Быстро приближаясь, всматриваюсь в конных. Подхожу ближе, ближе… Да ведь это кавказцы! Наш первый полк. И быстро-быстро промелькнули в голове картинки: станция Кавказская, около вагонов строевые кони, молодые казаки, жены-казачки, матери, отцы. Возбужденные лица, песни, смех, порою слезы молодых жен и матерей; гулко стучат копытами по деревянным помостам, неохотно идут в вагоны строптивые кабардинские кони, почти неуки. То отправляют эшелон молодых казаков «за Каспию» на долгую «действительную службу», куда-то на далекую российскую азиатскую окраину…
И опять та же железнодорожная станция. Напряженное состояние. Жены-казачки «горят». Скоро… скоро они увидят своих мужей, возвращающихся домой, «на льготу, из-за Каспия». Показался длинный поезд. Вагоны красные с надписью: «40 человек, 8 лошадей». В дверях радостные лица казаков. За их спинами — кони. Из вагонов несутся крик, шум, свист, песни. Вот они, наши «закаспийцы». Мерв, Мургаб, Кушка — все осталось позади.
Таковы картинки в былом. И вот теперь они в Турции — из Закаспийской области, из Мерва, из далекой крепости Кушка, с самого южного пункта Русского государства.
Но кто это в голове этой конной группы? Неужели Федя?..
Протискиваюсь сквозь толпу пластунов. Да, это он. Темно-коричневая папаха, по обыкновению нахлобученная до самых бровей. На груди — бинокль. За плечами — белый башлык. Нервный тонконогий текинский конь под ним просит повода. Полная неожиданность.
— Откуда? — кричу ему.
— Из-под Баязета! — отвечает он, улыбается, и мы целуемся.
И опять вспышка воспоминаний о родной станице, где вместе учились и впитывали в себя с малых лет казачий дух, сноровку, песни, пляски казачьи. А лагеря на Челбасах!
В праздники из станиц приезжали жены призванных в лагеря казаков. На разостланных скатертях у подвод — обильное угощение с напитками.
— Да иди-ите к на-ам!.. Не побре-езгуйте! — смеются казачки-станичницы и тянут нас за полы черкесок.
— Да присаживайтесь побли-иже… мы не брыка-аемся, — певучим голосом и игриво шутят они.
Идет настойчивое угощение, и бабочки, повеселев от вина, затягивают:
Любила бы я казаченька,
Мал адова да чернабровава…
А мужья потом, прервав бабью песню, выкрикнули: «Дэл-ла, дэл-ла…» — и понеслась лезгинка.
И все это промелькнуло тогда в моей голове как яркая вспышка магния.
О, черт возьми! Как хорошо быть молодым!
Оказалось, что с востока, из Персии, миновав ночью Баязет, к нам, к 2-й Кубанской пластунской бригаде, авангарду Эриванского отряда, прибыл разъезд.
И надо случиться так, что этот разъезд был от «нашего», 1-го Кавказского полка, в который ежегодно мы отправляли молодых казаков в далекий Закаспий. И теперь встретились здесь, в далекой Турции, на войне и под самым Баязетом. Нашей радости не было конца. Но коротка была встреча: взвод казаков с хорунжим Елисеевым возвращался в свой полк, который занял Баязет. Боевая обстановка изменилась. Вместо наступления на Баязет пластунская бригада генерала Гулыги повернула на запад, на г. Диадин и дальше на Кара-Килису, что в Алашкертской долине.
Баязет остался позади нас.
Есаул Куркин.
Трагедия под Дутахом
Закаспийская казачья бригада стоит в селении Диза, что к югу от Баязета. Наша «искровая станция» приняла это сообщение из Кара-Килисы, из штаба генерала Абациева. 3-й Волгский полк Терского войска полковника Тускаева под натиском скопища курдов отошел в Алашкертскую долину, потеряв до ста казаков убитыми и ранеными, два орудия и один пулемет. Мы были в недоумении от столь серьезных потерь полка и в особенности оттого, что потеряли орудия, да еще курдам.
Через несколько дней 1-й Кавказский полк переброшен в село Мысун, что у Каравансарайского перевала по дороге в Игдырь. В полку на ночлег остановился эвакуированный офицер Волгского полка. Злой и голодный конь в постоянном холоде откусил ему нос. Этот офицер рассказал, что их полк с двумя орудиями Кубанской батареи и двумя пулеметами был послан в глубокую разведку южнее Дутаха. Вперед выслали три офицерских разъезда, силою в один взвод каждый, под командой хорунжих Акулова, Третьякова (фамилия третьего забыта). Курды, пропустив их, уничтожили полностью и потом числом около 5 тысяч коней обрушились на полк.
Подробности боя он не рассказал.
Скоро в полку появились отозванные с фронта «виновники поражения» — командир полка полковник Тускаев, командир батарейного взвода сотник С. И. Певнев, потерявший в бою оба свои орудия, и сотник Леонид Артифексов, потерявший один пулемет из двух, находившихся при нем. Тускаев ночует у нашего командира полка полковника Мигузова. Они оба терские казаки, офицеры в высоких рангах и должностях, почему — для нас скрыты. Но оба сотника, Певнев и Артифексов, ночуют с нами. Мы очень рады гостям с фронта, угощаем их и слушаем рассказ о жуткой катастрофе, случившейся с Волгским полком и с ними самими. Временного начальника 2-й Кавказской казачьей дивизии генерала Певнева для допроса вызвали в Тифлис. Их троих — пока в Игдырь, в штаб корпуса для возможного предания военно-полевому суду, страшного для всякого офицера. Мы смотрим на них с глубоким сожалением, стараемся говорить как можно тише, ласково, ободряюще.
