— Я вовсе не хочу быть с тобой навсегда, — возразила Кассандра. — Ты злодей, я не люблю тебя.

— Да, — прошипел Акила. — Я знаю. Ты любишь Лукьена. Но у тебя в запасе целая вечность, чтобы забыть его, Кассандра.

Кассандра молчала, не реагируя на обвинения.

— Нечего сказать, жена моя? Ты, должно быть, держала меня за идиота. Но я знаю, что случилось между тобой и им. И я об этом позаботился. Лукьен ушел. Тебе никогда не увидеть его снова.

— Ты убил его? — выдохнула Кассандра.

— Нет, но убью, если понадобится. Если ты снимешь этот амулет или позволишь увидеть себя, или что-нибудь случится, и чары, охраняющие тебя, исчезнут, я поймаю Лукьена и убью его.

— Нет…

— А если он вернется за тобой в Лиирию, его казнят.

Кассандра начала всхлипывать.

— Акила, пожалуйста… послушай, что ты говоришь!

Акила слушал, и ему все нравилось. Теперь он стал могущественным, как никогда прежде. Люди боялись его. Такие, как барон Гласс. Такие, как Лукьен. С закрытыми глазами он коснулся щеки Кассандры. Почувствовал на ней слезы, и это ему тоже понравилось.

— Я же сказал, что никогда не позволю тебе уйти, Кассандра.

Потом повернулся и подошел к двери. Отпер ее ключом, затем вышел и захлопнул за собой. Он с трудом нашел в темноте замочную скважину, но все-таки сумел сделать это. Повернул ключ в замке и удалился, сопровождаемый душераздирающими криками жены.

Гилвин Томз сидел в кресле, вытянув ноги и разглядывая замысловатый механизм в руках Фиггиса. Строго говоря, это был башмак, но через каблук протянулись пружины, а к верху — привязаны ремешки. И очертания он имел самые невероятные. С точки зрения Гилвина, башмак представлял собой, скорее, устройство для пыток, чем обувь, но, учитывая, что это подарок ко дню рождения, юноша смог выдавить из себя слабую улыбку. Сегодня ему шестнадцать, и если бы мать была жива, она поцеловала бы его. Но мать умерла два года назад, так что поцелуя ему не видать. Вручая подарок, Фиггис просиял; его слезящиеся глаза сверкали. Над этой вещицей он долго и тяжело трудился, потому и гордился ею. Изуродованная нога паренька была вытянута, и он почти не шевелил сросшимися пальцами. Конечность выглядела так с самого рождения, и ее вид нимало его не беспокоил, равно как и вид почти бесполезной руки. Он откинулся назад, когда Фиггис прилаживал башмак к ноге. Боли он не чувствовал, только странную неловкость. Теку, обезьянка Гилвина, в возбуждении стала раскачиваться на шесте; ее золотистый хвост извивался, как змея.

— Расслабься, — велел Фиггис. Одной рукой он держал лодыжку Гилвина, другой — двигал башмак вперед и назад. — Знаю, он выглядит странным, но, если все будет в порядке, ты еще не раз поблагодаришь меня.

Гилвин никогда не забывал о благодарности. Долгие годы Фиггис был ему словно отец. Или, скорее, как дедушка. А сейчас он обещал парню, что тот сможет ходить без костыля…

— Если он будет действовать, смогу ли я бегать? — спросил Гилвин.

— Давай сначала научимся ходить, а?

Теку восхищенно заверещала. Она обернула хвост вокруг жерди и съехала вниз, чтобы разглядеть новую вещь получше.

— Если все будет хорошо, тебе уже не понадобится помощь твоей маленькой подружки, — заявил Фиггис. — Ты и сам сможешь доставать свитки, которые высоко хранятся.

Гилвин улыбнулся.

— Слышишь, Теку? Ты вскоре можешь лишиться работы.

— Нет, нет, — запротестовал Фиггис. — Ей всегда найдется, чем заняться, как и всем нам.

Он мягко продвинул ногу Гилвина дальше в башмак. Парень почувствовал, как скрюченные пальцы достигли края кожаной подошвы, и заметил, что очертания башмака как раз соответствуют деформации стопы. В отличие от плоских подошв другой обуви, эта имела закругление. Башмак на удивление идеально облегал ногу!

— Ну что, хорошо? — спросил Фиггис.

Гилвин кивнул:

— Похоже, что так.

— Отлично. А теперь не сопротивляйся. Позволь ноге скользнуть на свое место.

