Неподалёку от ямы, которую Софья назвала Купелью Краюхина, были пробиты Мареем, Ульяной и Краюхиным ещё два обнажения. Как и первая яма, они были расположены в чаще, выше по косогору.

Софья решила сейчас же обследовать и эти ямы. Они были неглубокими, и лестница не потребовалась. Софья опустилась при помощи жердей с сучьями, поставленных Краюхиным и Ульяной, когда они работали здесь.

Обследование этих ям Софья провела быстрее. В них больше было света, а главное, тут она не обнаружила той сложной структуры почвы, которой отличалась первая яма.

Когда она поднялась из второй ямы, её окружили изрядно уставшие от ожидания в течение нескольких часов Краюхин, Марей и рабочие.

– Ну что, Соня, скажешь? – спросил Краюхин.

Софья рукавом комбинезона вытерла вспотевшее лицо, стряхнула с себя налипшие комья земли.

– Купель Краюхина – загадка. Понимаешь, совершенно отчётливо прослеживается слой почвы, который, как шов, соединяет два этажа этого углубления. Как всё это произошло – ума не приложу.

– И не только шов, Соня. Я обратил внимание ещё на одну деталь. Вторая половина ямы как бы смещена в сторону. Поэтому яма одна, а горла в ней два: одно – поверхностное, другое – внутреннее.

– Да, да! Я тоже обратила на это внимание.

– Что ты думаешь предпринять?

– Во-первых, я продолжу обследование Купели Краюхина. Во-вторых, ниже этой ямы начнём обнажать горизонты. Причём не спеша и на широкой площади. В-третьих, придётся произвести обнажения на вершине холма. Вполне возможно, что очажок, на который ты наткнулся в яме, образовался в результате оползней. Ну, что же ещё? – Софья беспомощно развела руками. – Да, вот ещё что! – спохватилась она. – Обнажения, сделанные вами, малоинтересны. На мой взгляд, ценнее было бы поискать на вершине холма.

– А мне сдаётся, Софья Захаровна, ниже надо пробовать, – вступил в разговор Марей. – Человек всегда стремится ближе к воде. Там, наверху, – Марей поднял кудлатую голову и махнул рукой в сторону вершины Тунгусского холма, – едва ли люди могли жить, скорее всего они там молились у больших камней.

– Это верно, Марей Гордеич, – горячо сказала Софья. – Если люди обитали тут, то, конечно, они обитали по косогору и в особенности по самому подножию. Это так, но всё-таки если иметь в виду доисторического человека, то холм для него был очень удобен. Он менее доступен для зверя, зато выгоден для охоты на него.

– Так-то оно так, а всё-таки попробуйте обнажить ниже, – сказал Марей.

– Неужто, Софья Захаровна, здесь жил первобытный человек? – изумлённый услышанным разговором, спросил Сёма.

За Софью ответил Краюхин:

– Вполне возможно, Сёма. Но пока доказательств нет.

– Найдём! Весь Тунгусский холм перероем, а найдём, – с неподдельным энтузиазмом проговорил молодой изыскатель.

Все дружно засмеялись, а Сёма продолжал стоять на своём:

– Во что бы то ни стало найдём!

Время уже приближалось к полудню. Краюхин распорядился идти на стан – обедать. Пока варился обед, Софья и Краюхин уточняли план раскопок. Было решено так: основное обнажение произвести в тридцати метрах от Купели Краюхина в направлении реки. Одновременно к этому обнажению будут проложены веерообразным порядком траншеи, которые начнутся в самой близости от ямы и вольются в широкое обнажение. Таким образом, исследованием будет охвачена довольно большая площадь на склонах Тунгусского холма.

– Если это не принесёт ценных находок, тогда попробуем копать на вершине холма и на его плечах, – сказала Софья, когда схема, вычерченная на блокнотном листке, была перенесена в официальный дневник археологических раскопок.

Краюхин согласился с ней.

После обеда бригада вышла на работу. Софья и Краюхин рулеткой измерили площадь обнажения и колышками обозначили его границы. Таким же способом были отмечены и линии траншей.

Потом Софья рассказала рабочим о цели раскопок и о правилах ведения всей работы.

Застучали топоры, зазвенели лопаты. Глухо втыкались в землю тяжёлые кайла.

Марей запалил костры, подтаскивал к ним сушняк и вырубленные с корнем ёлки.

