Бьяджио рассмеялся:

— Наш Помрачающий Рассудок — словно дитя малое! Он так предвкушал работу с трийцем. Я посмотрю на это создание, прежде чем от него избавятся. Хочу увидеть сам. Аркус всегда был к ним неравнодушен, а теперь вот Вэнтран пожелал у них поселиться. Мне хочется знать, откуда это берется. — Лицо графа омрачилось. — Я слышал, что они очень красивы. Это так?

— Красивы, мой господин? В глазах других трийцев — возможно. Я видел их не так уж много. Когда я узнал, что этот — из Фалиндара, я поймал его и уехал.

— И ты, конечно, сделал правильно, — ответил граф, прислоняясь к стене. — Времени прошло немало, но я не сомневаюсь, что Вэнтран все еще чего-то от меня ждет. Хорошо, что тебя не видели. Ты прекрасно справился, друг мой. Как всегда. Итак, какие у тебя новости? Симон собрался.

— Как и подозревалось, Вэнтран поселился в Фалиндаре. Он живет со своей женой, трийкой.

— Да, — прошептал Бьяджио. Все знали, что Вэнтран предал империю ради женщины. — Жена. Хорошо…

— Этот воин — один из охранников крепости. На нем была такая же синяя куртка, как и на других воинах из тех мест. Саврос говорит, что в Фалиндаре много таких, как он. Возможно, они охраняют Вэнтрана.

— Надо думать, они считают Шакала героем! — бросил Бьяджио. — Этот человек умеет к себе привлечь. Что еще?

Какую— то долю секунды Симон собирался солгать, но это было немыслимо. Он был Рошанном Бьяджио. Слово «Ро-шанн» на языке Кроута означало «Порядок». Он был избранным, а это значило, что он обязан своему господину всем. Особенно правдой.

— Есть ребенок, — быстро проговорил он. — Девочка. Она от Вэнтрана. Бьяджио ахнул.

— Ребенок? У Шакала дочь?

— Если верить тому трийцу — то да. Она живет с ним в цитадели. Но, кажется, ее редко видят. Возможно, Вэнтран действительно по-прежнему вас боится. Кажется, этот триец понял, что я там делаю. Я понял это по его глазам, когда захватил его в плен.

Бьяджио засмеялся и захлопал в ладоши:

— Превосходно! Ребенок! Лучшего и желать было нельзя! Захватить ее… Вот это была бы боль, правда, Симон? Это было бы великолепно!

Именно такого предложения Симон и ожидал.

— Только если до нее можно было бы добраться, господин. Но мне кажется, что это маловероятно. Если она в крепости, то ее наверняка бдительно охраняют. Лучше нам просто убить Вэнтрана. Если он отправится на охоту или…

— Нет! — резко ответил Бьяджио. — Это не боль, Симон. Это не потеря. Когда Вэнтран предал Аркуса, он приговорил его к смерти. И он отнял Аркуса у меня. Я любил Аркуса. Я уже никогда не буду прежним. И Нар тоже. — Граф с отвращением отвел взгляд. — Ты меня разочаровал.

— Простите меня, — тихо попросил Симон, поспешно вкладывая руку в руку Бьяджио. — Я знаю, как вы скорбите, господин. Смерть императора по-прежнему причиняет боль нам всем. Я просто хотел предложить такую месть, которая кажется мне осуществимой. Захватить его дочь или жену…

— Будет единственной достойной местью, — закончил вместо него граф. — Он должен страдать так же, как страдал я. Я отниму у него все самое дорогое, как он отнял у меня Аркуса. — Бьяджио больно сжал пальцы Симона. — Молю тебя, друг мой: пойми меня! Я здесь один, если не считать тебя. Остальные меня не знают. Они следуют за мной из одного только честолюбия. Но мне нужна твоя преданность, Симон.

— Она всегда ваша, господин, — ответил Симон. — Вы знаете, что я вам верен. Рошанны всегда будут с вами.

И это была правда. Хотя Симон не был уверен в собственной верности, множество других членов тайного общества Бьяджио были рассеяны по всей расколовшейся империи. Бьяджио создал их из праха ферм Кроута, использовал их для того, чтобы свергнуть собственного отца, а потом — чтобы служить императору. Что бы ни стало с Бьяджио и его планами на трон, Рошанны всегда будут принадлежать ему. Он был их основателем, их богом, их маяком. Бьяджио был жизнью Рошаннов, и его агенты его обожали.

