Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Но им нравились проститутки, которых старатели считали опытными в искусстве любви. Одна из женщин, с более пышными, чем у остальных, формами, присела рядом со мной. Ее звали Ханна. Когда я спросил, что она думает о старателях, девушка закатила глаза и чмокнула меня в щеку.

— Ты завтра идешь в Америку? — ответила она вопросом на вопрос.

Я не понял, что она имеет в виду.

— Нет, нет, я пробуду здесь, на прииске, несколько дней.

— Не идешь в Америку… завтра?

— Нет, — ответил я.

Она фыркнула и занялась массивным субъектом со свежим шрамом на щеке. Я услышал, как она опять спрашивает об Америке. Я сомневался, что у ее собеседника есть паспорт, не говоря уже об американской визе. Но он погладил девицу по бедру и прошептал: «Америка, Америка».

Вечер тянулся бесконечно — Самсон и Ной обсуждали евангельские притчи, а старатели все больше залезали в долги к проституткам и одноглазому хозяину бара. Через несколько часов мне начало казаться, что уже все вокруг говорят об Америке, причем каждый, кто произносил это магическое слово, удостаивался повышенного внимания девушек из Тигрея.

Устраиваясь на ночь в хижине Ноя, я размышлял, почему все население поселка мечтает попасть в страну, о которой они практически ничего не знают. Самсон почти все время говорил о том, как он будет жить в дальних краях.

Я чувствовал, что, даже читая Библию или обсуждая жизни апостолов, он не перестает думать об Америке.

Для него и всех остальных Америка была страной возможностей, местом, где у жителей Эфиопии есть перспективы и будущее. Самсон уже обращался в посольство США за визой, но получил отказ. Он знал, что шансы получить разрешение на въезд крайне малы, и подумывал об обходном маневре. Кто-то рассказал ему, что можно приехать в Мексику, а затем переплыть Рио-Гранде, по которой проходит граница с Америкой. Другой приятель посоветовал ему найти богатую американку и жениться на ней.

На следующее утро еще три женщины поинтересовались, не иду ли я в Америку. Затем меня окружила стайка ребятишек, продававших кукурузу и жареный ячмень; они тоже сказали, что пришло время отправляться в Америку и что они тоже хотят посмотреть, что там имеется.

— Когда? — спросил я. — Когда это будет?

— О, — мечтательно ответил один из мальчишек, — совсем скоро.

Когда первые лучи солнца осветили котлован, сотни старателей уже рыли землю и поднимали лотки с рудой к промывочным прудам. Солнце поднималось выше, нагревая землю, и работать становилось труднее. Старатели трудились, как каторжники.

Несколько лет назад я видел черно-белые фотографии Себастио Сальгадо, на которых был запечатлен огромный прииск Сьерра-Невада в Бразилии. Я вспомнил снимки сотен и тысяч измазанных грязью людей, карабкавшихся по шатким лестницам, установленным на склонах котлована. Они поднимали мешки с породой, которая затем промывалась. На прииске рядом с Шакисо лестниц не было. Рабочие сами находили опору и удерживались на стенках котлована.

В определенном смысле эта система работала эффективнее. Подъем лотков с породой по цепочке был более быстрым и требовал меньше усилий.

Старатели трудились вместе, потому что иного выхода у них не было, но у меня создавалось впечатление, что делают они это с неохотой. Если бы представилась возможность, половина из них, не задумываясь, убили бы товарища ради крошечного золотого самородка. Ной показал нам двух или трех человек, от которых следовало держаться подальше.

— Это Джосия. — Ной показал пальцем на пожилого прихрамывающего старателя. — Он убил собственную жену, заподозрив, что она спрятала от него мешочек с золотом. Он уже спрашивал, зачем вы сюда приехали.

Ной многозначительно погладил себя пальцем по носу.

— А вот Иоганнес. У него СПИД, но он продолжает насиловать девушек из Тигрея.

Чуть позже я покинул прииск и вернулся в деревню. Самсон жаловался, что от доходившей до щиколоток грязи его туфли совсем развалились, и предложил купить ему пару резиновых сапог. Мы отправились на рынок и стали копаться в ворохе выставленных на продажу поношенных вещей. Единственные сапоги оказались ярко-зеленого цвета и были велики на четыре размера. Самсон все равно купил их.

