И Владу.

Он видел её в толпе у вагона метро, иногда краем глаза ловил знакомое лицо, проходя по улице, или замечал кого-то с таким же, как у неё, коротко стриженым затылком в очереди к автобусу. Однажды — в зеркале заднего вида. Это совершенно точно была Влада, в большом отцовском свитере, в старых джинсах, она стояла на тротуаре, и прохожие недовольно шагали мимо, задевая её, кто плечом, кто сумкой.

Кир остановил машину у обочины и выскочил на тротуар. В янтарном свете фонарей город жил очередным будничным вечером. Громко сигналили машины на перекрёстке. Он замер, растерянно оглядываясь: Влады нигде не было, и даже никого, кто хоть примерно напоминал её.

Это всё подсознание. Подсознание издевалось над ним, не давая забыться. Ночью ему казалось, что Влада строит у кровати и говорит что-то, глухо, неразборчиво, но со временем он начал различать слова.

— Вернись ко мне, — говорила она. — Вернись, пожалуйста. Вернись. Вернись…

Она ждала его на автобусной остановке холодной зимней ночью, ждала за тёмным поворотом коридора. Киру часто приходилось возвращаться с работы, когда город пустел и замедлял своё вращение, и тогда Влада подстерегала его в каждой тени. Иногда Киру удавалось рассмотреть даже её исцарапанные руки.

Ночью он нашёл у себя в столе её таблетки и всерьёз раздумывал над тем, чтобы принять их. Можно все сразу — чтобы уж наверняка. Потому что каждую ночь она приходила и повторяла одно и то же.

— Вернись.

В понедельник он взял единственный оставшийся отгул и собрался ехать в Ваю. Выезжать пришлось затемно, тем более что спокойно спать ему не приходилось уже очень давно. Убежал назад пахнущий сигаретным дымом город. Замельтешила жёлтыми огнями трасса. Зима вошла в самую холодную стадию, но в машине было тепло. Изо всех сил голосило радио.

Она стояла у дороги, и свет фар на мгновение выхватил из темноты её фигуру — всё тот же старый свитер. Кира как будто ударило током. Пустая дорога — он вглядывался в фосфоресцирующие полосатые столбики на обочине. За ними шевелились щупальцастые деревья. Мгновение — и Кир снова различил её силуэт, не морок, не призрак — просто человек на обочине, хотя что может понадобиться человеку зимней ночью на обочине загородной трассы.

Он ударил по тормозам. Машину чуть занесло и развернуло на обледеневшем асфальте. Оставив дверцу приоткрытой, чтобы слышать радио, он бросился к Владе, уже злясь на себя за то, что опять пытается поймать тень.

Но теперь она не исчезла. Она ждала, когда он подойдёт ближе. Взгляд — снизу вверх, старый свитер, запёкшиеся раны на ладонях, запах августовской сливы с анисом и бадьяном.

— Вернись, — сказала Влада, протягивая к нему руку. — Я так жду тебя.

Мир вокруг подёрнулся туманом. Зимний ветер притих, и звук музыки стал глуше, монотоннее, и вдруг совсем изошёл на писк.

— Хватит, отпусти меня, — он сделал шаг назад.

— Кир! — Она взяла его за руку, тряхнула, провела пальцами по щеке. — Вернись, пожалуйста. Открой глаза.

О чём это она? Реальность вокруг них комкалась, скрипела и хрустела песком на зубах. Кира ощутимо тряхнуло. Дорога накренилась и хрустнула посередине, и к излому покатилась брошенная машина, и полосатые зеленовато светящиеся столбики, и тёмные силуэты деревьев.

Кир открыл глаза. Что-то механически пищало слева. Холод и туман понемногу отступали, и он снова увидел Владу. Теперь она была не в свитере — в белом халате поверх тонкого платья, и отчего-то казалась до синевы бледной.

Рядом с ней стояла Зарина — тоже в белом халате, встрёпанная, как мокрый воробей, с непривычно отросшими волосами. Стена из белого кафеля и окно в полстены. Кир попробовал подняться, но онемевшее тело не слушалось. Бросил взгляд в окно: за ним покачивалась ветка дерева с ещё зелёными листьями.

— Лежи, — остановила его Влада и села на край постели, осторожно, так что простыня почти не смялась. Зарина опустила руки на спинку кровати и ткнулась в них лбом.

