Барс сердито рыкнул, но делать нечего: он уже фактически согласился.

Астор завела его в ручей и принялась плескать водой с ладошек. Выглядело это донельзя глупо, ручей был мелкий, а густой подшерсток никак не желал промокать, грязные потеки воды склеивали шерсть неопрятными бурыми колючками. Тогда девушка заставила его лечь, чтобы легче было оттирать засохшую кровь и грязь. Барс молча терпел эти издевательства, задаваясь закономерным вопросом: «Как я дошел до жизни такой?» Вода была холодная.

Сопротивляться не было никаких сил: ни моральных, ни физических. Ему бы чуть побольше энергии, он бы уже трансформировался. А так приходится изображать послушного домашнего котика. Да и домашним котикам при подобном обращении позволено хотя бы царапаться, Барс же был лишен и такой малости.

Наконец это мучение закончилось. Барс, совершенно чистый, но мокрый насквозь, с прилипшей к бокам шерстью, выбрался на берег.

– Какой ты смешной! – улыбнулась Астор. – Тебя теперь только высушить, и можно бантик на шею повязать для красоты. Розовый.

Вот это уже было последней каплей. Выдав возмущенное «гр-рр-мяу», барс поспешно отскочил на пару шагов в сторону, твердо решив живым не сдаваться!

Тут же грянул жизнерадостный хохот зрителей. Первым засмеялся Халай, за ним не удержались и остальные горцы. Хохотали даже люди графа, хотя и не догадывались, кто на самом деле ручная зверушка графини.

«Весело им! Тоже, нашли шута! – рассерженно косился на веселящуюся компанию Барс. – Сейчас еще смешнее будет». Он подошел поближе и… встряхнулся по-собачьи. Крупные капли с длинной шерсти полетели во все стороны! Густая, приспособленная для холода горных снегов, шерсть основательно пропиталась водой и теперь охотно ее отдавала. Спустя пару минут промокли все, кто оказался достаточно близко. А взъерошенный барс теперь сильно напоминал отощавшего побеленного ежика: слипшаяся сосульками шерсть торчала во все стороны, что придавало ему донельзя комичный вид. На похудевшей, словно у помоечного кота, морде злобно сверкали кажущиеся слишком большими зеленые глаза.

Новый взрыв хохота был оглушающим. Суровые воины, словно дети, тыкали друг в друга пальцами и щупали одежду.

Барс удовлетворенно хмыкнул. Сделал гадость – жизнь в радость.

– Судя по твоей довольной роже, – заметил подошедший Борн, – ты отыгрался на нас сполна.

Граф тоже улыбнулся, хотя и более сдержанно.

– Астор, дорогая, тебе сегодня, похоже, удалось искупать нас всех. А от вас, герцог, я не ожидал подобных мальчишеских шалостей. – Он укоризненно покачал головой.

«Мальчишеские шалости?! – мысленно возмутился Барс. – А как бы ты реагировал на предложение повязать бантик на шею? Хорошо хоть, эта взбалмошная девчонка не предложила завить усы колечками».

– Усы колечками? – повторила Астор, подслушавшая этот мысленный монолог. – А что, это идея! Усы колечками, бантик на шею. Розовый, обязательно розовый, шелковый! А еще тебе можно сделать модную стрижку!

Барс так и сел, потрясенный столь изуверской фантазией.

Граф и Борн согнулись пополам, медленно оседая на траву. Они даже не могли смеяться в голос, только хватали ртами воздух, конвульсивно содрогаясь.

«Балаган», – подумал Барс. Впрочем, он больше не сердился. В последние дни все находились в состоянии нервного напряжения и теперь выплескивали его в безудержном веселье. Может, так оно и лучше.

Следующие три дня Барс старательно набирался сил. Процесс шел, на удивление, медленно. Обычно в таких редких случаях, когда он так сильно выкладывался, растраченная энергия восстанавливалась примерно за сутки. Впрочем, уже на второй день он смог бы трансформироваться, однако это бы опять сожрало весь запас энергии. Барс не спешил, ему сейчас опасно быть беспомощным, лучше уж потерпеть и побыть зверем лишнее время. К тому же как только он вернется к человеческому облику, неизбежно придется разговаривать с Борном и де Энакером. У каждого из них найдутся какие-то вопросы и претензии. А как же без претензий? Но затевать эти разговоры до того, как он поймет, что будет отвечать, не хотелось.

