Если многие участники Белого движения – колчаковцы, деникинцы, врангелевцы – написали сотни воспоминаний о себе, своих вождях, товарищах, боях и походах, то их семиреченские коллеги таких воспоминаний почти не оставили. Я не могу назвать ни одного имени, кроме самого Анненкова, кто озаботился своими воспоминаниями. Писать мемуары Анненков тоже не собирался и сделал это неожиданно, видимо, в минуты меланхолии, раздумий и переоценки своего боевого прошлого. Они невелики по объему, эпизодичны, не содержат подробного описания событий. Поэтому основным источником для биографии Анненкова являются его показания следствию и суду. А.В. Колчак не успел написать мемуаров, но сохранились протоколы заседаний Чрезвычайной следственной комиссии с протоколами его допросов. По содержанию этих документов чувствуется, что допрос адмирала вели интеллигенты, вели не торопясь, не спеша, со знанием дела, объективно и не собирались в ближайшем будущем лишать его жизни. Допрос и запись показаний Анненкова, наоборот, дышат какой-то торопливостью, небрежностью, схоластичностью и непоследовательностью, а их содержание характеризует судей как не обладающих достаточным профессионализмом, но хорошо проинструктированных и знавших заранее, какой приговор им надлежит вынести. Отсюда и разница в информационной содержательности этих документов.
Поэтому штрихи к портрету Анненкова найти трудно.
По воспоминаниям людей, воочию его видевших, Анненков был среднего роста, худощав и строен. У него – прямой с горбинкой нос, темные с пронзительным взглядом глаза, тонкие, хорошо очерченные губы с блуждающей по ним то ли скептической, то ли презрительной улыбкой, тонкая, цепкая рука с длинными пальцами. Не казак по рождению, он, как и все казаки, носил чуб и усы.
Анненков отличался завидной выправкой строевого офицера, был всегда аккуратен, подтянут, чисто выбрит, начищен и наглажен, любил строй, спорт, был хорошим наездником, рубакой и охотником.
Атаман был щеголем, носил фуражку с высокой тульей, любил военный мундир и нередко его «совершенствовал». Он ценил красоту и любил яркость. Позже это проявилось у него в создании в дивизии так называемых цветных частей – полков Черных гусар, Голубых улан, Коричневых кирасир, в мундиры которых он любил наряжаться.
Отзывы об Анненкове, со многими из которых мы уже познакомились, характеризуют его как довольно крупную индивидуальность, человека острого и быстрого ума, обладающего феноменальной памятью. Он человек слова, человек действия, человек непреклонной воли. Ему были присущи энергия, храбрость, упорство, организаторские способности, жесткость в проведении в жизнь своих решений.
Интересные сведения к характеристике Анненкова и некоторых особенностей его быта дал Николай Ромадановский – помощник личного шофера Анненкова Ивакина, близко наблюдавший его и, конечно же, знавший о нем то, что было неведомо другим. Знакомясь с ними, следует учитывать, что это – показания, данные Ромадановским в кабинете следователя, а не свободный рассказ, и мемуарист знал, что тому хотелось услышать. Ромадановский проживал в Москве и на суд не прибыл. На судебном процессе было установлено, что его показания не были приобщены к делу. На этом основании защита требовала их не рассматривать, но, конечно же, суд пренебрег этим требованием защиты, и показания были оглашены. Вот они:
«Владимир Борисович Анненков был из казаков сибирских войск, среднего роста, средних лет, лицом походил на калмыка. Физически развит, мог заставить играть каждый свой мускул, был преподавателем фехтования в военной школе. В германскую войну командовал партизанским отрядом, по рассказам казаков, немцы боялись его дерзких набегов по их тылам. Обладал большой силой воли, мог гипнотизировать. При подборе людей в свой личный конвой долго всматривался в глаза, после чего говорил: этого можно взять, а того – нет. Кстати, выбранные таким образом в конвой из числа захваченных в плен красноармейцев, подпавшие под влияние Анненкова, становились похлеще и вернее его партизан. Однажды во время одной неудавшейся стычки с красными атаман избежал плена только благодаря верности именно бывших красноармейцев, взятых им в свой конвой. Не любил курить, но на важных заседаниях дымил сигаретой. Шоферам, от которых пахло самогоном или спиртным, керосином, говорил: “Как вы пьете эту гадость, приходите ко мне, я угощу вас коньяком, чистым спиртом”. Не любил офицеров, которые часто пили. Пренебрежительно отзывался о женщинах, но в Семипалатинске, по рассказам казаков, изнасиловал гимназистку, в деревне Казаткулово ходил к учительнице. Женам офицеров разрешал жить только на известном удалении от нахождения частей.
