Киммериец встречал в Стигии зомби — творение рук магов-некромантов, вызывавших демонов вселявшихся в мертвые тела и заставлявших их двигаться, но после восхода солнца темная магия всегда исчезала. Дохлый пикт тем не менее преспокойно шлялся по лесу при свете холодного зимнего светила… Как такое понимать?

Поверье дикарей гласило: вожди племен не умирают. Вождей следует хоронить на обособленных кладбищах, куда простому смертному ход заказан.

Там, якобы бывшие главы родов и племен выходили из земли и продолжали жизнь… Сказки, конечно.

Сказки сказками, но бродячий мертвец был вполне реален, следы на снегу оставлял. Едва замерший киммериец пошевелился, страховидло учуяло человека, повернулось к нему и Конан предпочел побыстрее ретироваться — не хотел связываться неизвестно с чем.

Что еще? Много разного! «Черная топь» например — болото с непроглядно-черной водой, да только это никакая не вода. Подойдешь поближе, из болота выпростаются тысячи черных щупалец и утянут на дно. Случаются беззвучные грозы — со стен Тусцелан видно, как совсем неподалеку над лесом пляшут темные фиолетовые и синие молнии, но облаков нет, равно как и грома. Следопыты слышат странные голоса — среди деревьев кто-то переговаривается на неизвестном наречии. В Пуще можно встретить каменные развалины, но ведь пикты строят только из дерева! Какому народу принадлежат эти мрачные башни — загадка. Там еще и призраки есть, кстати…

— Дела-а… — протянул Просперо, выслушав красочные описания киммерийца. — Я тебе верю, нет оснований не верить. Выходит, Пуща — это заповедная земля, на которой аквилонцам делать нечего.

— Согласен, — кивнул варвар. — Там могут выжить одни только пикты, чьи предки обитали за Черной рекой несчитанные века. Они привычные. Знают чего нужно опасаться, чего избегать… Если ваша светлость подумывает о завоевании Пущи, советую оставить эти мысли. Навсегда.

Граф Кертис напрягся — подобный совет герцогу Пуантена выглядел неслыханной дерзостью. Ничего себе, какой-то варвар осмеливается указывать одному из высокороднейших дворян Заката! Да рядом с Просперо король Аргоса Ариостро покажется сиволапым мужиком вылезшим из грязного хлева. Предками герцога были Первые Короли, Алькой и Олайет — знаменитые победители Кхарии!

Просперо, однако, или не обратил внимания, или пропустил слова Конана мимо ушей.

— Завоевывать Пущу никто не собирается, — твердо сказал молодой герцог. — Нам бы Боссонию оборонить… Что бы ты предложил, как это сделать? Без больших потерь и расходов? Только не отговаривайся как все другие: это, мол, пускай ваша светлость решает, я человек маленький. Сигиберт Великий советовался не только с легатами, но и с обычными воинами! Ты, вижу, человек прямой. Вот и говори правду.

— Все зависит от того, сколько золота осталось в казне Гайарда, — не раздумывая сказал Конан. — Без расходов в таком деле не обойдешься.

— Мало золота, — поморщился Просперо. — А помощи от короля не будет.

— Перво-наперво надо найти деньги. Любым способом.

— Любым? — переспросил граф Кертис. — Например?

— Тут уж сами думайте, — покачал головой киммериец. — Да вот хотя бы… Ваша светлость считает себя владыкой Пуантена? Я имею в виду, насколько подвластна герцогам Гайарда их собственная земля?

— Не понял? — нахмурился Просперо.

— А чего тут понимать? — Конан нехорошо усмехнулся и припомнил рассказ Риго. — Как думаете, сколько золота успел прикопить за последние годы некий барон Биркарт из Абсема?

— Ты гений… — сразу подхватил мысль Кертис. — Просперо, кажется мы получили отличного помощника, способного к нетривиальным рассуждениям! Взять Биркарта, да и дело с концом!

— Напомню, барона-разбойника ловят почти пятнадцать зим, — вздохнул герцог. — Все, включая тайную службу короля. Результат известен.

