Они это помнили. И отплачивали верностью, среди людей невиданной.

— Каков авантюрист! — фыркнул откуда-то сбоку Маг-эр-Тайер Воладар, не то дедушка, не то дядюшка моему риану, один из немногих, кто был старше меня и просто принес клятву верности на крови. — Обвел всех вокруг пальца и доволен.

— Точно! — рыкнул Думар, тряхнув взлохмаченной черной гривой. — Давай, колись, что задумал!

Они толпились в моей голове, желая удостовериться, что я действительно жив, цел и непрозрачен. Будь их воля, они бы и палочкой в меня тыкали для большего уверения, но за такую наглость можно было и по шее получить. Галдели, как дети, забыв про субординацию, военное время и приличия.

— Вон из моей головы и молчать! — наконец, рявкнул я, поняв, что просто так они не отстанут. — Вы гвардия или кхаэльские детишки?!

— Что-то ты странный стал, Мастер, — озабоченно заворчали мои орлы. — Выглядишь уж больно аккуратно, невидаль всякую поминаешь, силы в тебе больше, чем два часа назад было…

Они издеваются?! Я невольно зарычал, да так, что они отпрянули в разные стороны. Даже сын испуганно шарахнулся прочь, подальше от меня, поближе к старшему Воладару. Раздражение поднималось горячей волной вдоль хребта, постепенно переходя в ярость. Запоздало промелькнула мысль, что я зря вызверился — они ведь всего лишь беспокоились обо мне. Но сожаление тут же смыло гневом, и чем больше я старался сдержать его, тем быстрее он перерастал в боль — как будто кто-то залил мне в позвоночник раскаленный свинец, и теперь тот норовил растечься по ребрам. Зрение затянулось багровой пеленой, в ушах стоял гул крови. Огненная боль распирала изнутри.

«Убей их» — шептала она. «Убей недостойных, утоли гнев!»

— Отец! Что с тобой творится?!

Голос Бастаена, смутный, глухой, как сквозь вату. Сын тревожно заглядывает мне в лицо. Глаза глубокие, фиолетовые, как у матери. Затягивают… Когда это я успел оказаться на коленях прямо посреди захламленной улицы? Крылья судорожно скребут жесткими перьями по пыльным камням. Откуда они? Я вовсе не желаю их распускать! Расплавленный стержень снова шевелится вдоль спины. Ребра сдавливают внутренности, сердце скачет бешеным зайцем. Боль швыряет наземь, но упасть не дают, подхватывают рук в шесть а то и восемь разом.

— Мелкаэн! Живо смотри, что с ним!

Наш штатный «безумный ученый», одновременно лейб-медик и маг-целитель.

— Что-что, — ворчит он, суетясь вокруг меня, я его почти не слышу. — Дар проснулся, готов меняться. В лагерь надо, к Змею. Зеленым будешь, Мастер!

— И ушастым! — поддакнул Айвар. — Отрасти уши, как у Старейшины!

— Заткнись, Фиц! Ему не до тебя сейчас.

Первые шагов сто я честно пытался идти сам. Потом парням это надоело, и они, вскинув меня на плечи, рысью ринулись по улицам. Сознание не померкло, но как будто чуть отступило, превратившись в стороннего наблюдателя. В голове поселилась бездумная пустота, а кто-то посторонний внутри меня равнодушно подгонял парней короткими беззвучными командами. То жар, то боль волнами прокатывались по телу, крылья пытались дергаться то расползаясь в вязкое полупризрачное марево, то снова обретая форму.

— Разь, давай закоулками, незачем местным нас видеть.

— К разрушенной стене?

— Ага. Я уже послал весточку Змеевым следопытам, они нас ждут

— Ты что, с ума сошел?! Представляешь, что начнется, если сейчас по армии слух пройдет?

— Не пройдет, им же неохота без зубов ходить.

Их перепалка становилась все тише, взволнованные голоса отдалялись, пока я совсем не сполз в беспамятство. А там, в плотной темноте, не переставая, шептал чей-то скрежещущий голос, как будто кто-то водил напильником по костям:

— Убей их, убей всех, убей недостойных! Ты сильнее, я сильнее! Имеет право жить только сильный! Впусти меня, убьем их вместе… Впусти… Впусти… Свободен… Буду свободен…

И почему не получается заткнуть уши? Движение прекратилось. Неужели добрались? У меня не было голоса, чтобы спросить. До сих пор с содроганием вспоминаю те бесконечные часы абсолютной беспомощности без зрения, слуха и дара речи. Даже телепатия мне отказала. Я свернулся клубком в коконе неподвижного чужого тела и… нет, не думал. Просто ждал, устало слушая повторяющийся скрежет назойливого голоса. Он знай себе твердил одно и то же — убей да убей. Не будь я к тому времени уже сумасшедшим, наверняка рехнулся бы. А так я всего лишь дождался, пока ко мне вернулся хотя бы обычный слух.

