– Но, Астор, милая, ты… такая бледная. Ты не заболела? Может, тебе нужно что-то…

– Нет, папа, – на удивление уверенно ответила я. – Все в порядке. Честно. Мне нужен только отдых. Очень тебя прошу, оставь меня одну.

– Ну хорошо, дорогая, – чуть поколебавшись, согласился отец. – Только, если что, обязательно зови. Борн будет поблизости, да и моя палатка рядом. Может, все-таки приказать принести что-нибудь?

– Спасибо, не стоит. Это, наверное, последствия яда. Завтра все пройдет.

– Последствия, – пробормотал отец, выбравшись из моей палатки. – Где же этот де Энхард, бесы его побери?!

Я почувствовала, как в голове распускается огненный цветок боли. С трудом дождавшись, когда отец отойдет достаточно далеко, я вцепилась зубами в одеяло. Мучительно приходило понимание происходящего. И выводы получались совсем неутешительные. Страшные. «Маркус! – звала я в отчаянной надежде. – Маркус!!» Ответа не было. Мне хотелось метаться и выть, как дикому зверю. Какая-то неопределенная сила гнала меня прочь из лагеря. Я уверена, что должна спешить на помощь. Никто, кроме меня, не сможет помочь!

Не знаю, как мне удалось выскользнуть из палатки незамеченной, как беспрепятственно удалось миновать охрану. Сказочно повезло, наверное. В этот момент я просто не думала о таких вещах. Меня занимала единственная мысль: «Только бы найти, только бы успеть вовремя!» Наверное, поэтому же я не заметила Борна, который бесшумно выскользнул из-за кустов на границе, освещенной огнями лагеря. Я налетела на него и некоторое время остервенело отбивалась от крепких мужских рук, не вполне осознавая, что со мной происходит. Я упорно пыталась прорваться дальше. Он крепко держал меня, задавал какие-то вопросы, но смысл их доходил до меня не сразу.

– Что случилось? Куда вы рветесь, госпожа?

Я лепетала нечто бессвязное и сама поражалась, как бредово это звучит.

– Ему надо помочь… он умрет… Скорее!

– Кто умрет? – Борн чувствительно встряхнул меня. – Кому помочь?!

Я дернулась, пытаясь вырваться.

– Пусти, если я опоздаю, он умрет! Ну пусти же!!!

Может быть, он понял, что не добьется от меня ничего более вразумительного, может, решил поверить…

– Хорошо, госпожа. Я только позову кого-нибудь…

– Нет! Сейчас, немедленно!!

– Ладно, но я все равно никуда вас одну не пущу. Так вы все равно никому не поможете, а себя погубите. Ждите здесь, госпожа, я мигом.

Удивительно, но эти слова заставили меня образумиться. Наверное, я поняла, что так действительно вряд ли могу кому-то помочь. А может, я просто привыкла слушаться. Подчиняться, когда Маркус властно приказывал мне: «Стой и жди!» – и нельзя было ослушаться его. Так или иначе, я осталась на месте, только взмолилась в ночную темноту: «Потерпи, Маркус миленький! Ты только дождись, я скоро…»

Борн вернулся с Халаем. Лицо у горца было весьма озадаченное.

– Ни шханде? – спросил Халай, почему-то сейчас он заговорил на своем родном языке.

Некоторое время я переводила вопрос в уме, потом решала, как ответить. Тем временем успела немного прийти в себя, насколько это вообще возможно в таком состоянии.

– Ото’о Ша, – наконец сказала я.

Халай нахмурился.

– Идем!

И мы пошли в темноту. Я ориентировалась на разгорающееся во мне пламя боли, как на маяк. Боль вела меня, становясь все сильней по мере приближения к цели. Боль Маркуса была вернее путеводной нити. И мне было страшно, очень страшно. Но страх этот как бы притупился, не мешая мне и просто, время от времени, сжимая сердце в своих тисках.

Я продиралась сквозь какие-то заросли кустарника, спотыкалась временами в темноте, но не могла, просто не смела, остановиться хоть на миг. Я спешила, спешила!.. Борн и Халай ни на шаг не отставали от меня, держа оружие наготове. Борн ругался сквозь зубы, кажется жалея, что не взял с собой побольше людей. Я понимаю, у него работа такая, он меня охраняет, но вряд ли я стала бы ждать, пока Борн соберет этих самых людей. А вот Халай, напротив, был крайне молчалив и мрачен. Его я тоже понимаю, он беспокоится. Мне и самой сейчас просто жутко.