Оба сотника, с которыми мы познакомились только сейчас, совершенно не смущены тем, что их вызывают для допроса. Оба — высокие, стройные, интеллигентные, ставшие офицерами по глубокому своему призванию, они спокойно рассказывают о случившейся трагедии и не боятся даже и полевого суда, считая себя совершенно не виновными.
Генерал Масловский так определяет эту катастрофу:
«К концу октября Эриванский отряд постепенно занял все примыкающие к нашей границе долины — Баязетскую, Диадинскую и Алашкертскую… Коннице отряда была поставлена задача вести глубокую разведку… В первых числах ноября 1914 года 2-я Кавказская дивизия под начальством генерала Певнева была выдвинута на юг, за перевал Клыч-Гядук… Слишком далеко выдвинутый в качестве авангарда 3-й Волгский полк полковника Тускаева был окружен большими массами курдов и попал в очень тяжелое положение. Авангардом было потеряно два орудия, но сотни, совсем не руководимые командиром полка, доблестно вышли из этого тяжелого положения благодаря мужеству командиров сотен и особенно начальника пулеметной команды. Генерал Певнев, не поддержав авангард в нужную минуту, начал отходить за перевал Клыч-Гядук».
Участник этого боя, тогда сотник и полковой адъютант 1-го Лабинского полка, генерал Фостиков:
«Было приказано произвести глубокую разведку вниз (на юг) по Евфрату, в направлении на Мелязгерт, силою в один полк при двух орудиях и двух пулеметах. Очередь в разведку была за терцами. 3-й Волгский полк выступил. До десяти часов утра никаких сведений от волгцев не было, а потом в городе начали появляться отдельные казаки этого полка, от которых я лично узнал, что их полк ведет бой с курдами верстах в десяти от Дутаха. Об этом я доложил командиру полка полковнику Рафаловичу, который приказал ознакомить с обстановкой командиров сотен и приготовить сотни к выступлению.
Послышалась артиллерийская стрельба. Получено донесение от полковника Тускаева, что он под сильным нажимом курдов отходит к Дутаху. К Волгскому полку выслан разъезд с двумя офицерами. Из Дутаха под прикрытием полусотни казаков спешно были высланы обозы 1-го разряда обоих полков и полевой госпиталь. 1-й Лабинский полк карьером выбросился на западную окраину города и построился в резервную колонну. Перед нашими глазами открылась ужасная картина отхода, почти без строя, 3-го Волгского полка, преследуемого массой, тоже без строя, курдской конницы в 4–5 тысяч. Положение создалось критическое: надо было спасать волгцев и вообще спасать свое положение. Силы противника во много раз превышали наши общие силы.
Полковник Рафалович, подпустив ближе противника, увлеченного преследованием волгцев, сомкнутым строем 1-го Лабинского полка атаковал курдов, сбил их и погнал вниз по правому берегу реки Евфрат. Волгцы продолжали уходить и скрылись в горных изгибах. Против правого фланга лабинцев неожиданно появилась новая конная группа курдов. Полк, перестроившись в линию полусотенных колонн, стал медленно отходить к перевалу Клыч-Гядук. В это время в полк со стороны Евфрата прискакали четыре казака-пулеметчика с сотником Артифексовым, который сидел на крупе коня одного из своих казаков. У него была повреждена нога. Курды стали наседать на отступающий полк. Линией сомкнутых колонн полку приходилось несколько раз переходить в контратаку. Подъесаул Борисенко незаметно не только что для противника, но и для нас занял своими пулеметами позицию на фланге полка и, когда курды поравнялись с ним, открыл убийственный пулеметный огонь. Курды отхлынули назад, оставив кучи убитых лошадей и людей. Полк вновь перешел в контратаку. Севернее пулеметов два наших орудия также открыли огонь. Придя в себя, курды вновь перешли в наступление, стараясь обойти наш правый фланг. Лабинцы отступали медленно, уступами и к вечеру стали у подножия перевала, потеряв убитыми и ранеными около 30 казаков и до 50 лошадей.
В эту ночь по приказанию полк отошел в Алашкертскую долину.
Что же произошло у волгцев?
Полк вел стрелковый бой с курдами в 8–10 верстах на юго-запад от Дутаха. Правый фланг полка был открыт, и его обошли курды. С фронта и на правый фланг они повели конную атаку. Волгцы не выдержали. Командный состав был не в силах остановить своих пожилых казаков „третьей очереди“, уже отвыкших от строя. С одним пулеметом четыре казака-пулеметчика успели ускакать, вытащив пулемет вьючками. С другим сотник Артифексов был прижат к Евфрату. Под ним убило лошадь, которая упала в воду и придавила ему ногу, и он, лежа наполовину своего тела в воде, отстреливался из револьвера. На наседавших на Артифексова курдов откуда-то выскочили четыре пулеметчика и изрубили нескольких курдов — освободили своего офицера. Их пулемет раньше уже был взят курдами. Артиллерийские запряжки двух орудий сотника Певнева, смятые поспешно отступавшими волгцами и смешавшись с ними, не смогли вывезти свои орудия — не успели. Певнев и номера (казаки) орудий встретили атакующих курдов картечным огнем, но были смяты, несколько артиллеристов зарублены, а остальные казаки с сотником Певневым из-за орудий защищались револьверным огнем. В этот момент один офицер Волгского полка с взводом казаков атаковал курдов у орудий. Певнев и его артиллеристы были спасены. Взвод терцев ускакал, не заметив в пылу боя, что их офицер, под которым убита лошадь, остался у орудия. Он защищался, а потом — застрелился».