Шаги, звяканье. Скрип кожи, металла, дерева. Негромкие голоса караульных в отдалении. Едва слышный шорох ветра по тяжелой плотной ткани шатра, совсем далекий гомон лагеря за ними. Благословенные звуки!

Рядом со мной кто-то был. В несколько раз обострившийся слух различал даже самые тихие движения, текуче-плавные, как у змеи.

— Тореайдр? — не сразу я вспомнил, как надо разговаривать, вот незадача. Вместо нормальной речи получился только невнятный бульк.

— Пришел в себя? — сразу же отозвался Старейшина. — Это хорошо. Признавайся, где был и чью кровь ухитрился выпить?

— На Хэйве был, — не стал отпираться я, понимая, что с Тореайдром Манвином по прозвищу Зеленый Змей играть все равно бесполезно — все выведает. Или уже все знает. — Владыка Кетар эль Сарадин милостиво напоил меня своей кровью.

Послышалось изумленное шипение — это Змей со свистом втянул воздух.

— Неплохо залетел, — изрек он, подсаживаясь ко мне. — То-то твоя Сущность себя так странно ведет. Ты хоть понимаешь, что результат трансмутации может оказаться непредсказуем?

Раздался тихий звук вспарываемой когтем кожи, в нос ударило ароматом крови. Тореайдр решил поделиться своим нектаром? Славно. Меня приподняли и ткнули носом в раскрытую жилу, как слепого щенка. Хотя, почему как? В тот момент я им и был.

Его кровь обжигала язык и горло, как крепкая перцовая настойка, к солено-металлическому вкусу добавлялся пряный отголосок, ощутимый только ифенху. Я пил, вытягивая все, что было дозволено, не останавливаясь и откровенно жадничая. Знал, что если прервусь — больше мне не дадут.

— Хватит, отцепись, клещ болотный! — ну вот, меня оттолкнули. — Так ты и меня свалишь.

Тореайдр отобрал у меня руку и отошел, зажав ладонью рану. Он, в отличие от моих орлов, чувства свои старался не показывать — на то он и последний Старейшина Темных. Но, если бы Зеленый Змей не приютил когда-то у себя на болотах одного молодого и глупого бездомного волка, да не научил многому из того, что знал сам… Неизвеcтно, как повернулась бы история.

Он был первым, кто заставил ифенху взбунтоваться против своих создателей — ныне полностью вымерших Темных вемпари, он вывел наш род из лабораторий в широкий мир и научил выживать. С его помощью ифенху перестали быть всего лишь сосудами для душ и памяти вымирающих от бесплодия птиц, боевыми машинами, в которые специально была заложена ненависть к хильден, вечным противникам птиц. Из тех двенадцати, что когда-то возглавили самые первые наши рода, Тореайдр единственный остался в живых.

Именно он когда-то разглядел во мне Аль-хэйне и чуть ли не пинками заставил сплотить потрепанных бесконечными войнами за выживание ифенху в единое целое. Он, насколько возможно, старался дать мне семью, хоть у нас это и не очень принято. Вот и сейчас вместо того, чтобы заниматься делами войска, он сидел со мной. Вернее, с нарочитой ленивостью расхаживал туда-сюда.

Так тошно от боли мне еще никогда в жизни не было. Она заполнила все тело, словно желая, чтобы оно расползлось по волоконцу, но вместе с тем, в голове прояснилось, безумный шепот, о котором я благоразумно решил промолчать, растворился где-то в темных закоулках сознания. Из боли легко можно черпать силу и пускать ее в дело — и я старательно переплавлял собственное страдание в энергию, которой телу требовалась уйма. Понемногу возвращалось и зрение, так что теперь я видел над собой купол шатра и темно-зеленое, кое-где украшенное чешуйками хищное лицо Тореайдра с казалось бы равнодушными змеиными глазами. Однако левое стоячее перепончатое ухо Змея нервно дергалось — старик переживал, хотя очень старался этого не показывать.