Я потеряла счет времени. Наверное, мы плутали довольно долго, когда наконец вышли на какой-то луг. По крайней мере, мне так показалось в темноте. Впрочем, слабый свет луны позволил нам осмотреться. Что там было! Наверное, в других обстоятельствах мне стало бы плохо. На траве лежали четыре тела в ужасном состоянии. Маркус, очевидно, спешил, очень уж жутко они выглядели. Когда же я увидела его самого, сердце мое едва не остановилось от ужаса. Сейчас он был зверем. Серебристая в ночи шкура барса была густо запачкана бурыми пятнами крови, его и чужой. Нельзя было сразу определить, насколько серьезно он ранен, но в боку торчали два арбалетных болта, глубоко вошедшие в плоть. Глаза зверя были закрыты.

Пока мужчины осматривали луг и мертвые тела, я опустилась на колени рядом с Маркусом, ноги отказывались меня держать. Мой разум словно заволокло густым туманом, лишь частью сознания я фиксировала свои действия. Вот, обняв бесчувственного Барса за шею, я рыдаю и зову его по имени. Не знаю, вслух или мысленно.

– Не умирай, слышишь?! Не умирай! Ты не можешь!.. – не останавливаясь, шепчут мои губы.

Подошел мрачный Халай с только что зажженным факелом, присел рядом. Оторвать меня от Маркуса ему не удалось, и тогда, отдав факел Борну, он осторожно начал осматривать раны Барса.

– Несколько ножевых ранений и стрелы в боку. Глубоко, – наконец сказал Халай. Он плохо говорил на языке долин, но я все поняла. Не могла не понять. Прикусила губу, чтоб не зареветь в голос.

– Он потерял много крови, но надо вынуть стрелы, или начнется заражение, – тем временем продолжил Халай. – Борн, посвети-ка.

– А?

– Свет, – подсказала я, завороженно наблюдая за тем, как ловкие пальцы горца осторожно ощупывают раны вокруг древка стрелы. Переломить толстое древко арбалетного болта или сделать что-либо, не навредив еще больше, было просто невозможно, и Халай попросту попытался вырезать их. Я думала, что сойду с ума! Или уже сошла? Разве такое возможно?! Я испытала поистине адскую боль. Нет, не мое тело, а разум, который, казалось, теперь плотно слился с разумом Маркуса. Но какая разница, чем вызвана эта боль, если у меня нет сил ее переносить! Мне показалось, что мой вопль услышали даже в нашем лагере, но на самом деле из груди вырвался лишь жалкий хрип. И в следующий миг чьи-то сильные руки осторожно подхватили меня, не давая завалиться на землю. Борн. Он крепко держал меня и выглядел немного растерянным.

Я скосила глаза на Халая. Он с величайшей осторожность перевязывал раны Барса лоскутами собственной рубахи, плохо отбеленный лен быстро пропитывался кровью. Я испуганно сглотнула, ощущая, как пересохло у меня в горле. О великие боги, а если этот ужас повторится?! Халай бросил пронзительно-тревожный взгляд в мою сторону и постарался действовать еще осторожнее.

Борн, убедившись, что я уже сама в состоянии держаться в вертикальном положении, и отпустив меня, наконец присел на корточки рядом с горцем. Принялся с любопытством рассматривать раненого Барса.

– Как вы узнали, что ему нужна помощь, госпожа?

– Я чувствую его боль.

Во взгляде горца мелькнуло что-то… уважение? И еще большая тревога. Халай, кажется, понял, что, вынимая стрелы, причинил боль и мне. Вернее, только мне, поскольку Маркус в тот момент находился без сознания и вряд ли что-либо чувствовал.

– Ничего, я уже в порядке, – стараюсь успокоить Халая. – Только, наверное, надо поскорее обработать раны. Он так долго тут лежит, а вдруг заражение уже началось?.. – Мне самой стало страшно от этой мысли. Я поспешила вновь обнять Маркуса. Боже, а если это в самом деле так? Если он лежит тут уже двое суток, израненный, перепачканный в чужой крови, а если арбалетные болты были смазаны ядом? Убийцы нередко так поступают. Какой ужас!..

– Я схожу в лагерь и принесу все необходимое, – сказал горец.