Атаман не любил священников, тем не менее при встречах его в деревне никогда не говорил “отец священник”, а приветствовал “здравствуйте, батюшка”. Нравилось, когда в церкви произносилось: “Многие лета боярину Борису”. Недолюбливал генералов, называл их старым хламом. Требовал опрятного вида от партизан, оборванных посылал к каптенармусу с устным приказом выдать обмундирование, после чего во всем новом надлежало явиться к нему лично. Партизанам-казакам не давал выговоров: внушения делал намеками, всякий раз приводил какую-нибудь историю: “Был у меня юнкер, который вел себя так…” Далее следовало нечто похожее на совершенный нерадивым подчиненным проступок.
После прибытия в какое-нибудь село, сначала спрашивал партизан, как их встречали местные жители, как и чем кормили: теми ли кушаньями, что предлагали ему. Останавливался только у богатых казаков. В одном селе крестьяне вышли встречать Анненкова хлебом-солью. Будучи чем-то недоволен, атаман велел немедленно их выпороть. Хорунжий Макаров бросился избивать мужиков своим карабином, казаки стегали плетьми. Несмотря на крики и мольбы крестьян, Анненков не прекратил расправы и спокойно смотрел на “работу” своих партизан. После порки все мужики были расстреляны…»
Я неслучайно предупредил, что это – показания Ромадановского. В целом они слишком хорошо и правдиво характеризуют Анненкова, но последний эпизод выглядит чуждым всему повествованию. Видимо, это плод воображения следователя, включенный в показания под нажимом.
Но продолжим знакомство с показаниями Ромадановского: «Любил посещать солдатские вечеринки, где сам плясал и учил этому казаков, подтягивал песни, но сам голосом не обладал. Страстью была езда на автомобиле, сам накачивал воздух в камеры, надевал бандажи. Нравилось попугать киргизов, лошадей глушителем газа, у него часто получался эффект выстрела. Веселился, если удавалось задавить собаку, курицу, барана, очень хотел задавить какого-нибудь киргизенка.
Имел личного повара. Помощником повара был взятый под Черкасским арап – негр, который знал французский, немецкий, английский и мусульманский[9] языки. Анненков всегда подсмеивался над негром: почему он всегда такой “грязный”. При всякой поездке на автомобиле повар обязан был снабжать Анненкова провизией, яблоками, сладостями. Держал капельдинера Юзефа, который приносил кофе, чай, обед, одежду.
У атамана был большой гардероб, заведовал коим казак Степан. В гардеробе находились: костюм, три пары сапог с высокими каблуками и медными подковами, белье, шоколад, сигареты, ром, коньяк, меховая шуба, серебряный кинжал, японский карабин, серебряная пуговица с гербами, сделанная в оружейной мастерской. Все это по первому требованию немедленно доставлялось на место посыльным.
При себе атаман держал ручную волчиху Динку-Анку, лисицу, медведя, который однажды залез на крышу дома, зацепился за что-то, повис на кольце и задушился. Бедный Степан, боясь наказания, чуть не застрелился из-за этого медведя.
Личный парикмахер по прозвищу Бомба брил и стриг под челку, завивал чуб атамана.
В личном окружении Анненкова было несколько немцев и австрийцев из числа военнопленных. При нем состоял личный конюх по уходу за выездными лошадьми.
Во время работы атаман в своей комнате заставлял оркестр играть военную музыку, по вечерам давать симфонические концерты, на которые приглашались офицеры. Существовал специальный хор Атаманского полка. Казаки этого полка носили брюки с генеральскими лампасами, обязаны были иметь чуб и стрижку под челку. Погоны у них были с вензелями “АА”, на кокардах был череп смерти. На всех знаменах имелись надписи: “С нами Бог и атаман”.
