Благодаря новому главе военного коллегиума, герцогу Шамарскому, оберегавшие пиктское порубежье легионы были распущены. На панические донесения об усилении пиктов Нумедидес и герцог внимания не обращали — полагали, что наместники, как всегда, паникуют и преувеличивают. По мнению короля и приближенных, один аквилонец стоил десяти варваров. Они не учли главного: пикты совершенно незнакомы с военным искусством, но дикарей слишком много… И на каждого аквилонского воина как раз приходилось по десятку варваров. В итоге Зогар Саг захватил больше дюжины важнейших фортов, отряды пиктов проникли в Боссонию, даже в Тауран. Лишь тогда канцлер Редрик проникся всей опасностью положения — великая Аквилония неожиданно терпела поражение от диких обитателей Пущи!

Нумедидес отнюдь не отправил на Закат гвардию и не снял с немедийской и офирской границ несколько легионов, обязанных спасти страну от нашествия. Ничего подобного! Полководческий талант герцога Шамарского, никогда не участвовавшего в мало-мальски серьезной войне и не державшего в руках ничего опаснее придворного эспадона с бриллиантами на рукояти, проявился здесь во всей красе. Все лучшие гвардейские отряды остались рядом с Тарантией — оберегать священную особу государя и благополучие двора. Вдруг пикты нападут? Вместо активной обороны военный коллегиум разослал по всем Великим герцогствам панические призывы — спасите Аквилонию! Выделите столько войск, сколько сможете! Казна даже отпустит… э… немного золота ради святого дела избавления государства от напасти!

Вот тогда на сцену и вышли пуантенцы. Герцог Троцеро и его прямой наследник Просперо всеподданнейше уверили Нумедидеса в преданности и лояльности, и выпросили дозволения действовать на пиктской границе самостоятельно, то есть ввести в Боссонию пуантенскую гвардию. Причем Троцеро согласен оплатить все расходы на войну из собственного кармана.

Надо ли говорить, с каким восторгом было принято в замке короны предложение Великого герцога! Главное — никаких казенных трат и требований помочь подкреплениями!

Для начала воинство Пуантена отбило у пиктов девять фортов и освободило часть Боссонии, затем установилось шаткое перемирие, которое было использовано герцогом для начала созданий наемной армии. Троцеро распространил по странам Заката воззвание, обещавшее каждому наемному мечу оплату в полновесном золоте и продовольствие за счет казны Гайарда. К зиме 1285 года Троцеро набрал семь с лишним тысяч отборных людей войны, способных заработать на хлеб, вино и женщин только своими клинками и продолжал увеличивать войско.

Необходимо заметить, что Троцеро и его сын выложили на организацию похода против Зогар Сага сумму, составлявшую две трети состояния пуантенской династии. Рассчитывать на деньги королевского двора им не приходилось. Конан заподозрил — что-то здесь нечисто, но что именно понять не мог. В конце концов герцоги Гайарда платят неплохо и, главное, вовремя…

Прежде всего победить пиктов в «правильной войне» было невозможно — дикари приходили Боссонию под покровом лесов, жгли все что видели, убивали всех, до кого могли дотянуться и снова исчезали в туманных дебрях чтобы подготовить новый удар. Война могла затянуться на зимы, а сокровища Пуантена тем временем таяли.

— Или Троцеро не понимает что делает, — сказал однажды Конан Сигвальду, — или наоборот: понимает это слишком хорошо, но его замыслы чересчур мудрены. Выиграть войну с пиктами можно только одним способом: уничтожить источник угрозы, Зогар Сага. А добраться до него невозможно.

— Время покажет, — сказал рассудительный асир. — Наша задача — защищать Тусцелан и поменьше думать о всякой чепухе.

— Это ты зря, — уверенно ответил Конан. — Мы обязаны думать. Хотя бы для того, чтобы остаться в живых…

Тусцелан — Велитриум

Весна 1286 года по основанию Аквилонии.

