Не имеет вкуса – подарил губную помаду жуткого ядовито-морковного цвета, духи с клопоморным запахом, зеленые колготки в убойную крупную клетку и долго спрашивал, почему Крис всем этим не пользуется. А уж сам-то одевается…
Страдает синдромом непризнанного гения – вечно ворчит, что на работе его не ценят, вокруг сплошная серость, убогий умишко куратора не в состоянии оценить полета научной мысли в Вадиковой кандидатской, а его исследования достойны не иначе как Нобелевки.
Плохие манеры – даже шепотом говорит так, что его слышно в Подмосковье, в ресторанах игнорирует нож, сморкается как иерихонская труба.
И в постели ничего особенного…
Тут я не выдержала и спросила, какого черта Крис до сих пор не дала ему отставку.
Крис затушила сигарету о блюдце и устремила на меня взгляд больной птицы. И все стало ясно без слов. У настоящей любви не всегда розовый цвет и шоколадно-мармеладный вкус. Иногда она бывает горькой и обжигающей, как двойной эспрессо без сахара пополам с сигаретным дымом, зеленой, как тоска или дурацкие колготки.
– Сережа не рассказывал: Вадик не делился с ним, нет ли у него другой? – жалобно спросила Крис.
– Не рассказывал, – ответила я с чистой совестью: мы с Сергеем не обсуждали Вадиковых похождений.
Крис жалобно наморщила лобик и выдала:
– Слушай, а может, ты поговоришь с Вадиком?
От неожиданности я поставила чашку мимо блюдца.
– Я?! О чем?
– Ну, о нас с ним, о том, что не мешало бы попробовать пожить вместе…
– Крис! Твой Вадик пошлет меня подальше… Кто я такая, чтобы он меня послушал?
– Между прочим, он тебя уважает, – огорошила Крис. – Однажды сказал, что Сереге с тобой очень повезло.
– Хм… Я, конечно, польщена… – пробормотала я, – но не думаю, что это хорошая идея… Это же очень личное…
– Ну, пожалуйста, – взмолилась Крис. – Мне интересно, что он тебе скажет… Прошу тебя… Мы же подруги…
– Ну, хорошо, я попробую… Но вряд ли это что-то изменит…
– Спасибо! – с жаром выпалила Крис. – Я знала, что ты настоящий друг!
«М-да, – тоскливо подумала я, – задала ты мне задачку…»
Когда Вадик в очередной раз заявился к Сереге, я выманила его на кухню и в лоб спросила про его планы в отношении Крис. Как я предполагала, Вадик очень удивился моему любопытству, а потом с циничной, но обезоруживающей прямолинейностью ответил, что Крис – очаровательная девушка, но, во-первых, он пока вообще не готов к серьезным отношениям с кем-либо. Он любит секс и женщин свободных взглядов, любящих секс. Крис казалась ему именно такой, этим и нравилась. Он был честен с ней с самого начала – никаких взаимных обязательств. А во-вторых, сама Крис еще не созрела до семьи и брака. Несмотря на ее показную взрослость и независимость, на самом деле Кристина – капризный ребенок, который хочет, чтобы ее кормили, баловали и развлекали. Со вторым пунктом в глубине души я была согласна, но не собиралась обсуждать Крис с Вадиком.
Тот же второй пункт я опустила при разговоре с Крис. Но ей было достаточно и первого. Крис выкурила сигарету, процедила сквозь зубы:
– Ну что ж… Клин клином вышибают.
И стала прощаться.
– Ты куда? – зачем-то спросила я.
– Тут один мой старый приятель прорезался. Мы когда-то весело проводили время. Потом он женился, а сейчас развелся. Хочет встретиться. Пригласил в ресторан. От Вадика не дождешься…
Подруга чмокнула меня в щеку, вымученно улыбнулась.
Потом я узнала, что Крис со своим старым приятелем отправилась в пафосный ресторан, затем на выходные на его зимнюю дачу в красивом месте с вековыми соснами на участке. И все было классно. А вернувшись, она зачем-то без звонка отправилась к Вадику. Дверь ей открыла какая-то полуодетая девица и удивленно спросила:
– Вы к кому?
– К любовнику, – ответила Крис.
Девица вытаращила бараньи глаза:
– К какому любовнику?
