– А вы своих видите? – спросил Алексей.

– Это ведь квартира родителей, многие по-прежнему живут поблизости. Но у женщин другие разговоры – вышла замуж, не вышла, сколько детей, нет детей, пьет муж, бьет муж, гуляет муж, нет мужа, аяяй, как же так. Это совсем другая беда. Я бы тоже ни с кем из них не сработалась.

– Я обычно никого даже не вижу – квартира в другом районе, на сходках не бываю. Просто ненавижу эти обычаи, ненавижу!

– Съешьте еще одну конфету, Алеша. Там орех.

– Да знаю я про орех. Спасибо вам, Рита. Я вас в следующий раз в ресторан приглашу. Я сам не готовлю, не умею. На работе в кафе ем. А с Ритой мы уже все рестораны исследовали.

            Рита вздрогнула.

– Никак не привыкну, что ее Ритой зовут.

– А у вас есть парень сейчас?

– Есть. Но его не Алексеем зовут, а Дмитрием. И он не парень, а, скорее, мужчина средних лет.

– Насколько средних?

– Ближе к пятидесяти пяти.

– Ооо, очень средних, очень…

            Алексей ушел в приподнятом настроении.

            Потом догнало прежнее сомнение – объективен или предумышленно субъективен, потом еще одно – была ли Рита. Не плод ли это его фантазии? Не тот ли запретный плод, который ему милостиво подкидывает измученное сознание? Хотелось набрать ее номер, но Алексей ограничился тем, что посмотрел на цифры в телефоне. Снова пришла мысль о книге. Он знал, что если не позвонит сейчас и не спросит, эта мысль нырнет под другие, но будет мучить подспудно, как мучит все забытое. Вместо этого Алексей позвонил Рите.

– Как ты, солныш?

– Ой, Пусик, ты не вовремя. Сейчас с папуликом паркуемся как раз. Пойдем кушкать.

– Ну, приятного вам вечера. И аппетита.

– Ага, чмокаю тебя.

            Зачем позвонил? Почему просто не выспаться?

            Не включая ни телевизор, ни ноутбук, Алексей лег в постель. В постели пахло Ритой. Он снова поднялся, сменил белье, но приторный запах не ушел, затаился глубоко в подушках и дышал оттуда на Алексея. Пришлось сбросить обе на пол и сунуть под голову локоть. Стало легче. К полуночи, пересчитав стадо баранов под зеленым холмом, Алексей уснул.

            Соискателей на следующий день не было. От звонивших отбивалась Светочка. Алексей до вечера просидел в промышленном отделе – сверяли позиции по «Энергетическому форуму». Все было готово – отлаженный механизм работал четко. И кто, как не Алексей, его отладил?

            Неожиданно позвонила Рита. Алексей с трудом сообразил, о чем речь.

– Я вас вчера о главном не спросила. Вы меня извините. Мы словно оборвали разговор. Но я все время думаю…

– О чем? – спросил Алексей, отойдя к окну и глядя на серый тусклый город.

– О том, какие планы у вас не сбылись? Каких надежд вы стыдитесь? Ведь вы успешны. Особенно по сравнению с одноклассниками.

            Алексей хмыкнул.

– Где шкала, Рита? Чем вы измеряете успешность? Наличием? Отсутствием?

– Да, наличием определенных благ, отсутствием некоторых проблем. Отдельным жильем, машиной, работой. А вы чем?

– Я сейчас перед подчиненными стою. И не исключено, что они слышат, о чем я говорю. Я бы измерял успешность глобально – совсем другой шкалой.

– Вселенской любовью? Славой? Бессмертием?

– Я мечтал стать актером.

– Актером? Да, это другая шкала, – согласилась она. – Но вы же интроверт.

– Почему это? И даже если интроверт, на сцене я выплескивался бы без остатка. В общем, лучше свернуть эту беседу. Я заеду вечером и поедем ужинать.

            Заеду и поедем – ведь и не скажешь иначе.

            Тусклый город, но знакомо, обволакивающе тусклый. Спит, чтобы очнуться весной – заблестеть и зазвенеть. Только нет никакой весны.

            К вечеру в компании появилась Рита – сначала процокала каблуками на второй этаж – к отцу, потом снизошла до Алексея. Поцеловала, уселась за стол, пообещала ждать до конца рабочего дня.

– У меня встреча сегодня, – Алексей посмотрел на часы. – Сейчас уже бежать надо.

