— А, может, попробуем, Паулина, — возразил жене дядя Костя, увидев помрачневшее лицо Ирены. — Чем черт не шутит, постараемся их обхитрить.

Он достал из-за шкафа припрятанную бутылку самогона и пошел к знакомому крестьянину, у которого была лошадь.

— Одолжи мне на завтра коня и сани, пан Вишневский, — попросил он, ставя на стол бутылку и положив рядом две большие мороженые рыбины. — Дочка меньшая вдруг заболела. Надо ее свезти в Перлавку к лекарю.

— Бери, только смотри, чтобы к полицейскому часу быть здесь.

— Не беспокойся. Все будет в порядке! — заверил дядя Костя.

Потом он отправился в магистрат за пропуском. Там как раз дежурил знакомый фольксдейч, которому дядя Костя не раз продавал рыбу. Он выписал Граевскому пропуск в Перлавку.

На следующий день пани Граевская надела на Ирену свое пальто, закутала ее платком по самые глаза, уложила на солому на самое дно саней, укрыла старым тулупом, перекрестила и сказала, утирая ладонью глаза:

— Ну, трогай, старый! С богом!

При выезде из города их остановили два полицая. Они потребовали пропуск, заглянули в сани и спросили у дяди Кости:

— Чем больна?

— Горячка у нее… Не может никак разродиться. К лекарю вот везу.

— Тогда проваливай, да поживее! Старик, а с бабой спать горазд, — загоготали вслед полицаи.

Ирена вся вспотела от волнения. Вдруг бы проверили, что за «роженица»? Ну, и дядя Костя! Несмотря ни на что, все такой же шутник и выдумщик.

Сестры и тетя Марта едва не задушили Ирену в объятиях. Они плакали и смеялись от радости, что она жива и вернулась к ним. Халина и Ядвига заметно окрепли и выросли за этот год.

Тетя Марта оставила Ирену у себя. Племянница была еще очень слаба. То и дело плакала безо всякой причины, ночами вскакивала с постели, пугая тетку и сестер. Ей снились кошмары. То прыщеватый Курт со своим волкодавом, то убитый ею немец с выпученными белесыми глазами, то взрывы и пожары. А иногда она будто наяву видела бескрайние снега, леса, черные контуры спящих фольварков и над головой далекие холодные звезды…

Как только Ирена немного окрепла, она отправилась в Лидзбарский лес в расположение партизанского отряда. Там, наконец, она увиделась с Юзефом и Лелей, встречу с которыми ждала с таким нетерпением. Теперь в партизанском отряде было уже более ста человек. Часть из них жила в лесу, в сторожках, а большинство в Буркате и окрестных деревнях под видом крестьян, нанявшихся на поденную работу к немецким бауэрам и помещикам, понаехавшим в здешние края.

Маскировка была превосходная. Когда фашисты прочесывали округу, они видели только батраков в поношенной крестьянской одежде и деревянных корках, мирно пасущих помещичий скот или работающих на полях. А помещикам и невдомек, что под боком у них те самые мстители, которые вот уже больше двух лет жгут беспощадно их фольварки, уводят из-под носа и прячут в лесу скот, нападают на немецкие эшелоны, обозы с оружием и продовольствием.

Юзеф с восторгом рассказывал о «Земсте»:

— Знаешь, Ирка, как его все любят и уважают! Франек, Стах, я да и другие ребята пойдут за ним в огонь и в воду. Только он строгий и не всех пускает на задание.

Ирена с грустью отметила, что Юзеф рано повзрослел. Лицо решительное, сосредоточенное, а пушок на лице только пробивается…

Юноши, действительно, все время рвались в бой. Узнав, что в Варшаве вспыхнуло восстание против немецких оккупантов, они надумали пробраться в столицу, чтобы помочь восставшим. И «Земсте» стоило немалого труда отговорить ребят:

— Еще рано открыто бороться с врагом, ребята. Поверьте мне, варшавское восстание обречено на неудачу, потому что им руководит кучка фанатиков из Лондона, которые никогда не нюхали войны, не знают, что такое голод, холод, гестапо, концлагеря. Не знают они и цены крови. Всю войну отсиживались за границей, а теперь вдруг надумали руками и кровью варшавян ускорить свое возвращение к власти и настроить нас против русских. Они ненавидят и боятся русских. Боятся, потому что знают — мы не допустим их больше к власти. Сами будем управлять своей страной. Русские нам помогут. Поэтому, ребята, не стоит зря рисковать жизнью. Потерпите до весны. Мы сразимся тогда с фашистами лицом к лицу.