— Не надо думать о смерти Аркуса, господин, — попробовал утешить его Симон. — Думайте о другом. Вы нужны нам. Вы нужны Нару. Только вы способны воссоздать империю.

Бьяджио тихо засмеялся.

— Никто не способен так править с Железного трона, как это делал Аркус. Но я попробую, если получится.

— Скоро? — спросил Симон.

— Время — это роскошь, которая есть у нас и которой нет у наших врагов, мой друг. Нас защищает флот Никабара, в нашем распоряжении все богатство этого острова. Эрриту и его друзьям до нас не добраться. И у нас есть снадобье! — Лицо Бьяджио стало насмешливым. — Интересно, как Эр-рит себя чувствует в последнее время. Его мучения должны уже стать нестерпимыми. Бовейдин считает, что в конце концов абстиненция его убьет.

— Прекрасно, — сказал Симон, вытирая пот со лба. — И наше изгнание закончится.

— Но это будет не таким сладким концом, как тот,… который я для него придумал, — парировал Бьяджио. — Поверь мне, мой друг. Узурпаторов ждут сюрпризы. Пусть они мучаются без снадобья и гадают, что мы им готовим. Эррит говорит, что страдание полезно для души.

Оба рассмеялись, представив себе, как пухленький епископ сохнет без дарующего жизнь снадобья. Когда Бьяджио со своими сторонниками бежал на Кроут, в Наре не осталось никого, кто мог бы синтезировать снадобье. Пусть Эррит захватил трон — но у Бьяджио есть Бовейдин, а маленький ученый никогда не выдавал состав своего снадобья. И что еще важнее, у графа был адмирал Никабар. Командующий Черным флотом дал им возможность бегства. Его дредноуты покинули Нар и епископа Эррита, и даже в эту минуту плавучие боевые машины адмирала темными силуэтами качались у горизонта, патрулируя воды вокруг острова Бьяджио. Кроут стал их новым домом, и граф был более чем гостеприимен. Они все жили здесь по-королевски, пили вина и ели яства Бьяджио, а его слуги ухаживали за ними. Тоскуя по дому, они даже назвали крошечный остров «Малым Наром».

— Я долго отсутствовал, господин, — сказал Симон. — Какие еще известия были из Черного города? Эррит сидит на троне?

— Не один. Я так и думал. Он заставил Форто работать за него. Генерал притворяется императором, хотя и не решается так себя называть.

Симон обеспокоенно поднял брови:

— Значит, нет надежды, что его армия присоединится к нам?

— На это никогда не было надежды. Форто слишком честолюбив, чтобы упустить трон. И у нас всегда были плохие отношения, даже когда Аркус был жив. Форто знал, что его единственным шансом на власть был союз с Эрритом. — Бьяджио презрительно улыбнулся. — Наш проклятый епископ — человек умный. Сейчас у нас суша против моря.

— Тогда нам необходима полная уверенность в верности Никабара, господин. Мы обречены, если потеряем его флот. Бьяджио возмутился:

— Симон, ты меня изумляешь! Дакар — человек хитрый, но он никогда не был предателем. Он мой друг, как и ты. Я не хочу даже слышать подобных подозрений.

— Мой долг — заботиться о вас, господин, — объяснил Симон. — Я буду следить за ним не потому, что я сомневаюсь в ваших словах, а потому что вы мне дороги. Чтобы противостоять легионам Форто, нам необходим флот адмирала.

— Ах, Симон, — рассмеялся граф, — да ты — настоящая клуша! Неужели ты думаешь, что в твое отсутствие я сидел сложа руки? Кое-что уже приведено в движение. — Он сделал пальцем круг. — У меня планы не на одного только Вэнтрана! Эррит и Форто скоро узнают, каково связываться с графом Бьяджио.

Лицо Бьяджио расплылось в ухмылке, и Симон внезапно почувствовал себя ужасно глупо. Ну, конечно, его господин действовал! Как он мог в этом усомниться? Это была умственная работа, мудрая и хитрая, и ее трудно было увидеть и оценить. Вот почему они поклялись ему в верности, вот почему сам Симон стал Рошанном. Бьяджио гениален. Иначе, чем ученый Бовейдин или безумец Саврос. Бьяджио родился с талантом к интригам. Сам Аркус понял это и сделал графа своим ближайшим советником. В дни прежней империи Рошаннов Бьяджио его «Порядка» страшились даже больше, чем солдат Форто. Он был невидимой армией, легионом призраков.