– Как-то не очень, – признался Глебов. – Но других нет. Поэтому сделаем так.

  Настороженно прислушиваясь к звукам из-за дверцы, Гоша прошипел:

  – Заткнитесь, парни! Он здесь!

  Переполошившись, друзья мгновенно умолкли и перебрались поближе к стене, спрятавшись за висящей на вешалках одеждой.

  Из колонок стереосистемы донесся громкий гнусавый голос переводчика:

  – Советский метод эффективней... Я так рад, что успел рассказать тебе о правах человека... Твик, извини за руку, но с этими дверными косяками надо быть поосторожней...

  – Парни, приколитесь! – прошептал Покровский, направив фонарик в сторону от себя. И круг света от него осветил электронный кодовый замок на дверце вмурованного в стену сейфа.

  В сложившейся ситуации радовало одно – было не так скучно, как могло бы оказаться для троих молодых людей, укрывшихся в шкафу от хозяина дома, в который они проникли. Синявкин смотрел «Красную жару», и парни занимались тем, что вслушивались в искрометные диалоги Шварценнеггера и Белуши, подмечая для себя интересные реплики.

  Однако полчаса, проведенные в напряженном ожидании, когда же хозяин дома наконец отправится на боковую, несколько сказались на их нервной системе.

  Сняв шлем и задрав маску, Шутов сидел и легонько бился затылком о стену.

  – Да что ему не спиться-то? Сколько можно? Ему скоро вставать. Давай-давай, иди в кроватку.

  – А может, он заснул? – догадался Глебов. Встав на четвереньки, он пробрался под одеждой к дверце и чуть отодвинул ее: над спинкой дивана торчала голова Синявкина, как показалось, свесившаяся на грудь. – И вправду заснул. Антон, дай топор.

  – Что задумал? – подбираясь к нему, спросил Шутов.

  – Надоело ждать. Долбану его по башке, и все дела.

  Ухмыльнувшись, Шутов протянул другу секиру.

  Отодвинув дверцу подальше, Глебов на четвереньках подполз к дивану, сел на корточки, схватил секиру двумя руками и, замахиваясь плоскостью лезвий, вырос позади Синявкина. К счастью, гнусавый голос переводчика и звуки стрельбы из колонок заглушили вырвавшийся из горла парня хрип, а увлеченный делом банкир не заметил всполохов теней, отброшенных на стены комнаты Глебовом, попавшим под свет экрана телевизора.

  Нырнув за спинку дивана, молодой человек поспешно ретировался в укрытие и задвинул за собой дверцу.

  – В чем дело? – сдавленным шепотом спросил Шутов.

  – Лучше подождем, пока он заснет – с бешено колотящимся сердцем выдавил из себя Глебов.

  – Да какая разница, долбанешь ты его по башке сейчас или когда он будет в кровати.

  Глебов протянул Шутову секиру.

  – Хочешь вырубить его сейчас – тогда вперед. Только предупреждаю, он не спит. Он полирует тряпочкой пистолет. Огромный такой, называется Дезерт Игл.

  – Ой-ё! – схватился за голову, запаниковав, Шутов. – Вот мы встряли...

  Вытянув ноги, Покровский включал и выключал фонарик на телефоне – час, проведенный в шкафу, начал сказываться на состоянии даже обычно спокойного и невозмутимого парня.

  – У него бессонница, что ли? – поморщился Гоша. – Давайте, может, навалимся и повяжем его? Втроем мы должны справиться. Только в кино один человек может раскидать толпу.

  – Гоша, нас даже не толпа, – напомнил Глебов. Подняв руки, он принялся массировать слипающиеся глаза. – Есть я, очкастый дистрофик и ты. Ты хоть раз в жизни дрался? А у этого буйвола волына и шрамы от ножевых.

  – Можно его придушить. – Покровский коснулся рукой болтающегося над ним ремня. – Накинем сзади ремень, и он наш.

  – Ага, – поддакнул Шутов и, подняв перед собой указательный палец, веско произнес: – Охотники говорят так: кто контролирует шею зверя, тот контролирует всего зверя.

  – Я не заметил у этого мужика шеи, – проворчал Глебов.