— Барон Абсем — рыцарь, благородный человек, — напомнил Кертис. — Если пообещать ему прощение и возвращение всех привилегий связанных с титулом, прирастить лен за счет ничейных или герцогских земель…

— Чепуху говоришь, — отмахнулся Просперо. — Попробовать, конечно, можно, но человек почувствовавший вкус больших и легко достающихся денег никогда от них не откажется.

— Согласен, — брякнул Конан. — А если Биркарт занимается разбоем не ради золота, а ради острых ощущений которых ему недостает в обычной жизни? У меня складывается впечатление, что в деле с Биркартом из Абсема все обстоит именно так. Поручите ему рискованное и невероятно сложное задание, наобещайте с три короба, и он для вас горы свернет!

— Обещание потом придется выполнять, — прохладно ответил Просперо. — Я дворянин, и дорожу своим словом. Кертис?

— В целом, я согласен с сотником, — кивнул граф. — Легенду Пуантена на обычный крючок не поймаешь, да и Конан Канах знает о чем говорит. Ормеа достаточно рассказала мне о его подвигах на Полуденном побережье. И наша уважаемая гильдейская кабатчица уверяла, что золото интересовало Амру-льва в последнюю очередь. Прежде всего — приключения?

— Примерно так, — Конан мысленно сплюнул. Разболтала все-таки! А ведь у пиратов первой добродетелью считается умение держать язык за зубами!

— Амра-лев? — не понял Просперо. — Кто это?

— Месьор Конан из Киммерии, который сидит прямо перед тобой, — сказал Кертис. — В относительно недавнем прошлом — пират. Пять рейдов в Стигию, представляешь?

— Девять, — буркнул варвар.

— Интересный ты человек, Конан из Киммерии, — развел руками герцог. — Хорошо, о твоем предложении насчет Биркарта мы подумаем. А заодно и о других… гм… способах найти лишние деньги. Отправляйся в Тусцелан, если понадобишься — мы тебя известим.

Киммериец встал с табурета, поклонился и направился было к двери комнаты. Остановился, заслышав возглас его светлости:

— Постой! Совсем забыл!

Герцог вскочил, подошел к огромному сундуку стоявшему у стены, открыл и достал оттуда кожаный кошель. Не слишком большой, но и не маленький.

— Возьми, — Просперо протянул кошель варвару. — Треть тебе, еще треть — сотнику Рагнару как жалование, оставшаяся треть в казну Тусцелана.

Выйдя на улицу Конан развязал ремешки на мешочке из воловьей кожи, высыпал на ладонь несколько монет и едва не поперхнулся холодным весенним воздухом. Кошелек был наполнен «фениксами» — один такой кругляш с рельефным символом святого Эпимитриуса, возрождающейся из пламени птицей, можно было разменять на целых двадцать золотых кесариев! Монета была отчеканена из сплава золота и платины и считалась самой дорогой в Аквилонском королевстве. Щедр наследник короны Пуантена, сказать нечего…

Всего Конан насчитал двадцать одного «феникса», значит киммерийцу причиталось сто сорок кесариев — треть… Ого!

Первым делом варвар пошел к меняле и обратил тяжелые монеты в звонкое серебро и золотые кесарии. Вернулся в «Синего ястреба», выделил из своей доли десять золотых монет Риго (он хотел купить книги в лавке переписчика), а остальное припрятал. В конце концов Рагнару скоро придется рассчитываться с нордлингами, деньги в Тусцелане очень пригодятся!

Рагнар куда больше обрадовался золоту, чем неожиданному повышению в чине, хотя звание полутысячника было очень весомым: выше только непосредственно тысячник и легат, а еще выше центурион гвардии и легат гвардии короля.

Итого, четыре ступени до сияющих вершин. Недоступных ступени.

Командир форта на Черной реке мог носить хоть королевский титул, но исходный смысл не менялся: будь ты полутысячником или тысячником, от Боссонских болот и пиктов-дикарей не избавишься, а в Тарантии тебя не заметят — эта война Нумедидеса с его клевретами интересует только потому, что причиняет беспокойство двору. Никто из настоящих героев войны в Боссонии и Порубежье никогда не был приглашен в замок короны и не осыпан милостями. Милости оказывали только Троцеро с сыном, причем из собственного кармана — для наемников дороже всего деньги…