— Герцог, — наконец оправдала его ожидания императрица, — это правда, что вам принадлежит весь северный предел Валлии?

— Моей заслуги в этом нет, — обворожительно улыбнулся Ликонт, прекращая безмолвный поединок взглядов.

— Земли перешли к вам согласно закону о майорате?

— Да, я оказался единственным наследником мужского пола в династии. Я уже говорил, ваше величество, — уважительно склонил голову Нестор, — я очень счастливый человек.

— Немногие могут похвастать тем же, — взгляд Северины слегка потеплел, и герцог мысленно поздравил себя с первой победой. — Леди Августа, — обратилась императрица уже к собственной придворной даме, — вы обещали надеть мой подарок к этому ужину. Где же браслет, которая я вам дарила?

Дама, к которой обращалась императрица, вспыхнула, скомкано отвечая на вопрос. Нестор воспользовался передышкой, скользнув взглядом по сидящим.

Крон-принц сидел напротив принцессы Таиры, и девушка, прекрасней, чем накануне, старательно отвечала на каждую его фальшивую улыбку. Нестор переглянулся с Орестом, уже попавшим под обаяние рыжеволосой красавицы, одной из особо приближенных придворных дам, и вновь глянул в сторону леди Марион.

Ведьма молчала весь ужин, и, как заметил Ликонт, к ней никто не обращался, более того — её практически не замечали. Должно быть, Синяя баронесса слыла страшной женщиной, раз до сих пор, полгода спустя смерти её мужа, никто из здесь присутствующих придворных мужчин не сделал попытку обольстить леди-рыцаря. А ведь она была богата, красива и молода. Странно, очень странно…

— Вы знакомы с леди Марион, герцог?

Нестор едва удержался, чтобы не вздрогнуть. Вопрос императрицы застал врасплох.

— Не имел чести.

— Моя верная помощница, Синяя баронесса, леди Марион. Супруга покойного командующего Магнуса, упокой Единый его душу. В битве под Праттом мы потеряли многих достойных офицеров… Ведь вы участвовали в битве при Пратте, генерал Ликонт?

Все взоры сидящих за столом обратились к нему. Ненавидящие, жадные, агрессивные — воспоминания военных дней ещё долго будут жить даже среди таких дворцовых крыс, как эти.

— Я участвовал во многих битвах, ваше величество. Пратт — лишь одна из них.

— Леди Марион также принимала участие во всех боях, вместе со своим супругом Магнусом. Быть может, вам доводилось встречаться на полях сражений?

Императрица вплотную подобралась к главному вопросу, а Нестор совсем не хотел давать ей шанса выяснить, кто именно убил главнокомандующего аверонским войском.

Взгляд скользнул к тому месту, где сидела леди Марион. Темные глаза вспыхнули диким, безумным огнем; гнев рвался наружу, учащая дыхание, оживляя бледные щеки лихорадочным румянцем. Губы её были плотно сжаты, точно сдерживали рвущийся крик, пальцы судорожно зажали вилку. Нестор знал, что за целый вечер она не проглотила ни кусочка, даже вина не пила, а вынужденное молчание лишь разжигало её изнутри.

— Если бы мы встретились, я бы запомнил, — ответил он.

Императрица Северина медленно кивнула.

— Баронессе временно подчинена вся столичная стража. Я уверена, вы можете попросить леди Марион о любом одолжении. Всё, что потребуется нашим дорогим гостям.

Северина коротко улыбнулась в сторону крон-принца, Андоим рассыпался в выражениях самой искренней признательности, когда императрица повернулась к Синей баронессе:

— Не так ли, леди Марион?

Рыцарь вздрогнула, подняла глаза. На какой-то миг их взгляды, предупреждающие, хищные, вновь встретились, а затем Марион разомкнула губы:

— Конечно.

Это был первый раз, когда он услышал её голос. Холодный, ровный, отрезвляющий — такой голос выдавал человека, которому действительно всё равно, какое впечатление он производит на окружающих. Теперь Нестор понимал, почему вокруг красивой и богатой вдовы не крутятся стайки претендентов на счастье. Пожалуй, он бы тоже поостерегся…

Вечер продолжался, и Нестор улыбался на уже вполне безобидные вопросы императрицы и придворных дам, чувствуя, что худшее на сегодня позади. Его забрасывали вопросами, теребили, ему улыбались и с ним флиртовали — он медленно вживался в цикл реннской дворцовой знати. Вот только взгляды, которые бросала на него леди Марион, иглами вонзались в сознание, сбивали речь, не давали расслабиться. Впервые такое бесконечное внимание со стороны красивой женщины заставляло его вместо желания испытывать неприязнь, и полностью менять ход игры.