Тем не менее на третий день Барс решил, что тянуть больше нет смысла. Оставаясь на одном месте, они подвергали себя немалой опасности. И задерживались только из-за него. Но просто превратиться на глазах у всех он не мог. Тем более что его уже считают погибшим и не ждут.

Пришлось вечером демонстративно покинуть лагерь. Провести ночь в роще неподалеку, чуть-чуть испачкать и повредить одежду, которая, защищенная его магией, после превращения была целехонькой и чистой. На рассвете, рассмотрев свое лицо в отражении ручья, Маркус остался доволен. После ранения он, конечно, восстановился, однако лицо все равно выглядело уставшим, черты заострились. А взгляд уже привычно угрюмо-настороженный. Как раз для человека, проведшего в полном одиночестве несколько дней. Это, конечно, вызовет множество вопросов и подозрений: слишком уж вовремя он пропал. Но кто решится их озвучить?

Его возвращение вызвало удивленные взгляды, шепотки за спиной, однако под хмурым взглядом зеленых глаз всякое желание задавать вопросы или хотя бы просто привлечь к себе его внимание отпадало начисто.

– Собирайтесь, – сразу же велел Маркус, – отправляемся немедленно.

Он вел себя нарочито грубо, говорил тоном человека, не терпящего возражений, чтобы не дать кому-то времени задуматься о нестыковках и странностях. Граф еще вчера был обо всем предупрежден через Астор, так что с этим проблем не возникло.

Собрались быстро, всем уже надоело сидеть на одном месте. Коней сразу же пустили в галоп, не оставляя времени на вопросы и даже мысли.

Впрочем, Барса меньше всего интересовало мнение графской охраны по поводу его странного отсутствия. Граф в курсе, а охранники права голоса не имеют. Более всего де Энхарда сейчас интересовали два предстоящих разговора, к которым он эти дни тщательно готовился и даже с некоторым азартом ожидал, кто же окажется первым? Первым оказался граф.

Когда они вынуждены были пустить лошадей шагом, чтобы дать им отдых, граф нагнал Маркуса во главе колоны.

– Я хотел бы немного поговорить с вами, не возражаете?

– Нисколько, – ответил Барс, – но давайте проедем чуть вперед, не нужно, чтобы нас слушали.

– Конечно, – чуть склонил голову де Энакер. Он тоже предпочитал поговорить наедине.

Они отъехали на некоторое расстояние от отряда, но так, чтобы оставаться в пределах видимости охраны. Граф пару минут молчал, решая, с чего бы начать этот разговор.

– Не сочтите за обиду, Маркус, – наконец осторожно заговорил граф, – я вам доверяю, насколько вообще можно кому-то доверять в сложившейся ситуации. Но вы должны понять, я все же вынужден задать несколько вопросов. Это не праздное любопытство, я должен наконец знать, с кем путешествую и кому доверяю жизнь дочери и свою.

– Достаточно, – прервал Маркус. Получилось излишне жестко, хотя на самом деле потуги графа выспросить все интересующее и при этом оставаться предельно вежливым выглядели довольно-таки забавно. Барс решил перехватить инициативу. Так можно будет избежать лишних вопросов. – Я прекрасно понимаю, о чем вы хотите спросить, поэтому не утруждайтесь, я сам отвечу. – Он сделал вид, что на несколько мгновений задумался. – Ладно, начнем, пожалуй, с начала. Да, все, что сказал Борн – правда. Я действительно ношу титул крон-герцога, что эквивалентно наследному принцу, и согласно действующим законам титул этот останется при мне, несмотря ни на что. Я последний представитель правящей династии Энхардов. Моему роду более трех тысяч лет, так что его можно считать одним из самых древних в этом мире.

– А как насчет «древнейшего существа в этом мире», цитирую дословно? – спросил граф.

– Никогда об этом не задумывался. – Барс сделал паузу, затем осторожно продолжил: – Но действительно, с некоторых пор я перестал встречать людей, которые хоть отдаленно могли бы соперничать со мной в количестве прожитых лет. С другой же стороны, я считаю, что старость – это, скорее, состояние тела, чем количество лет. Так что физически и духовно я бессовестно молод, а оглядываясь на прожитые годы – беспросветно стар.