Софья и Краюхин опустились в яму. Ножами и долотами они осторожно очищали с боков ямы траву, мох, слизь, прослеживая изломы буро-серого шва, отыскивая его новые выходы.

Оттого, что работа пошла на лад, и в особенности потому, что рядом был Алексей, Софья переживала такой душевный подъём, какого она никогда ещё не испытывала. Теперь она бестрепетно верила и в себя и в неизбежность интересных открытий здесь, в Улуюлье.

Однако вечером её настроение сильно омрачилось. После ужина, когда рабочие и Марей улеглись спать и они остались вдвоём, Краюхин сказал:

– Завтра утром, Соня, я исчезну.

– Как это – исчезнешь? – не поняла она.

– Натуральным образом, – засмеялся он. – Уйду, Соня, в Заболотную тайгу, в группу Бенедиктина. Мне ведь поручено возглавить её и придать ей геологическое направление.

– Я знаю, что это тебе поручено. А надолго, Алёша, уйдёшь? – упавшим голосом спросила Софья.

– Дней десять пробуду, самое меньшее.

– Ой, как долго! – с болью воскликнула Софья и, помолчав, добавила: – А вдруг, Алёша, в эти дни на раскопках что-нибудь окажется интересное и мне потребуется посоветоваться с тобой? Марина Матвеевна сказала, чтобы я ни одного важного донесения не посылала без тебя.

– Гм, – задумчиво протянул Краюхин. – А ведь верно! – Он замолчал, прикидывая что-то в уме, и, решив, сказал: – Через неделю, Соня, я обязательно приду.

– И опять я осталась одна-одинёшенька, – с горечью проговорила Софья и положила голову на плечо Краюхина.

– Ну, ничего, Соня, будут ещё денёчки, – попытался успокоить её Краюхин.

– Будут денёчки… Ты какой-то равнодушный стал ко мне, Алёша…

– Оставь, Соня. Ты не представляешь, сколько сил потребует от нас Улуюлье!

– Помешался ты на Улуюлье, стал фанатиком и чудаком, милый мой!

– Какой есть, Соня! Лучше быть не могу…

– …да и не хочу, – с иронией в голосе закончила она за Краюхина.

– Скрывать не стану: и не хочу! – твёрдо, с ноткой ожесточения подтвердил он.

– Ну ладно, ладно, ёжик! Не выставляй колючки. Всё равно ведь я люблю тебя до умопомрачения! – примирительно сказала она и принялась жарко целовать его в губы, в лоб, в глаза.

Утром Софья поднялась на солнцевсходе. Марен, как всегда, с обнажённой головой, в широких штанах и широкой рубахе без пояса, босой, хлопотал возле костра. Увидев её, он сказал:

– Доброе утро, Софья Захаровна! А сокол наш уже взмыл.

Софья поняла, что старик говорит о Краюхине. Она не раз слышала, как он называл Краюхина соколом.

– Он же хотел уйти после завтрака, – подавляя в себе обиду, сказала Софья.

– А он позавтракал один. Встал на рассвете, тихонько вскипятил чай – да и был таков! «Пока, говорит, прохладно, я половину дороги пройду». И вот всегда так: быстёр, как ветер!

Марей говорил это, не скрывая восхищения Краюхиным, а Софья чувствовала, что от его слов душа её переполняется счастьем. «Алёша, неугомонное сердце, быстёр, как ветер». Ей казалось, что она думает этими словами, на самом деле она стояла возле своей палатки, смотрела на вершину Тунгусского холма и шептала всё это.

Софья наткнулась на ценные находки гораздо раньше, чем предполагала, и причиной её быстрого успеха отчасти был старый Марей.

Когда рабочие начали вскрывать горизонты на основном обнажении, Марей попросил Софью разрешить ему выемку одной из траншей. Софья вообще не хотела, чтобы человек такого преклонного возраста работал на тяжёлой землеройной работе. Но Марей заявил, что он всю жизнь был землекопом и если ему придётся бросить это занятие, то не раньше того, как настигнет его смертный час. Софья согласилась и стала помогать старику вначале просто потому, чтобы не оставлять его одного, а потом из интереса, который таила раскопка.

Проходку траншеи Марей начал от Купели Краюхина, то есть сверху вниз. Софья сказала старику, что идти снизу вверх удобнее. Но у старика был свой расчёт.