— На наше счастье! Я ж говорил, ничего страшного! Видишь, обошлось.

— Обошлось? — теперь Риго испугался всерьез. Запоздало. Бессильно опустился на талый снег. — Слушай, я впервые использовал магию в настоящем бою…

— Ну и молодец! Ты, главное, и потом действуй* так же хорошо!

Пуантенец приободрился. Похвала от такого опытного человека как Конан была ему приятна. А сам варвар знал, что если человека не похвалишь даже за самый малый успех, ничего толкового из него не выйдет. Добрые слова от командира добавляют уверенности в себе. Киммериец уже отлично представлял, как в ближнем или отдаленном будущем Риго будет хвалиться победой над целой дюжиной вооруженных до зубов пиктов, которую одержал он сам и некий варвар из отдаленной полуночной страны. Главное, чтоб не загордился.

— Осмотрим тела, — построжал Конан, снова превращаясь в десятника войска Черной реки. — И смотри в оба глаза, вдруг один из дикаpeй не умер, а только ранен! Мигом получишь костяным ножом в горло или грудь!

— Пиктов с самого начала недооценивали. Они могут быть стократно дикарями оставившими за спиной несчитанные поколения беспросветного варварства, но дураками назвать их никак нельзя…

Этот разговор происходил уже за крепкими стенами форта Лагрант, куда путники добрались перед самым закатом. На ночевку устроились в таверне. Роскошными яствами здесь не потчевали, но Конана и Риго более чем устроила жареная баранина с горячим хлебом и можжевеловым пивом.

Пуантенец продолжал оставаться под впечатлением недавнего приключения, Конан же не уставал делиться своими знаниями о противнике. Никаких сомнений, более чем обширными знаниями: киммерийцу с лихвой хватило шести лун, чтобы как следует изучить пиктов как по рассказам бывалых следопытов всю жизнь проживших в Боссонии бок о бок с дикарями, так и на собственном опыте.

Риго отлично понимал: чем больше знаешь, тем больше шансов уцелеть, и не уставал засыпать варвара вопросами.

— Ни один пикт не имеет и малейшего представления о таких сложностях, как построение пехоты или тактика боя в общем строю. Им это попросту не нужно! А вот аквилонцы изначально полагали, что эта война ничем не будет отличаться от всех прочих войн с цивилизованными соседями. И, ясное дело, влипли. Пикты очень сообразительны! Знаешь почему мы сегодня едва не отправились к Нергалу? Дикари прекрасно знают что такое «гонец», бедолагу перехватили и… ну, ты сам понимаешь. Затем пикты вполне здраво рассудили, что своре всего гонца будут искать и устроили неподалеку от дороги засаду.

Я беспокоюсь, добрался ли Эмерт…

— Не дергайся, ничего с ним не сделается. Завтра лучше бы выехать пораньше, чтобы к вечеру оказаться на берегу Громовой и переправиться на восходный берег. Доедай и пошли спать.

Междуречье Черной и Громовой спокон веку именовалось «Боссонскими топями», хотя бескрайние болота располагались закатнее, а ближе к старой Аквилонской границе росли хвойные леса — дерево поставлялось на корабельные верфи Аргоса и Зингары.

Подданные Трона Льва селились в междуречье с тех пор, как Сигиберт Великий окончательно присоединил к землям короны закатную Боссонию и начал строительство городов вдоль русла Громовой.

Чем дальше на Восход, тем больше признаков цивилизации. Форты уже не деревянные, а каменные, обнаружилась даже мощеная гранитными плитами дорога, построенная каторжниками при Вилере. Встречаются разъезды пуантенской конницы — не меньше, чем пять всадников. Примет недавней большой войны предостаточно: сожженные деревни и отдельные хутора, на подъездах к фортам завалы из бревен. Пиктов выбили отсюда прошлым летом ценой больших потерь, некоторые крепости находились в осаде почти две луны…

Несомненно, здесь было куда безопаснее чем на берегах Черной реки, но Троцеро никогда не забывал о том, что появления дикарей можно ожидать где угодно и когда угодно.