И «Земста» оказался прав. Варшавское восстание длилось два месяца и закончилось поражением, несмотря на беспримерный героизм варшавян и страшные жертвы.

Лелю в отряде любили за веселый нрав и звонкий смех, за редкую красоту и необычную для девушки храбрость. Ирена сразу почувствовала эту общую любовь к подруге и в душе даже слегка позавидовала. Но главное, чему она завидовала, это участию Лели во всех делах отряда.

— Ты спрашиваешь, Ирка, что мы сделали за этот год? — Леля чуточку помедлила, припоминая: — Да, вроде, немало. Пустили под откос четыре эшелона и взорвали железнодорожный мост через Дзялдувку вблизи Нажима, по которому шли все поезда из Германии на восток. Фрицы чинили потом мост две недели. Это, пожалуй, самая крупная наша победа. Мост взрывали «Земста», Франек, Юзеф и я, — сказала с гордостью Леля. — «Земста» не хотел меня брать на задание, но я настояла. А скоро мы взорвем Кисинскую комендатуру, где хранятся списки жителей Гралевского района, которых немцы собираются уничтожить или угнать в Германию. Рядом с комендатурой два барака. Там томятся под стражей около трехсот человек. Комендатуру и бараки охраняют эсэсовцы. Но ничего! Оружия разного, взрывчатки и гранат у нас теперь достаточно, да и опыта хватает. Справимся с гадами, — сказала уверенно Леля.

В конце концов девушки, как и раньше, заговорили о самом сокровенном.

— Я верю, Леля, — мечтательно говорила Ирена, — мы снова будем учиться, работать. И обязательно поедем путешествовать. И еще… сможем любить, кого захочет сердце.

— Кого захочет сердце, — задумчиво повторила Леля и покраснела.

Ирена заметила это и задала вопрос, который давно вертелся у нее на языке:

— Тетя Марта намекнула мне, что пан Казимир к тебе неравнодушен, что его будто подменили с тех пор, как ты появилась в отряде…

— Глупости все это! — зарделась смущенная Леля.

— Почему? — засмеялась Ирена. — Ты красивая! Тебя не мудрено полюбить, Лелька! Ты умная, веселая и отчаянная! Помнишь, как удрала с фабрики? А как ты поешь!

— Перестань, — попросила Леля. — «Земста» такой, такой… В общем, непохожий ни на кого.

— Он тебе нравится, да? — не унималась Ирена. — Какое счастье, должно быть, пройти жизнь с любимым человеком. Разве это не так?

— Не знаю. Быть может, и так, — перестала вдруг спорить Леля. — Видно, не зря меня дразнили «ведьминой дочкой», раз я очаровала самого пана Казимира. Только ни к чему это. Я «Земсту» очень уважаю, но ему уже далеко за тридцать. И потом…

Леля явно чего-то недоговаривала.

— Что потом?

— Мне нравится Стах Каминский, — призналась вдруг Леля.

— Неужели влюбилась? — ахнула Ирена.

— Не знаю… Стах такой веселый и интересный. Он так красиво говорит о любви…

— Эх, Лелька, Лелька! Ничего-то ты не понимаешь! «Земста» сумел бы сделать тебя счастливой… А Стах мальчишка.

— Ну, что я могу поделать? — сказала Леля, чуть не плача. — Жалко его, а сердцу не прикажешь. И потом он мне и не заикнулся о своей любви. Не пойму я его! Недавно своими ушами слышала, как он ответил одному из ребят, что любовь и война — несовместимы, что с этим надо подождать до конца войны. А сам при встрече смотрит на меня, как на образ, и молчит, душу мне терзает. А со Стахом мне легко. И давай не будем больше об этом говорить.

Кисинская операция удалась. Партизаны подпилили телеграфные столбы, чтобы оборвать связь с Гралевом, Млавой, Цехановом и другими близлежащими селами и городками, взорвали комендатуру, склад с боеприпасами и выпустили из бараков на волю всех узников. Часть освобожденных разбежалась по своим деревням, а часть укрылась в Лидзбарских лесах.

У отряда «Земсты» стало традицией после каждой вылазки, будь то зимой или летом, собираться у огромного костра в чаще Лидзбарского леса. Они обсуждали подробности операции, подшучивали над теми, с кем случались казусы, вспоминали с грустью дом, родных.