Конана сильно беспокоило установившееся в последние седмицы подозрительное затишье — пикты возле Тусцелана не показывались, да и судя по донесениям из соседних фортов, Мосамана и Саглариума, дикари предпочитали не переправляться на левый берег.

Казалось бы, живи да радуйся — зима кончилась, снег начал таять, леса постепенно превращаются в непроходимые топи которые подсохнут только когда станет тепло. Впрочем, тогда же деревья покроются листьями, зазеленеет густейший подлесок в котором так хорошо прятаться метателям дротиков, самого страшного оружия пиктов. Сам деревянный дротик особой опасности не представляет, но острие пикты смазывают ядом, от которого нет спасения…

Сейчас, особенно в ясные дни, когда ветер рассеивал туман, заросли на противоположном берегу отлично просматривались наблюдателями — в основном мальчишками, постоянно дежурившими на стенах Тусцелана. Как только замечалось любое движение, об этом сообщалось десятнику лучников и начиналась охота: стрелки не расходовали стрелы на вышедших к реке оленей или проснувшихся после спячки медведей, однако пиктам было несдобровать. Эмерт из Боссонии, с которым Конан совершил долгое путешествие из Пограничья на Черную реку, за минувшие десять дней подстрелил четверых дикарей осмелившихся взглянуть на аквилонскую крепость. Мощные боссонские луки били точно, стрела могла улететь более, чем на триста шагов, а ее зазубренный наконечник наносил врагу ужасные раны.

Гонцы из Велитриума появлялись редко, что тоже свидетельствовало о длительной паузе в «странной войне» — Троцеро копил силы и, по мнению варвара, пассивно ожидал нового удара с Заката. Одновременно строились новые форты в цепочке оборонительных крепостей вдоль Черной реки и прокладывались дороги. Это было вполне разумно: если аквилонцы не могут нападать, следовательно необходимо усиливать оборону.

«Нападение» непосредственно на Пущу Пиктов выглядело бы откровеннейшим безумием. Никто из ученых мужей Аквилонии, да и прочих цивилизованных стран, не бывал за Черной рекой для того, чтобы составить точный план этих земель. А если и бывал, то обратно не вернулся — к незваным гостям пикты всегда относились крайне враждебно. Таким образом получалось, что территории от Боссонии до Закатного океана являлись для аквилонцев одной огромной ловушкой. Дорог, понятно, там не было, даже опытные следопыты понятия не имели о расположении болот и речек, о местонахождении пиктских деревень и так далее, и. так далее.

Относительно неплохо была описана береговая линия Пущи вдоль океана — благодарить надо зингарских мореходов и вездесущих корсаров с Барахас, которые умудрялись даже торговать с прибрежными племенами, выменивая на безделушки и ткани кость зверя и редкие травы использовавшиеся при создании магических декоктов. Конан лично знал одного из капитанов, Санчеса из Мессантии, высадившегося неподалеку от бухты Траникоса и углубившегося в Пущу на десяток лиг — Санчес был горазд приврать, но крупицы истины из его невероятных баек киммериец вычленить сумел.

Во-первых, пикты хоть и были людьми, но поклонялись неведомым божествам не-людей — в этих лесах сохранились древние верования исчезнувших народов, о'ши и кро-мара, о которых даже кхарийцы говорили, как о легенде отдаленного прошлого.

Во-вторых, тысячелетняя изоляция Пущи от созданной хайборийцами цивилизации сделала пиктов едва ли не самым таинственным племенем материка — их обычаи, традиции и образ жизни оставались загадкой. Самые распространенные предрассудки приписывали пиктам жестокость, кровожадность, каннибализм и прочие малопривлекательные черты, что, в целом, было верно. Конан, будучи человеком здравомыслящим, подозревал, что аквилонцы несколько преувеличивают — окажись дикари такими монстрами, какими их описывает расхожая молва, они давным-давно перерезали бы друг дружку. Тот факт, что пикты плохо относятся к чужеземцам еще ни о чем не говорит, киммерийцы тоже не жалуют гостей из-за гор за исключением родственных темрийцев.