Корабль шел по следу взорвавшихся бомб, острым форштевнем разрезая воду.

— Если лодка всплывет — иди на таран, — бросил Максимов.

— Я так и хочу… — отозвался Зайцев, с нетерпением ожидая того момента, когда лодка, получив прямое попадание, начнет всплывать…

Он повторил залп. Но проходили долгие, томительные минуты, а по воде катились все те же темные барашки…

«Неужели промазали?» — сказал про себя Максимов и, досадуя, прикусил нижнюю губу. Ведь все было как надо. Вовремя обнаружили лодку, уклонились от торпеды. Молодчина Анисимов, дал полную нагрузку дизелям, обеспечил маневрирование: точно по пеленгу вышли на боевой курс. А попали или нет — кто знает! Лодка молчит, не слышно ее моторов. Но это еще ровно ничего не значит. Она могла уйти большим ходом, а потом выключить моторы, создать видимость, будто уничтожена. На самом же деле притаиться и ждать удобного случая для новой атаки.

Зайцев был тоже крайне возбужден. Он читал, будто у японцев есть торпеды, управляемые человеком. И почему-то вспомнил сейчас об этом. Эх, будь у него такая торпеда, он бы, не задумываясь, втиснулся в металлическое тело, крепко уцепился руками за ее рули и нырнул на глубину, лишь бы найти и добить эту проклятую субмарину. Но реальность такова, что надо идти дальше и продолжать поиск, который неизвестно чем кончится…

Тральщик продолжал бороздить это необычное озеро, акустик слушал привычные шумы воды, пытаясь обнаружить звуки винтов чужого корабля, но их не было…

А тем временем Шувалов, не отрывая глаз следивший за морем, заметил вдали что-то странное, покачивающееся на воде. Подумал: если перископ лодки — он должен прочертить след. А тут никаких следов, просто болтаются на воде какие-то деревяшки, перекатываются с волны на волну…

Он доложил Зайцеву, и тот, наведя бинокль, мгновенно изменил курс и прибавил ход, продолжая наблюдать. Он тоже видел обломки дерева, какие часто встречаются во время плавания. Обычно моряки никогда на них не обращают внимания. Известное дело: выбросят за борт ящик, разобьет его волной, вот и плывут доски. А Максимов подумал: в этом далеком районе почти нет судоходства. Откуда в таком случае взялись щепки, раскачивающиеся на волнах? И сказал:

— Давай-ка туда. Посмотрим, что за деревяшки плавают.

Зайцев на несколько минут застопорил ход. Трофимов сбежал вниз к морякам боцманской команды, которые баграми вылавливали и поднимали на борт ровные, аккуратно отшлифованные бруски с надписями на немецком языке.

Не разобрав, что там написано, Трофимов с победоносным видом явился на ходовой мостик:

— Немцам крышка! Угробили гадов! Вот доказательства, товарищ комдив, — сказал он, протягивая деревянные бруски.

Максимов и Зайцев с любопытством рассматривали бруски, читая немецкие надписи.

На мостик поднялся и механик Анисимов.

— Потопили! Определенно потопили! — радовался Трофимов, чувствуя, что именно в эти минуты наступит перелом в его напряженных отношениях с начальством. — Разрешите доложить в базу!

— Никаких докладов, — резко ответил Максимов. — Хотят нас одурачить, а вы клюете на эту удочку. Они еще не так хитрили. Соляр выпускали на поверхность, а сами уходили, помахав платочком…

Зайцев перевел ручку машинного телеграфа на «средний ход» и тут же крикнул сигнальщикам:

— Внимательно наблюдать!

Все нехотя расходились, обескураженные и огорченные. Явно недовольный и сконфуженный Трофимов вместе с Анисимовым спускался по трапу.

— Вечно этот комдив… Вожжа ему под хвост попала! — возмущался Трофимов. — Факт налицо! Где бы доложить по команде и народ порадовать, так нет же, если все считают — лодка потоплена, он скажет наоборот…

Анисимов промолчал, и Трофимов, не встретив сочувствия, поспешил в корму на запасной командный пункт.

Шувалов вторую смену стоял на вахте, а рядом с ним неизменный подшефник Серега. И еще были выставлены наблюдатели на тот случай, если в самом деле лодка осталась жива и попытается произвести повторную атаку.