– Судя по всему, к нашему общему, – сухо ответила Крис.
Тут из ванной вылез Вадик, одетый в банное полотенце, разрисованное яркими мячами, отвесил челюсть и принялся подбирать слова, но ничего умного не придумал. Девка принялась визжать, влепила Вадику пощечину. Крис не стала дожидаться окончания мыльной оперы и быстро спустилась по лестнице, на ходу глотая слезы. Дома она еще надеялась, что Вадик позвонит, попросит прощения, что-нибудь соврет, но он не позвонил. Очевидно, давно хотел прекратить отношения и ожидал подходящего момента, который как раз представился.
Крис ушла в загул, провалила зимнюю сессию и забрала документы, заявив, что институт ей смертельно надоел. Однажды днем позвонила из уличного таксофона и спросила, может ли зайти. Я была рада ее визиту. Крис вошла на кухню, достала сигарету, я предложила обед и кофе. От обеда Крис отказалась, а от кофе нет. В Крис не было обыкновенной бравады, напротив, веяло задумчивой грустью. Мы немного поболтали, но меня не покидало ощущение того, что Крис хочет говорить о другом, но не знает, с чего начать. Я сказала ей об этом.
Крис вскинула на меня прозрачно-серые глаза и криво усмехнулась:
– Я залетела.
Я поперхнулась кофе:
– Он знает?
– Кто, Вадик? – Крис передернула плечами. – Нет, он тут ни при чем. Если честно, я сама не знаю от кого. У меня в последнее время было трое мужчин. Впрочем, это не имеет значения. Я не собираюсь рожать неизвестно от кого в девятнадцать. Просто… мне надо было с кем-то поговорить.
Мы снова помолчали. Я переваривала услышанное, силилась представить себя на месте подруги, но не получалось. Я не знала, что сказать. Потому произнесла банальное:
– А мама?
– Мила знает. Она и устроит все в лучшем виде. Наорала, назвала меня тупой шлюхой… – Крис закусила губу, несколько раз моргнула, чтобы скрыть непрошеную влагу. – Ты тоже считаешь меня такой?
– Нет, конечно! – поспешно выпалила я. – Крис, если тебе понадобится моя помощь, звони в любое время, договорились?
Крис кивнула, докурила, допила кофе и стала собираться.
– Не говори Сереге, ладно?
Я снова повторила:
– Нет, конечно.
– Увидимся, – вяло махнула Крис. – Ну, пока.
Крис чмокнула меня в щеку, и ее каблучки зацокали по подъезду. Я машинально вытерла след помады, пахнущий табаком и ментолом. Меня не покидало смутное ощущение, что подруга ожидала от меня чего-то другого, больше чем молчаливое сочувствие.
Обмен «полтинников» и сторублевок
Солнечным январским утром я проводила Сережку на работу и, блаженствуя на заслуженных каникулах, уползла в постель досматривать сны. Разбудил тревожный звонок. Взволнованный мамин голос молоточками застучал по вискам:
– Саня, срочно собирайся и приезжай! Реформа. Меняют деньги. Бери с собой, сколько есть, я заняла очередь в банке. Позвони Сереже…
Очередь возле Сбербанка змеилась на половину улицы. Люди зябко ежились на промозглом ветру, притоптывали, обменивались информацией и тихо роптали. На громкое возмущение не решались – неподалеку дежурил сине-белый милицейский уазик, из которого периодически выходили размяться двое плечистых молодцов с автоматами. Накануне вечером президент подписал указ об обмене «полтинников» и сторублевок на новые в трехдневный срок, не более тысячи рублей на человека. Если у кого-то на руках оставалось больше, следовало написать заявление в специальную комиссию с объяснением происхождения денег. Заявление должно быть рассмотрено в течение года, после чего давался ответ о возможности или невозможности обмена. В случае отрицательного решения деньги пропадали. С банковского вклада также можно было снять ограниченную сумму – пятьсот рублей на человека. Остальные деньги замораживались до особого распоряжения. Истерически всхлипывала женщина в элегантном пальто с норковым воротником и стильном меховом берете. Они с мужем копили на автомобиль, но деньги хранили дома.
– Говорят, где-то можно найти спекулянтов, которые меняют любую сумму за пятьдесят процентов, – рассказывали в очереди. – Они в сговоре с банком.