  Широко зевнув, Шутов сказал:

  – А еще за нас элемент неожиданности. Если сработаем четко и быстро, как спецназ, мы его завалим.

  – Мы уже сегодня сработали четко и быстро, – напомнил Глебов. – Помнишь, что получилось? Мелкий продавец из секс-шопа чуть не оторвал мне голову.

  – У нас возникли объективные трудности, – попытался оправдаться Шутов. – Вышел косяк с масками.

  – Косяк вышел не с масками, а с сообщниками. Один гей-идол, второй псих.

  – Я не псих. И если бы ты не согласился пойти на преступление, ни я, ни Гоша не сидели бы сейчас в шкафу, обсуждая, как лучше всего вырубить бандоса с огромной пушкой.

  – Ах ты рыжий говнюк. Ну-ка иди...

  Звук из колонок стих, и Глебов прервался на полуслове, так и не успев схватиться за тонкую шею друга.

  Покровский воздел кверху руки.

  – Аллилуйя!

  Выждав для верности минут двадцать и услышав сквозь приоткрытые двери комнат раскатистый храп Синявкина, парни наконец осмелились покинуть свое убежище.

  На цыпочках прокравшись в спальню, Глебов вооружился секирой и, встав у изголовья кровати, занес ее над своей головой. Однако, поразмыслив, опустил оружие, повертев плечами, размял их и поместил топор плоскостью над кончиком носа Синявкина. Поднял его над головой. Опустил. Снова поднял, но на немного меньшую высоту. И снова опустил. Чуть сдвинул секиру в сторону, прицеливаясь к точному удару по лбу. Поднял ее... И опустил.

  – Да бей уже! – не выдержав, прошипел Шутов.

  – Я не хочу сломать ему нос, – огрызнулся Глебов.

  – Тогда бей по лбу!

  – А если я случайно убью его?

  – Так будет даже лучше.

  – Парни-парни. – Покровский показал друзьям взятый с тумбочки пузырек. – А у него действительно бессонница. Смотрите, фенозепам.

  Выдохнув, Глебов с благодарностью кивнул другу.

  – Отлично. Обойдемся без насилия и просто усыпим его.

  Выбравшись из спальни, троица вернула шлем и оружие на их места в прихожей и передислоцировалась на кухню. Не став зажигать свет, они просто открыли дверцу холодильника. Отыскав в мойке блюдца, Глебов высыпал в них все содержимое пузырька, раздал всем по столовой ложке. Вернув пузырек на тумбочку в спальне, он вместе с друзьями закатал маску в шапочку и принялся перетирать таблетки в порошок.

  Маленькие, желтого цвета таблетки – штук по восемьдесят в каждом блюдце – постоянно, выскальзывая, выстреливали из-под ложек и разлетались по всей кухне. Приходилось прерываться и собирать их.

  Когда несколько таблеток в очередной раз улетели в угол кухни, Шутов не выдержал и ворчливо произнес:

  – Как достало! Проще долбануть его по башке.

  – Это мы всегда успеем, – заметил увлеченный работой Глебов. От усердия он даже чуть высунул язык. – Сначала попробуем усыпить.

  – А если они его не возьмут? Это снотворное, а не транквилизатор. – Присев на корточки, Шутов начал собирать разлетевшиеся по полу таблетки. – Он не обязан взять и отрубиться от них.

  – Если не отрубиться, то станет сонным. Будет легче его повязать.

  – Да, Серега, прав, – плюща таблетки, сказал Покровский. – Моя соседка сидела на фенозепаме. Она говорила, что после них ей даже трудно поднять руку. Закинет в себя штук пять, и сразу становилась такой спокойной и задумчивой. – Он с подозрением глянул на желтые шарики в блюдце. – Только ее фенозепам, вроде, был помельче.

  Собрав все таблетки, Шутов высыпал их в свое блюдце.

  – Занимаемся какой-то порнографией. Один удар, и не надо париться.

  – Сначала попробуем таблетки, – настоял на своем Глебов. – Вряд ли этот мужик обрадуется, если очнется с дыркой в голове.

  Шутов усмехнулся.

  – А от всего остального, что мы собираемся с ним сделать, он, по-твоему, придет в восторг, так?