Человек кутался в плащ, прижимаясь к стволу дерева. Та, которую он ждал, никогда не опаздывала — это он пришел раньше. Когда со стороны дворца к нему подъехала карета, он отлепился от дерева, ныряя внутрь, и возница тронул поводья.

— Мне нужен этот человек.

Клочок бумаги перекочевал из рук в руки, и человек сунул его себе в карман, пробежав глазами текст.

— Когда?

— Жди моего сигнала. До тех пор мне нужно знать о нем всё.

— Всё?

— Даже то, на каком боку он засыпает, — в голосе появились нотки раздражения. — Теперь ступай, — в протянутую ладонь лег увесистый кошель с золотыми. — Ты меня хорошо понял?

— Я выполняю императорские прихоти уже не первый год, леди Марион, — ухмыльнулся наемник. — Но сегодня вы пришли не за этим. Ведь я прав? Это ваш личный заказ?

— Ты — лучший из тех, кого я знаю, — неохотно признала женщина. — Мои руки связаны.

— Почту за честь работать на вас, миледи.

Карета остановилась, и человек выпрыгнул наружу, торопливо ныряя в проулок. Лишь через три улицы он сбросил капюшон, и пошел уже медленнее, вдыхая прохладный ночной воздух.

Кем бы ни был и что бы не сделал этот валлийский герцог, Нестор Ликонт, его время уже сочтено, взвешено и предано забвению.

Флорика беспокойно огляделась, пробежала от одного края имперских конюшен до другого. Конюхи и слуги, ожидавшие господ, обращали внимания на неё не больше, чем на посудомойку, случайно заплутавшую в хитросплетениях императорского замка.

— Фео, где же ты, Фео, — заглянув на всякий случай в последнее стойло, в отчаянии выдохнула девушка.

С того злосчастного вечера брата словно подменили. Феодор ходил по коридорам, как завороженный, с отсутствующим взглядом, с лихорадочно горевшими щеками, отвечал невпопад и почти не реагировал на господские поручения. Флорика покрывала близнеца, но тревога за него не проходила. Ранее веселый, подвижный, брат стал задумчивым и мрачным. А ещё начал неприязненно отзываться о людях, чего ранее Флорика за ним не наблюдала.

— Этот крон-прынц… валлийский… выродок тот ещё, — ненавидяще шептал ей брат, когда в имперском дворце наступала ночь, и слуги расходились по лабиринтам подвалов, где им отведены были крошечные кельи, — я слышал, что говорят о нем… и я видел! Видел своими глазами! Он не любит её… мразь, грязная мразь!..

— Ты чаво такое говоришь-то? — пугалась Флорика, хватая холодную кисть брата, и накрывая её своими ладошками. — Что ты видал? С чаво решил, что не любит?..

— Я повидал таких, — хмуро отзывался близнец, и мрачные карие глаза блестели безумным огнем, — ничтожеств, — тщательно выговорил последнее слово Феодор. — Он — грязное похотливое ничтожество! Ежели б знать, что она… что Таира… будет счастлива… с ним… но она не будет, Фло! Он…

— Да что он-то? — нетерпеливо трясла брата Флорика.

— Слуги бают, — неохотно пустился в пояснения Феодор, — что Андоим… что он грешник. Нет, дослушай! Будто даже его отец, король Харитон, подумывал передать корону… своему младшему сыну, принцу Оресту… потому что скрывать выходки Андоима становится всё тяжче…

— Грешник? — тихо поинтересовалась Флорика, оглядываясь на темноту их крохотной кельи.

Слуги ночевали на двух половинах имперских подвалов: мужской и женской. Но даже строгий дворецкий устал угрожать немилостью этой неразлучной парочке, да и предусмотрительного в их действиях никто не замечал, так что на их ночные визиты друг к другу смотрели сквозь пальцы. Когда близнецы попадались, влетало обоим, но устраивать ночные проверки их келий дворецкий давно перестал. Чаще проскальзывать к брату приходилось Флорике, поскольку к ней подселили ещё нескольких горничных, и поговорить стало совершенно невозможно.