Иногда Данилину казалось, что Миша отчасти прав. Кто знает, может, далеким потомкам наши идеологические распри тоже покажутся чем-то столь же абстрактным, как нам сегодня средневековые споры вокруг каких-то церковных догматов и ритуалов. А ведь жившим в ту пору их идеологическая борьба тоже представлялась чем-то сверхважным, вопросом сути бытия, жизни и смерти. И в самом деле из-за этих различий убивали, сжигали живьем, кончали с собой.
В тот день Миша пришел напомнить об обещанном повышении зарплаты – ведь он фактически работает как спецкор. А получает чуть ли не как стажер. Раньше это все компенсировалось надбавками за звание и за выслугу лет. Но теперь-то на гражданке, и при мизерных гонорарах, стало тяжко семью кормить…
Данилин обещал вернуться к вопросу о Мишиной зарплате, но заодно решил письмо ему показать. Миша учил английский в школе, а потом еще продолжал в Военно-политической академии. Но практики у него не было. Вдобавок он никогда не сталкивался с рукописными текстами. А потому, читая, долго морщил лоб, шевелил губами, хмуро смотрел в окно, что-то вспоминая. Потом говорил: а это что за слово? Что-то почерка не пойму. Или: ага, это киднеппинг, это ежу понятно… Ну, КГБ, он и в Африке КГБ… Кей-Джи-Би по-ихнему… А вот это что? Аунт? Онт? Тетушка, при чем тут, к ляду, какая-то тетушка? А вот это что за слово? Хевиз какие-то… Крепкие такие ребята, да? А я, стало быть, тоже могу под таким названием фигурировать? Я что – «хеви»? А я думал, я – чмо, то есть этот, мачо… Ну, то есть я и то и другое, я же в Зеленограде живу… А это еще что такое – фагз? Ну да, звук межзубный – сроду я не мог язык так просовывать – гадость вообще… И зачем, спрашивается, так над речевым аппаратом издеваться?
Наконец одолел Миша вроде письмо.
– Фу, – говорит, – надо дух перевести. Впервые в жизни настоящее английское письмо прочитал, от настоящей англичанки… Если, конечно, оно и в самом деле настоящее…
– Сомневаешься?
– А вот бог его знает… Трудно сказать. Глупостей много. Значит, вряд ли подделка. Но может, и того – ку-ку тетенька… Как это по-английски будет – га-га?
– Ух ты, какие выражения знаешь! – восхитился Данилин. – Правда, это самое га-га, то есть легкий маразм, обычно в более преклонном возрасте случается…
– А еще я знаю: гон офф хе роккерз – с катушек слетела!
– Ну ты, Миша, даешь! В былые времена я бы тебе за такое сразу надбавку за знание языка назначил…
– Вот и назначь, Палыч, ей-богу назначь!
– Ну, десять процентов, что за язык полагались, тебя вряд ли устроят…
– Да уж, мне бы как за два языка или лучше за четыре…
– За четыре советская власть не платила, считала, что двух западных достаточно – или одного восточного… Ладно, ладно, вернемся к этому вопросу, я же обещал… А ты тем временем, может, наведешь все-таки справки, так осторожненько… через свои контакты? Был такой случай или нет?
– Ох, Алексей Палыч, не обещаю, если честно… если вранье, то на смех поднимут, а если правда, то стремно выяснять-то… как бы не напороться. Тут если только с человеком, которому очень доверяешь…
– Ну, смотри, если какая-то возможность представится… а так, конечно, рисковать не надо… А еще, слушай, ко мне сейчас генерал Трошин придет по другому совсем поводу… Можно ему показать, как ты считаешь?
– Ух, бог их знает, этих кагэбэшников, если честно… Они же все не просто так, они чуть-чуть с вывертами… Причем иногда чуть-чуть, а иногда совсем даже и не чуть-чуть… Никогда не знаешь, верить хоть слову или нет. Смотрит он на тебя и думает, в чем твоя слабина, на чем тебя взять можно. Они, может быть, и рады расслабиться с друзьями, но нет, не могут. Один мне рассказывал: смотрю на свою жену и думаю, ага, вот на этом можно бы ее и вербануть. А потом опомнюсь, тьфу ты, это ж жена, чего ее вербовать-то.