– Ну, Пусик, ну, какая еще встреч? Отмени.

– Не могу, Рита. Это по работе.

– Ну, вот сказал бы, я бы не ехала.

            Встреча, просто встреча. Или даже встреча, которая радует, мысль о которой приятна. Алексей пообещал себе в этот раз рассмотреть Риту так внимательно, чтобы суметь составить ее фоторобот.

            Он пригласил ее не в японский ресторан, а в «Синус» – модное заведение из новых, собранное из залов-кубов, каждый из которых резко подсвечен. Источники света скрыты, видны только четкие линии углов, словно процарапанные на белом фоне. Новые заведения не маскируют реальность дымкой и полутонами – они ее выпячивают, они на ней держатся.

Рита сняла плащ и повесила на вешалку рядом со столиком. Алексей не успел помочь ей. И только теперь понял, что она не ждет от него обычных мужских жестов – ни открытия двери, ни подсовывания стула или салфетки. Она и меню взяла сама и уверенно.

Рита была одета в серое платье или свитер – Алексей не рассмотрел, она сразу села. Волосы в этот раз не были собраны в хвост, а спадали на плечи, но лицо не сделалось мягче – оно вытянулось и стало более жестким.

– Так что про актера? – спросила она, оторвав взгляд от меню. – Вы поступали?

– Да. Тайно. В столице.

– Не взяли?

– Нет. Сказали, что нет данных.

– Меня это никогда не привлекало.

– А у вас какие планы не сбылись? Семья?

– Семья – это не самый главный мой план. Это сбывалось периодически. Но мне кажется, я человек для одноразовых связей. И не в том дело, что в этом случае у меня нет шанса узнать о партнере все гадости, которыми он наполнен. В этом случае я могу верить, что он хорошо ко мне относится – мы встречаемся и прощаемся на пике хорошего отношения. Без подтекста. Без недомолвок, измен, нежелания видеться, объясняться или еще чего-то такого, что портит отношения обидой. Мы встречаемся и расстаемся без обид. Не смейтесь. Я уже долго живу. Я мало о чем сожалею. Но все истории длительных отношений – гнусные, пошлые истории. Иногда зверски болезненные. Вот как раз история для публичных мест, где нельзя плакать. Одно время у меня был друг. Случайный, но задержался, никак не мог от меня отстать, хотя у него была девушка, он ее не бросал, родители их познакомили, настаивали на свадьбе. Девушку звали Юля. Он рассказывал мне о ней. Так вот… Однажды, когда мы… то есть в постели, он спросил, хочу ли я ребенка. Раньше я не думала о ребенке в связи с ним. Думала в связи с другим человеком . Но он продолжал описывать, какой бы я была мамочкой, каким бы он был папочкой, какой бы у нас был ребеночек. И я зарыдала – так живо представила себе этого ребенка. В следующий раз все повторилось – какой бы я была мамочкой, каким бы он был папочкой, какой бы у нас был ребеночек. И я снова расплакалась. Он не делал ничего для того, чтобы я забеременела, и продолжал жить с Юлей. Но потом еще много раз повторил мне о ребенке, пока, наконец, я поняла, что он просто нашел больное место – ему не хватает эмоций, ни в Юле, ни во мне, и он их давит из меня, давит. А я, задетая за инстинкт, трепыхаюсь, как бабочка под булавкой, и плачу, и плачу. Я прогнала его вскоре – малодушно, по телефону. Он решил, что я ему изменяю, так даже лучше. Но с тех пор я уже никому не позволяла поднимать эту тему.

– Болит?

– Нет, – Рита покачала головой. – Во мне ничего уже не болит. Уже все переболело. Но думать об этом я не хочу.

– А этого своего… не любите?

– Нет. Просто встречаемся по воскресеньям. Он тоже меня не любит.

– Все так живут, Рита?

– Я не знаю. Но счастливых нет, однозначно. Думаете, его Юля счастлива? Давайте есть уже, а то комок в горле.

– Если вы оглянетесь, то увидите, как Рита входит в ресторан…

– Ваша Рита?

            Рита оглянулась.

            Рита входила в ресторан с подругой Аллочкой – обе в почти одинаковых ярко-розовых куртках с меховыми воротниками, тонкие, стройные, в высоких сапогах, как манекены из витрины дорогого торгового центра. Сегодня манекены вышли в ресторан.