В дальнем конце рынка послышался какой-то шум. Издалека можно было рассмотреть проституток, окруживших прилавок. Они с восхищением разглядывали товар. Здесь были помада и дамские сумочки, одеяла и простыни, кожаные футбольные мячи, французский лосьон после бритья, шелковые рубашки, швейцарские часы и блоки сигарет «555». Несколько девушек подошли ко мне, упрашивая купить им что-нибудь из этой роскоши. Самсон объяснил, что все эти товары — контрабанда, которую коммивояжер раз в неделю привозит из Джибути.

Он переезжает от прииска к прииску, продавая этот хлам. Кому в таком месте нужен лосьон после бритья? Вместо того чтобы копить деньги, глупые люди приходят сюда, в Америку!

— В Америку? — переспросил я.

Самсон махнул рукой в сторону грубой, сделанной от руки надписи, которая красовалась над прилавком. На ней было одно-единственное слово на языке амхари — «Америка».

Пока мы возвращались к котловану, я размышлял, почему люди так ценят золото. Почему обычному, довольно бесполезному металлу на протяжении многих тысячелетий придавали такое значение? В чем причина — в цвете, тяжести или излучаемом им тепле? Или золото ценили потому, что оно не ржавеет и не окисляется даже в самом сыром климате?

Как бы то ни было, золото хранили и обрабатывали еще древние египтяне, хотя человек познакомился с этим металлом задолго до эпохи фараонов. Кусочки золота были обнаружены в испанских пещерах на стоянках эпохи палеолита, возраст которых оценивается учеными в сорок тысяч лет. Жажда золота стала причиной многочисленных жестокостей, среди которых не последнее место занимает покорение Америки испанцами, в результате чего погибли империи ацтеков и инков.

Солнце нещадно пекло нам головы, пока мы по неровным тропинкам спускались на дно котлована. Я обратил внимание на резкое повышение температуры. В пятидесяти футах от поверхности я уже задыхался, изнемогая от раскаленного воздуха. Еще пятьдесят футов вниз, и с меня градом повалил пот. Старатели привычными движениями поднимали наверх лотки с породой.

Они тоже были все мокрые от пота, но я ни разу не видел, чтобы кто-то пил воду. Если им нужно было помочиться, они делали это, не сходя с места.

Мы присели на корточки в толстом слое жирной грязи на дне котлована, ловя ртами воздух и жалея, что не захватили с собой воды для питья.

Вокруг нас десятки женщин и детей накладывали породу в круглые лотки. Наверху дети проявляли живейший интерес к иностранцу и всегда подходили поближе, чтобы получше рассмотреть меня.

Но на дне котлована я не вызывал никакого интереса. Дети трудились, как настоящие рабы. Они на самом деле были рабами — сомневаюсь, что они получали заработанные деньги. Рядом работали их матери — крепкие, ладно скроенные, с сильными спинами и мускулистыми руками. Несколько женщин были явно беременны.

Один из мальчиков, лет десяти, подарил мне трогательную улыбку. Самсон объяснил, что здесь трудятся с малолетства.

— Они работают здесь, в яме, — сказал он. — Но от них гораздо больше пользы при прокладке туннелей вдоль золотоносных жил. Ребенок пролезет в отверстие шириной всего несколько десятков дюймов.

— А там можно застрять?

— Да, — кивнул Самсон. — Тогда они задыхаются. Или погибают под завалом.

Мы оказались здесь в самое неподходящее время. Не успел Самсон закончить свои объяснения, как мы услышали крики, доносившиеся откуда-то сверху. В котловане всегда было шумно, но эти крики перекрывали обычный гам. Многие старатели бросили лотки и принялись карабкаться наверх. Другие бежали по краю котлована.

— Завал, — спокойно прокомментировал Самсон. — Кто-то попался. Может быть, ребенок.

Мы оставили женщин и детей, поспешно выбрались наверх и пошли по направлению к лабиринту туннелей. Толпа старателей яростно раскапывала землю ломами и заступами, а один мужчина громко кричал, произнося одно-единственное имя: «Ади! Ади! Ади!» Ответа не было.

18
{"b":"191158","o":1}