– А что, в этом что-то есть: уметь вербовать жену. Ну, или любовницу…
– Хотя бывают исключения, есть, конечно, классные ребята. Сами над этой своей привычкой к манипулированию смеются… У меня там, в Первом главке, у самого дружбан был закадычный… А теперь на пенсии уже, в частном секторе деньжищи гребет.
– Ну а Трошин-то что?
– Ну я так, обрывки слышал… Прокололся вроде на одном перебежчике высокопоставленном, а то его на смену Крючкову прочили… Долго сидел на управлении «С» – это значит, нелегальная разведка. Должность тяжелая и неблагодарная.
– Нелегальная – это что: глубокое прикрытие, что ли?
– Не… глубокое прикрытие – попроще будет. Это когда явных связей с легальной резидентурой нет…
А нелегальная – это уже суперглубина, это уже Марианская впадина разведки… Берется какой-нибудь Ваня, к языкам талантливый и к авантюрам склонный… С юных лет начинают его учить, тренировать, делают из него супермена с нечеловеческой реакцией и памятью. Строят для него целый маленький городок – американский, английский, испанский или еще какой. И там наш Ваня живет много лет, по-английски, например, только и говорит, и думает тоже. И быт впитывает, и привычки, и знание культуры. Выражение лица и даже чувство юмора приобретает соответствующее и все остальное. И становится он уже Джоном, а не Иваном, и забрасывают его потом нелегальным образом куда-нибудь в американскую глубинку, и начинает он постепенно карьеру делать уже в том обществе. И непременно преуспевает, он же очень талантливый, за то и отобран! Один из самых знаменитых у них был Гордон Лонсдейл, он же Конон Молодый, белорус. Так он такой был гений, что, во-первых, быстренько там миллионером стал, а во-вторых, западные разведки его стали наперебой завлекать. Видно, написано на нем было: блистательный разведывательный материал! Но скажу тебе, Палыч, за все надо платить! За то, что они над собой проделывают, и за эту жизнь двойную тоже расплата бывает неслабая. Они со странностями, непредсказуемые, даже диссидентами могут стать. Из ортодокса ведь настоящего нелегала не сделаешь! То есть притвориться он может, это без проблем, они все большие актеры… Вот Молодый, когда его англичане поймали, а потом наши его выменяли на британского разведчика, – так он чуть ли не антисоветские разговоры стал вести. И это ему не так в Союзе устроено, и то не в масть. И умер потом в сорок с чем-то при странных каких-то обстоятельствах. А то представляешь конфуз-то какой, щит и меч партии – и вдруг живая легенда этого щита и меча советскую власть по кочкам несет, чуть ли не за капитализм агитирует…
– Ну хорошо. Значит, и Трошин – тоже не ортодокс?
– Нет, этот из другой породы… Он же начальник…
«И я уже не журналист, а начальник», – не к месту подумал Данилин.
– …начальник, а не оперативник, – продолжал между тем Миша. – Он резидентом служил в Париже, вроде и в Японии, а резиденты – это уже должности партийно-политические и отчасти полицейские… Хотя, говорят, любит он переодевания, маскировки, хитрые легенды… Еще вроде гениально французским владеет, может хоть за парижанина сойти, или за человека с юга, из Прованса, например. Ну и еще языков пять прилично знает.
В общем, после такого рассказа любопытство Данилина совсем разгорелось.
Генерал Трошин только совсем недавно, в 93-м году, был отправлен в отставку. Но он так долго возглавлял самое таинственное подразделение разведки, что должен был, видимо, считаться прототипом Карлы – гениального мастера замысловатых шпионских игр, страшного паука, плетущего паутину по всему миру в романах Джона Ле Карре. Данилин ожидал увидеть зловещего типа с тяжелым, магнетическим взглядом, прожженного циника, манипулятора, не лишенного некоего темного обаяния…
Все оказалось совсем не так. Старичок был на вид совсем обыкновенный, без тени демонизма и адского шарма. Моргал маленькими синими глазками, смешно качал головой. Говорил банальные вещи.
В редакцию его привела обида на новую российскую власть, да и на Горбачева тоже, вообще на всех этих предателей, разваливших великую страну.
И более всего на коварное ЦРУ, которое, конечно, все это придумало и осуществило. Теперь этот подлый заговор генерал хотел разоблачить на страницах «Вестей».