Гилвин расслабил ногу, как только мог, и башмак ловко устроился на ноге. Некоторое давление ощущалось, но Фиггис объяснил: это необходимо. Старый библиотекарь покачал башмак в разные стороны и, не найдя изъянов, довольно улыбнулся.

— Прекрасно. Значит, будет действовать.

Он начал затягивать ремешки, охватывавшие ногу Гилвина почти до колена. Гилвин следил за дверью кабинета Фиггиса. Он слышал голоса в коридоре и надеялся, что никто не войдет и не помешает. Как всегда, в библиотеке было полно народу. Стоял полдень — лучшее время для посетителей, и сегодня явилась группа ученых из Марна. Они держались с Гилвином вежливо, но в глазах отражалась жалость к парню-калеке.

— Так слишком туго, — пожаловался Гилвин. — Прямо в кожу врезается.

— И должно быть туго, — отозвался Фиггис. — Я же объяснял тебе: в противном случае он не удержится на ноге. — Его старые пальцы осторожно стягивали ремешки, стараясь не причинить юноше вреда. Закончив, он откинулся назад, дабы осмотреть свой труд. — Ну вот. Что ты думаешь об этом?

Гилвин рассматривал башмак. Выглядел он странно: каблук на шарнирах, куча пружин и пряжек, но нога чувствовала себя прекрасно. Немножко жмет, зато облегает идеально. Даже Теку, казалось, одобряла новшество. Мартышка прыгнула с полки на кресло Гилвина и взобралась ему на плечо, не сводя желтых глаз с ноги в новом башмаке.

— Спасибо, Фиггис. Мне нравится, — с чувством сказал Гилвин.

— Пока не благодари, — ответил старик. — Нужно провести серьезное испытание, — он взял Гилвина за руки и помог подняться. — Вставай…

Гилвин вначале перенес вес на правую, здоровую ногу, затем слегка наступил на новый башмак. Шарниры в каблуке заскрипели.

— Нужно добавить масла, — заметил Фиггис.

Гилвин нажал немного сильнее. К его удивлению, башмак держал ногу, и лодыжка стояла прямо. Он почувствовал, как натянута кожа башмака, как плотно ремни охватили голень. Покачиваясь, он полностью наступил на ногу.

— Спокойно, — велел Фиггис. — Я держу тебя.

Для Гилвина, никогда прежде не стоявшего на двух ногах, это был настоящий триумф. Он не мог удержаться от широкой улыбки. С помощью Фиггиса он сделал шаг вперед и обнаружил: башмак все еще держит ногу. Пружины мягко тянули вперед, придавая силу мышцам, почти атрофировавшимся много лет назад.

— Работает! — радостно воскликнул Гилвин.

— Осторожнее, — заметил Фиггис. — Тебе нужно привыкнуть.

Гилвин старался удержать равновесие, используя здоровую ногу. Когда это удалось, он залился счастливым смехом. И снова сделал шаг, а удивительный башмак тянул его вперед. Раскинув руки для равновесия, Гилвин делал первые настоящие шаги в жизни.

— Тебе удалось это, Фиггис. Я могу ходить!

Фиггис просиял.

— С днем рождения, мой мальчик.

Гилвин с улыбкой повернулся к наставнику.

— Чудесный подарок, Фиггис. Спасибо тебе!

Фиггис уселся в кресло Гилвина, восхищаясь собственной работой. Он улыбался во весь рот, демонстрируя отсутствие зубов.

— До чего же радостно поглядеть, как ты здесь стоишь — ровно, как стрелочка. Твоя мать гордилась бы тобой.

Гилвин кивнул: он тоже хотел бы этого. У Бейт Томз никогда не было много денег, но сыном она не уставала гордиться. Когда мать была жива, Гилвин нечасто виделся с ней, занятый обучением библиотекарскому делу у Фиггиса. Но мать не обращала на это внимания. Она почти всю жизнь прослужила в Лайонкипе, будучи одной из бесчисленных служанок, следивших за чистотой в замке, и знала, что ее мальчик в миле от нее, под присмотром старого ученого. Так повелось с тех пор, как Гилвин выучился читать. Фиггис стал его приемным отцом. Но Бейт всегда была неподалеку, радуясь и гордясь сыном-ученым.

— Тебе нужна практика, — предупредил Фиггис. — Вначале расслабь ногу, не дави. Иначе нога покроется ранами, пока мышцы не окрепнут. Ничего, скоро привыкнешь и будешь сильнее.