Если левый берег Громовой был низким и пологим, то противоположный наоборот, оказался высок и обрывист. А над обрывом возвышались стены Велитриума — назвать эту крепость «фортом» можно было только по традиции, в действительности же Троцеро превратил бывшее порубежное укрепление в настоящий город. Вокруг стен появились дома, построили храмы Митры и Иштар, население возросло почти до восьми тысяч человек.

Сообщение с закатным берегом было лодочным или паромным, на деревянных платформах перевозили лошадей и грузы. Конан и Риго весь день подгоняли лошадей, лишь дважды остановившись на короткий отдых и успели к последнему парому — ночью пересечь реку было невозможно.

— Где остановимся? — поинтересовался пуантенец, когда копыта лошадей застучали по деревянному настилу.

— Хороших постоялых дворов в Велитриуме несколько, — ответил Конан. — Но я предпочитаю «Синего ястреба», останавливался там в прошлом. Еда приличная, служанки сговорчивые… Управу его светлости навестим утром, отдадим депеши Рагнара. У тебя деньги есть?

— Немного.

— Понадобятся — спрашивай, я прихватил с собой лишних пятьдесят кесариев, вполне хватит для того, чтобы отдохнуть даже в Тарантии! И вот еще что: прислушивайся к разговорам, особенно обращай внимание на слова гвардейцев Гайарда…

«Золотой ястреб» оказался большущим двухэтажным зданием с пристройками, сооруженным из тяжелых бревен. На первом этаже обширная обеденная зала, на втором и во флигелях — комнаты для постояльцев. Хозяйку Конан знал лично: Ормеа Зингарка, внушительная рослая женщина пятидесяти зим, в свое время была грозой побережья Шема. Да-да, нынешняя владелица постоялого двора по молодости ходила в пиратах на Полуденном океане, а с возрастом решила остепениться и стала содержательницей лучшего постоялого двора к Восходу от аквилонской столицы. Исходящая от пиктов угроза ее не беспокоила — после бурных приключений на море дикари казались Зингарке чем-то наподобие москитов: неприятно, но не опасно.

— Кого я вижу! — взревела госпожа Ормеа едва завидев варвара. Конана она уважала, поскольку слава удачливого корсара, известного под именем Амра-лев, шла далеко впереди киммерийца. Когда Белит и Конан на «Тигрице» устраивали свои знаменитые набеги на Стигию, Ормеа уже собиралась отойти от дел. — Синеглазый киммерийский выродок! Решил навестить старую больную женщину? Добро пожаловать! Проходи и считай «Синего ястреба» родным домом!

— Она всегда так кричит? — осведомился Риго. Госпожа Ормеа ничуть не выглядела «старой» и уж тем более «больной», вовсе наоборот: пышущая здоровьем впечатляющая женщина, казалось, могла свалить с ног быка кулачным ударом.

— Всегда, — так же тихо ответил Конан. — Покомандуешь пиратским караком зим пятнадцать, и не так орать начнешь. — И уже громче: — Здравствуй Ормеа! Почему это я — выродок?

— Все вы варвары одинаковы! Что нордлинги, что киммерийцы, что пикты! Что это за птенец с тобой?

Хозяйка оценивающе взглянула на Риго. Особого впечатления он не произвел.

— Он из моего десятка, в Тусцелане, — ответил Конан не вдаваясь в подробности. Ормеа продолжала реветь, ровно гвардейская труба:

— Свободных комнат нет, но вас я обязательно устрою! На сеновале может сейчас и прохладно, однако теплых меховых одеял у меня вдоволь! Эй, всего самого лучшего Амре-льву! Ради тебя распечатаю бочонок с черным аргосским, ты ведь всегда любил это вино! Конан, позвать милашку Кармину? Она тебя часто вспоминала! И для твоего пария девочка найдется!

— Может, я обойдусь? — пискнул было Риго, но варвар исподтишка показал ему кулак и графский отпрыск, непривычный к забавам простецов, заткнулся. С десятником не поспоришь.

Преувеличенная заботливость хозяйки излилась на головы нежданных гостей будто водопад. Риго с изумлением наблюдал, как госпожа Ормеа тычками и оплеухами изгнала из-за лучшего стола пьяных вдрызг пуантенских десятников (судя по гербам — дворян…) налетевшие со всех сторон девицы из числа прислуги мигом убрали грязную посуду и начали таскать с кухни блюда и кувшины. Назревал пир горой.