В напряженном поиске и предчувствии каких-то новых событий прошла ночь и занялось хмурое утро.

Максимов и Зайцев — оба ни на минуту не отлучались с ходового мостика. Разве могла прийти мысль об отдыхе, если с каждым новым поворотом винта корабль подстерегала опасность!

Впереди белела широкая полоса льда, и, глядя на нее, Зайцев думал, что где-то там нужно пристать и оттуда начинать нелегкий рейд к Мысу Желания.

Он стоял положив руки на ограждение, погруженный в раздумье, а тут новое донесение из акустической рубки: слева шестьдесят пять шумы подводной лодки противника. Первая реакция Зайцева — изменить курс. Жаль, что нет рядом Трофимова, сказать бы ему пару теплых слов на соленом морском языке: «Полюбуйтесь, вот она, потопленная…»

Но было не до того. Зайцев принимал донесения акустика и чуть приглушенным голосом отдавал команды: «Право руля!», «Лево руля!», «Так держать!». А в это время повсюду на боевых постах в нетерпеливом ожидании стояли люди, готовые привести в действие всю огневую силу.

Только на одно мгновение Зайцев в чем-то засомневался и глянул Максимову в глаза, точно хотел спросить: все ли правильно и что делать дальше?

— Терпение! — жестко произнес Максимов. — Пусть она стреляет в… лед, потом всплывает. Тут-то и будет ей крышка.

Между тем кажущееся бездействие Зайцева выводило Трофимова из себя. Так и подмывало подняться на мостик и крикнуть во все горло: «Что же вы не атакуете?!» Он с трудом удержался, зная, что будет еще одна неприятность.

Зайцев маячил у всех перед глазами, собравший всю волю, полный какого-то непонятного ожидания.

— Торпеда! — донесся голос Шувалова.

Все находившиеся на мостике и на палубе вновь увидели на воде узенький желобок, заволновались. Зайцев и тут оставался пассивным.

«Атаковать! Быстрее атаковать!» — хотелось крикнуть Трофимову.

Зайцев стоял в предельном напряжении и не отрывал взгляда от торпеды, мчавшейся к ледяной кромке. Она прочертила длинный след и с хода врезалась в лед. Грохнул взрыв. К небу поднялась масса битого льда, повисла на секунду и затем, подобно горному обвалу, рухнула обратно в воду.

И тут произошло то, чего не ожидал никто, кроме Максимова. Вместо атаки подводной лодки Зайцев перевел ручку машинного телеграфа на «стоп» и, наклонившись к переговорной трубе, приказал:

— Стоп дизеля!

Трофимов, ошеломленный таким поворотом, сказал про себя: «Сумасшедший! Упустил такую возможность! Следующая торпеда — в борт! Распорет корабль! И все! Треску кормить будем…»

А Зайцев был поглощен своими мыслями, каждый мускул его тела жил в напряжении.

— Смотреть внимательно! — несколько раз негромко повторил он.

На корабле возникло полное замешательство. Люди не понимали, что происходит. Установилась тишина. Только тикали часы в рубке, и слышалось легкое жужжание гирокомпаса. И вместе с тем в этой напряженности и тревоге ощущалась значительность приближающегося момента.

…Шувалов первым обнаружил вдали подозрительное бурление и едва успел доложить, как, тяжело дыша и поднимая волну, начала всплывать немецкая подводная лодка. Показался перископ, и за ним обнажилась рубка.

Еще никогда во время учений и практических стрельб Зайцев не командовал так проворно: приборы управления стрельбой едва успевали фиксировать его приказания…

Среди ледяной пустыни просвистели снаряды. Зайцев впился глазами в окуляры бинокля.

— Ах ты черт! — процедил он с досадой, видя, что первые снаряды взорвались с недолетом. Тут же дал необходимую поправку. Другие снаряды упали ближе к цели. И наконец взяли цель в вилку. И в тот, должно быть, последний момент, когда лодка собиралась уйти под воду, она была накрыта точным попаданием. Над морем взвилась шапка оранжевого пламени и прокатился долгий грохот…

— Дробь! Орудия на ноль! — прокричал Зайцев. Он был доволен: бой протекал скоротечно, как задумано.

Максимов подошел к нему и незаметно для всех остальных стиснул его руку.