Сидя перед окошком в строительном вагончике, сухой, заросший щетиной старик-сторож подслеповато вглядывался в экран портативного телевизора. Часы-радио на столе показывали «00:12», по телевизору передавали маловразумительную муть, и сторож крутил ручкой переключателя каналов, пытаясь найти хоть что-нибудь достойное внимания.

  Первый, новости: президент встречается с другим президентом – каким-то негром... неинтересно. Россия, новости: президент на заседании правительства отчитывает министра. НТВ, новости: президент катается на лошади...

  – Да чтоб ты убился, урод! – не выдержал сторож. – Убери уже свою морду из моего телевизора!

  Канал Петербург – русский сериал. Мужик с приклеенной бородой пробирается по темному коридору, держа на плече гранатомет. Ну-ка, ну-ка, а это уже интересно...

  Перед окошком промелькнуло что-то черное. И это что-то больше всего походило на верхушку шапки.

  Сторож отложил телевизор и, поднявшись со стула, прислонился лицом к окошку. За ним – настоящая темень, в которой лишь угадывались силуэты строительной площадки многоэтажного дома.

  Схватив фонарь, сторож пробормотал:

  – Ну, если это опять вы, проклятые токсикоманы...

  Открыв дверь вагончика, сторож включил фонарь, и круг света выхватил из темноты покрашенный не то в желтый, не то в оранжевый цвет экскаватор. Слева послышался звук, и старик направил луч фонаря в сторону, осветив здоровенную пирамиду из щебня. По склону которой скатывался камень.

  Выключив фонарь, сторож скрылся в вагончике, закрыв за собой дверь.

  Сергей Глебов, Антон Шутов и Гоша Покровский синхронно выдохнули, когда погас луч света, освещавший с противоположной стороны их укрытие – пирамиду из щебня.

  – Фу, чуть не спалились, – прошептал Глебов, прижимая к груди черный чехол из-под полу-профессионально видеокамеры.

  – Всё из-за тебя, придурок. – Шутов толкнул локтем сидящего рядом с ним на корточках высоченного парня. – Что, так трудно нормально пригнуться?

  – Я не виноват, что вы такие мелкие, – беззлобно огрызнулся Покровский.

  – Мы не мелкие, – возмутился Шутов, – Это просто ты – переросток. Чем тебя кормили, что ты так вытянулся?

  – Да ничем особенным. – Покровский пожал плечами. – В основном, картошкой с наших полей.

  – Да ладно, – не поверил Антон, – от картошки такими не растут. Тебе в нее точно что-то подмешивали. Какой-нибудь гормон роста.

  – Не, картошка была самая обычная, – возразил Гоша. – Моя семья растит только натуральные овощи. Без всяких химикатов.

  – Хватит трепаться, – одернул друзей Глебов. – Надо работать.

  Поднявшись, троица украдкой направилась к своей цели – бетонным плитам, сваленным в стопки. И стопок этих было не меньше двадцати.

  Незваным гостям, проникшим на охраняемую территорию, на вид было не больше двадцати пяти. Глебов и Шутов были одеты в синие джинсы и кроссовки, Сергей спасался от прохлады октябрьской ночи с помощью теплого, черного свитера, а Антон поверх рубашки одел ветровку. Первый, Глебов, выглядел как обычный молодой человек – среднего роста, среднего телосложения, темные волосы средней длинны – и вообще ничем не выделялся, тогда как Шутов был неимоверно худ, его растрепанные рыжие волосы торчали пучками во все стороны, а голубые глаза были скрыты за линзами очков в черной пластиковой оправе. Третий, Покровский, был ростом под два метра, носил остроносые, лакированные до блеска туфли, черные брюки и черный, короткий полу-плащ, стянутый на талии ремнем. Мужественное лицо Гоши с аккуратно уложенными светлыми волосами, скрытыми в данный момент под шапкой, считали привлекательным как девушки, так и некоторые из мужчин. К неудовольствию самого Гоши, выросшего в глухой провинции и воспитывавшегося в соответствии с кодексом чести «настоящего русского пацана». От безжалостного истребления на месте гей-меншинство Петербурга спасало лишь то, что кроткий как ягненок Гоша был неспособен ударить человека. Даже такого, которого он не считал за человека. Впрочем, Гоша давно смирился к повышенному вниманию к себе, ибо считал себя восходящей звездой российского кинематографа. Правда, так считал лишь он один.

