были. Куда их пути лежали? С кем они торговлю вели?

– Если б это разгадать, Алексею Корнеичу легче бы с поисками пришлось.

– Уж это беспременно!

Вдруг послышался голос Краюхина:

– Спасай, Марей Гордеич! До крови нас заели!

К костру подошли рабочие, а за ними и Краюхин.

– Под дымок вставайте! Труту сейчас подброшу, – сказал Марей и бросил в костёр несколько грибов-наростов, сбитых со старых берёз и осин.

Тихая, густо замешанная темнота непроглядным покрывалом укрыла тайгу. В вышине над Тунгусским холмом загорелись неяркие летние звёзды.

Софья проснулась оттого, что в её маленькой одиночной палатке стало жарко. Солнце поднялось уже над лесом и припекало. После дождя, прошумевшего на рассвете, земля была влажной и сейчас, под жаркими лучами, дышала терпкой испариной.

Софья вылезла из палатки, потянулась всем телом, приподымаясь на носках, но тут же опустила руки и осмотрелась.

В какую бы сторону она ни повёртывала голову, перед её взором возникали чудесные картины природы. В это солнечное утро каждое дерево, каждая хвоинка, каждый лепесток были ослепительно зелены, и только бесчувственный человек мог остаться спокойным перед этими живыми чудесами. Софья вспомнила слова Краюхина, сказанные им в дороге, о покоряющей силе природы. «И в самом деле, как много в жизни теряет тот, кто не видит природы или не научился любить её», – подумала она. Софья долго любовалась Тунгусским холмом, вершина которого с гигантскими лиственницами была залита солнечным светом. Тут её застал Краюхин.

– Ну как, Соня? Нравится? – спросил он, подходя от реки.

– Очень красиво, Алёша!

– А как спалось?

– Спала крепко и, кажется, долго.

– Ну, давай завтракай, и пойдём к яме. Марей Гордеич и рабочие уже пошли туда.

– А вы завтракали?

– Давно. Тебя решили не будить на первый раз, но учти: на будущее пощады не будет, – усмехнулся Краюхин.

– Обязательно подымай меня, Алёша. Иначе мне стыдно будет: явилась барынька.

– Ну, ничего, не терзайся. Начнёшь работать, сама чуть свет вставать будешь.

Софья быстро умылась и позавтракала. Через полчаса она пробиралась сквозь чащу вслед за Краюхиным. На спине на ременных помочах Софья несла сундучок со своими инструментами: долотцами, скребками, ножами, увеличительными стёклами, фотографическими плёнками.

Марей и рабочие с лопатами и кирками были уже возле ямы. Один из рабочих, крепкоплечий молодой парень Сёма, от избытка сил, игравших в его мускулах, рубил широкой лопатой кромку ямы.

Софья ещё не видела его из-за кустов, а только слышала глухие удары об землю и звон лопаты.

– Что они там делают? – обеспокоенно спросила она и, не дождавшись ответа Краюхина, как вспугнутая внезапным выстрелом лосиха, кинулась в чащу с криком: – Перестаньте копать!

Удары лопатой тотчас же затихли.

Софья выбежала к яме встревоженная, с раскрасневшимся лицом, с испуганными глазами и, с трудом переводя дыхание, сказала:

– Ну зачем вы копаете? Первое правило у нас такое: ничего не копать зря.

– А я ведь только крапиву и бурьян обрубил, чтобы виднее было, – смущаясь, сказал парень.

– Я тебе говорил, Сёмушка, а ты, видать, ещё неслух, – добродушно улыбнулся Марей.

– Кровь в нём бушует, – пояснил пожилой рабочий.

Подошёл Краюхин. Узнав, что произошло, он долго смеялся, ласково поглядывая то на Софью, то на парня с лопатой.

– А я ведь, Соня, не понял, что произошло. Я решил, что ты испугалась осиного гнезда и бросилась наутёк.

Софья не отозвалась. Она увлечённо осматривала яму, заходя к ней с разных сторон и пощёлкивая фотоаппаратом. Потом она открыла свой сундучок и вытащила из него верёвочную лестницу.

– Держите, Сёма, меня, – подавая парню концы лестницы, сказала Софья, стараясь скорее сгладить осадок от своего выговора.

– А может быть, Соня, сначала мне спуститься? – предложил Краюхин. – Я ведь уже бывал в этой яме.

– Ни в коем случае. Я должна всё сама осмотреть. Помоги-ка вот Сёме, а то он один не удержит меня, – попросила Софья. Она надела на себя брезентовую сумку, положив туда из сундучка какие-то инструменты, взяла в руку электрический фонарик.

– Осторожно, Софья Захаровна, не соскользните или на змею не наткнитесь, – напутствовал её Марей.

– Бог милостив, Марей Гордеич. К тому же здесь не очень глубоко. Алёша падал и цел остался. Мы так и назовём эту яму: Купель Краюхина.

Софья скрылась в яме. Через минуту-другую она крикнула оттуда:

– Подтяните лестницу, она мне мешает.

И вот для всех сидящих наверху наступило томительное ожидание. Софья словно забыла обо всём на свете. Из ямы доносился то скрежет стального долота о камень, то дробные удары молоточка, то пощёлкивание фотоаппарата. Наконец, и это затихло.

Заглянув в яму, Краюхин увидел Софью в мучительной позе. Протиснувшись под выступ, Софья, скорчившись, лежала на спине и делала зарисовки.

– Чем она там занимается, Алёша? – спросил Марей.

– На спине, Марей Гордеич, ползает.

Всех это так заинтересовало, что рабочие один за другим стали подходить к яме и заглядывать в неё. Не устоял от этого соблазна и Марей.

– Ах ты господи, на какие только муки не идут люди, чтобы жизнь была лучше! – воскликнул он.

– А я так скажу: не женское это дело, Марей Гордеич, – заметил пожилой рабочий, поражённый видом Софьи. – Мыслимо ли молодой красивой девушке этакое мучение принимать? Прямо акробат в цирке!

– То-то и оно! – многозначительно отозвался другой. – Ты, Никифор, про это самое в глаза ей не ляпни – на всю жизнь обидишь!

– Ах, Емельян Васильевич, напрасно меня за тумака принимаешь!

Вдруг послышался голос Софьи:

– Лестницу мне!

Краюхин и Сёма опустили один конец лестницы в яму, за другой взялись сами.

Софья быстро поднялась наверх. Руки и лицо её были испачканы в земле, а серый комбинезон стал пёстрым от налипшей на него глины и студенисто-зелёной жижи.

– А, чёрт, мерзлячка! Замёрзла! – поводя плечами, обругала сама себя Софья, с удовольствием подставляя мокрую спину под горячее солнце.