— Какое сегодня число? — спросил Кир, слушая свой голос как будто издалека.

— Двадцать первое сентября. — Руки Влады подрагивали у неё на коленях. Он старалась улыбаться — Кир видел, — но получалось бледновато. — Почти месяц прошёл с тех пор, как случилась авария.

— Авария? — повторил он бездумно. Реальность была, как смутно знакомый фильм. Он всё верил, что закроет глаза и снова очнётся на скованной льдом трассе, рядом с машиной, услышит бормотание радио.

— Да. На въезде в город. Там две фуры не поделили дорогу, потом рейсовый автобус, несколько легковушек. Пятнадцать человек погибло.

— Влада, — раздражённо оборвала её Зарина.

— Извини.

Зарина круто развернулась на каблуках и вышла, буркнув у дверей:

— Мне пора на работу.

Влада снова молчала, виновато улыбаясь. Кир пытался вспомнить, какое же было число, когда он уезжал из Ваи. Влада сидела на крыльце, поглаживая неестественно выпрямленную ногу. Потом она встала и помахала ему. Командор прыгнул на крышу будки и весело гавкнул.

Она сказала: почти месяц. Кир потянулся и взял её за руку. Оказалось, что собственное тело плоховато ему подчиняется.

— Только не пей таблетки, ладно? Всё будет хорошо.

Влада всё улыбалась, как улыбаются, когда хотят заранее извиниться за плохую новость.

— И не стирай диссертацию, хорошо? Пообещай мне.

— Кир, я говорила с шефом. Всё это существует на самом деле. Все миры, все изломы реальности, и в каждом из них — мы. Мы с тобой попали в складку. А я всё помню. Помню, как мы были на осеннем рынке, помню психотерапевта, помню подвал в старой школе.

Киру захотелось отвернуться или хотя бы закрыть глаза.

— И много чего ещё помню. — Влада зажмурилась и дождалась, пока по щекам скатятся слёзы. — Я живу в нескольких жизнях сразу, смешно, правда?

Кир сжал её руку.

— Что сказал шеф? Он сможет помочь?

— Нет, он не специалист по таким вопросам. И, если честно, не думаю, что есть такие специалисты. Но он обещал познакомить меня с одним человеком. Будем надеяться, что у нас получится. Но ты об этом не думай, тебе сейчас главное — пойти на поправку.

— Не жалей меня, — попросил Кир. — Говори всё, как есть.

Она судорожно вздохнула, и слишком просторный халат сполз с плеча. Судя по солнечному свету за окном, конец сентября стоял погожим. Её платье было на тонких бретельках, и Кир увидел эфемерные тонкие порезы на её плечах, как будто и до них добралась иголка из пластикового футляра.

— Знаешь, нас может швырнуть в другую реальность в любой момент. Может, мы всё забудем, или начнём мыслить по-другому. Просто будь готов. То, что было с нами в деревне: мои исчезновения, история с соседом — это тревожные звоночки. А сейчас уже — колокол.

Они замолчали, глядя в разные стороны. Влада отвернулась, дрожа ресницами. Кир смотрел на её руки, и видел запёкшиеся шрамы, как бы тщательно Влада ни пыталась их скрыть.

— Ты ешь что-нибудь? — спросил он.

— Когда мне? Работа, встречи с шефом, и три раза в день стараюсь заходить к тебе. Если сплю хоть пять часов в сутки — и то большая удача.

— Обещай мне, что будешь беречь себя. Или ты решила, что раз уж реальностей так много, на одну из них можно и махнуть рукой?

Шутка вышла какой-то грустной.

Когда она вышла из больницы, небо посерело от подступающего дождя. Эта дорога сделалась привычной — по больничной аллее из клёнов и пихт, по тротуару вдоль старинной кованой изгороди, и к остановке через крошечный жилой квартал. Владу здесь узнавали даже дворовые кошки.

Одно было хорошо: автобусы отсюда ходили полупустыми, всё-таки самая окраина города, конечная остановка маршрута. Она нашла себе место у окна и села, склонив голову к стеклу. Силы были почти что на исходе — уже которую неделю. И Влада всё ждала, когда же они кончатся, чтобы опустить руки и честно сознаться себе: «Я сделала всё, что могла». Но такой момент почему-то всё не наставал.