И так как Маккибин не сказал ни слова о том, кто подбросил эту идею, Силайс понял: теперь не время заикаться об авторстве! А поразмыслив, пришел к выводу, что, пожалуй, лучше вообще помалкивать. Кто знает, выйдет ли еще что-либо путное из всей этой «операции»? Чекисты — это Силайс знал по опыту — умеют разрушать самые обдуманные операции. Тогда каждому захочется свалить с себя ответственность, и может прийти такой момент, когда все взгляды и указующие персты упрутся в тебя.
И Силайс, оставив привычный тон похвальбы, принялся за самую черную работу.
В шпионских школах людей натаскивали, как собак, то есть приучали действовать инстинктивно. Возникала опасность — спрячься, притворись камнем, деревом, травой. Гонятся — стреляй, авось отобьешься. Силайс видел, как стрелял Вилкс. Вилкс умел стрелять через плечо, не оборачиваясь, по отражению в зеркале. Эгле даже и в школе спал с заряженным пистолетом, а при стрельбе никогда не отводил руку от бедра, чтобы невозможно было выбить пистолет. На убийство-то их натаскали, только успеют ли они выстрелить хоть один раз?
Силайс чувствовал, что операция разрастается, как снежный ком. Уже начались совместные совещания с работниками морского штаба. В здании разведки замелькали люди в адмиральской форме. Появились и сухопутные вояки и тоже в генеральских чинах. На одном из совещаний, куда вызвали и Силайса, и Жакявичуса, и Ребане, как специалистов по Прибалтике, побывал даже личный секретарь премьер-министра: он, видимо, должен был посвятить премьера во все тонкости предполагаемой операции.
На этом совещании речь шла уже о том, что пора обложить Советы, как медведя в берлоге, со всех сторон. Военные базы, созданные чуть не на всех границах Советского Союза, требовали детального уточнения «целей первого удара». Военные ссылались на дороговизну нового оружия. Стрельба по площадям, говорили они, для Советского Союза не опаснее укуса блохи. Попробуйте отыскать на такой территории самые уязвимые места! — иронизировали они. Нужна тщательнейшая разведка, требовали они. Мы должны точно знать, где находятся танкодромы, авиазаводы, ракетные базы и склады атомных бомб противника, настаивали они. И получалось, что во всех бедах виноваты разведчики, которые до сих пор не выложили перед ними карту артиллерийских и авиационных целей.
Свои иронические мысли Силайс держал при себе. Он скромно сказал, что надеется открыть дорогу разведчикам, — только и всего. А уж остальное будет зависеть от оперативности тех, кому доверят «изучение» противника.
Он предполагал, что вся операция — если, конечно, она удастся! — продлится полгода. Его посланцы за это время изучат обстановку, свяжутся с отрядами «лесных братьев», подыщут открытые места на побережье, устроят тайные аэродромы в лесах, и следующей весной «дорога на Восток» будет подготовлена. А уж затем дело Маккибина и Янга «регулировать движение» по этой дороге.
Но что-то во всем этом распорядке было недостаточно продумано. Силайс невольно вспомнил старую русскую солдатскую песню: «Гладко писано в бумаге, да забыли про овраги, а по ним ходить!» Вместо ранней весны, — как настаивал Силайс, — первую группу разведчиков отправили поздней осенью. Правда, через десять дней после высадки Вилкс доложил, что все благополучно, но дальше начались неприятности. Нет паспортов. Нет связи с «лесными братьями». Только к весне мелькнуло имя руководителя подпольной группы Будриса и сообщение о переходе в отряд…
Первый год был потерян.
И вот теперь, когда Англию, наконец, обогрела атлантическая весна, дело как будто сдвинулось с места. Правда, жаль Вилкса. Бедняга, оказывается, проболел всю зиму. Но каков характер у парня! Даже не жаловался. Только недавно, когда дело пошло к теплу, а ночи еще долгие, темные, попросил помощи.