  Обойдя плиты кругом, троица почувствовала себя в безопасности.

  – Будем снимать здесь, – решил Глебов.

  – Почему здесь? – заспорил Шутов, – Давай отойдем подальше, на старое место.

  – Не-а. Здесь сцена будет смотреться эффектней. – Глебов указал на верх одной из стопок высотой под пару метров и скомандовал: – Гоша, лезь!

  – Гоша, стой! – приказал Шутов.

  – Гоша, лезь!

  – Нет, стой!

  – Да вы достали! – проворчал Покровский. – Гоша, лезь, Гоша, стой. Гоша лезь, Гоша, стой. Я вам чо, собака?

  Первым отреагировал Шутов.

  – Гоша, опор!

  – Гоша, к ноге! – спустя долю секунды присоединился к нему Глебов.

  – Гоша, сидеть!

  – Гоша, голос!

  – Уроды, – пробормотал обиженный Покровский.

  Хохотнув, Глебов констатировал:

  – О, а команду «голос» он знает.

  – Ладно, будем снимать здесь. – Шутов вынул из кармана солнцезащитные очки и протянул их Гоше. – Одевай.

  Гоша послушно напялил очки и тут же принялся растерянно вертеть головой.

  – Черт, парни, я в них вообще нихера не вижу.

  – Не ной, – велел Шутов. – По сюжету твой герой – слепой и ориентируется по звукам. Это его фишка. И недостаток.

  – Да сдался тебе этот недостаток.

  – Давай будем профессионалами, Гоша. По законам драматургии у любого главного героя обязан быть недостаток. И чем больше недостаток, тем интересней герой.

  – Зашибись. После этой сцены мой герой станет не только слепым, но еще и хромым. – Покровский пнул валяющийся под ногами камень. – Я же ноги переломаю, когда буду спрыгивать.

  – Ну, искусство требует жертв. – Глебов включил на камере фонарь, направив свет в землю. После сразу выключил. – Давай наверх. Я готов снимать.

  – А я-то с какого должен жертвовать своими ногами ради вашего фильма? – проворчал Покровский, но послушно, цепляясь за выступы плит, полез вверх.

  Когда Гоша оказался наверху, Глебов распорядился:

  – Значит так. Когда я включу фонарь, ты спрыгиваешь перед камерой и начинаешь играть.

  – Ясно, – без энтузиазма откликнулся сверху Покровский.

  Подняв перед собой камеру, Глебов направил объектив в то место, где должен был приземлиться Гоша.

  Дернув Сергея за рукав, Шутов приложил к губам указательный палец.

  – Тс-с-с... Здесь кто-то есть.

  Глебов прислушался: и вправду, за плитами звучали чьи-то тихие шаги. Незнакомец шел осторожно, словно крадучись.

  – Прячемся.

   Едва парочка скрылась в ближайшем проходе между плит, как из другого прохода появился сторож. Держа в одной руке резиновую дубинку, а в другой – выключенный фонарь, старик старался вести себя как можно тише, чтобы поймать и наконец отлупить незваных гостей, повадившихся в последнее время шастать на его стройплощадку. И судя по обнаруженным наутро тюбикам с клеем, скомканным лентам скотча и окровавленным тряпкам, эти гости занимались на вверенной ему территории чем-то крайне подозрительным. Токсикоманы, сделал вывод сторож, когда в одно прекрасное утро во время обхода он нашел аж десять пустых тюбиков от клея.

  Однако старик даже и не подозревал, как сильно он ошибался и какой жуткой окажется правда.

  Выйдя из-за плит, сторож прошел пару метров, прислушиваясь к звукам в ночи, и, не обнаружив никого, пробормотал:

  – Послышалось, что ли...

  Сторож включил фонарь – и в этот момент, приняв свет за сигнал к началу съемок, перед стариком, шелестя полами плаща, развеваемыми воздухом, эффектно приземлился Гоша. Конечно же, сторож испугался. И замер от страха. Последующие же действия новоявленного Бэтмена так и вообще ввели несчастного пенсионера в ступор.