Вот какие мысли были у Силайса, когда в конце марта он увидел, наконец, утвержденную полковником Маккибином радиограмму для Вилкса:
«Предпринимай меры по подготовке рыбака, который мог бы в одну из ночей между двадцать четвертым апреля и четырнадцатым мая вывезти тебя и назначенного руководством влиятельного человека в какой-нибудь заранее назначенный квадрат в тридцати милях от побережья. Встреча с нашим судном должна произойти между полуночью и пятью часами утра по московскому времени. Точное число и пункт встречи обусловим особо…»
В душе у Силайса пели пасхальные колокола, все казалось ему радостным и веселым. В Англии была тихая, теплая погода. Состоятельные люди готовились к летнему сезону, снимали дачи, пансионы и целые усадьбы на побережье. В барских поместьях шел последний ремонт перед приездом хозяев и гостей. Силайс готовился к длительной командировке. Правда, пока не в Брайтон, а на восточное побережье Германии, где отстаивался самый быстроходный катер бывшего немецкого военно-морского флота, ныне принадлежащий вместе с людьми и их душами английской разведке. Командиру катера Клозе уже было дано указание приготовиться к длинному и, что греха таить, опасному рейсу. Впрочем, Клозе и его команда давно продали души дьяволу, и только потом у дьявола эти души перекупили англичане.
В эти дни Силайса снова вызвал Маккибин.
Полковник и на этот раз выглядел мрачным. Видно, «план широкого проникновения» давался с трудом. Первый же вопрос Маккибина ошарашил Силайса:
— А что, если ваш Вилкс работает под контролем чекистов? — спросил Маккибин.
— Как вы могли подумать такое? — возмутился Силайс. — Я знаю Вилкса еще по службе в немецкой армии! Это сильный, храбрый человек, преданный нашему делу и душой и телом!
— О Лауве вы говорили в таком же тоне, а между тем у этого льва оказалась заячья душонка!
— Но Вилкс писал, что Лаува никого не предал!
— Вот это мы и должны проверить! — ворчливо сказал Маккибин.
Да, теперь Силайс лучше понимал англичан! Вот уж воистину, как говорят на их любимом востоке: «Человек, испугавшийся змеи, боится и брошенной веревки!» Значит, они сознательно оттягивали столько времени свое пресловутое «проникновение»! А Маккибин продолжал брезгливым тоном:
— И мы проверим это, Силайс! Вы подготовите офицера связи, лучше всего использовать для этого инструктора вашей школы Петерсона, договоритесь с Ребане, чтобы он подготовил одного из своих эстонцев, и мы отправим их по каналу Вилкса. А параллельно, по нашему каналу, направим еще двух человек, латышей, знающих Ригу. Подобрать подходящих людей поручаю вам…
И Силайс понял — Вилксу еще долго придется ждать обещанного катера…
С этого дня он занимался только подготовкой людей. На параллельную линию он подобрал двух молодых латышей — Тома и Адольфа. Для проверки Вилкса готовил старого своего приятеля Петерсона, а попутно помогал Ребане инструктировать его подопечного Густава, который должен был при помощи Вилкса перейти в Эстонию и осесть там…
7
В тот день, когда Делиньш расшифровал только что полученную от англичан радиограмму, в которой предлагалось выйти на рыбацкой лодке в море для встречи с английским катером, больной Вилкс готов был отплясывать, как на празднике Лиго.
Делиньш довольно безучастно спросил, а как думает Вилкс искать рыбака? От хутора до побережья восемьдесят километров… На побережье утвердились пограничники… Выходить в море придется из порта… Скорее всего, из Вентспилса…
Праздничное настроение с Вилкса как рукой сняло.
Лидумс, пытавшийся выгладить только что отстиранное белье, с грохотом поставил утюг на доску, сказал:
— Делиньш, кто тебе разрешил обсуждать эти вопросы? Ты что, поставлен вместо Будриса?
— Но я же только… Ой, у вас что-то горит, командир!
Лидумс сбросил утюг, поднял рубаху. На подоле расползалось коричневое пятно.
Делиньш перехватил рубаху, покачал головой, смирно сказал:
— Это можно починить. Я вырежу заплату из подола. Под брюками не будет видно.
— Починить можно все, а вот настроение человеку портить нечего! — оборвал его Лидумс. — Сначала надо посоветоваться с Будрисом…
