На противоположной стороне из-за станционных построек вытягивалась длинная колонна пехоты — винтовки на ремнях, штыки уставились в небо.

Стоящий у переправы казачий взвод засуетился, двое верховых, с угрозой поломать коням ноги на рельсах, бросились навстречу. Замахали руками, живо принялись что-то объяснять идущим в голове колонны офицерам под развернутым знаменем.

Через полминуты один из них быстро пошел к понтону и вступил на настил, когда атаман был уже на середине реки. И пошел навстречу…

— Здравия желаю, ваше высокопревосходительство! — вежливо поприветствовал Оглоблин генерал-адъютанта Фомина, который хмурил брови, явно пребывая в растерянности. — Правда, утро не совсем доброе и очень даже нехорошее!

— С чего вы взяли, Прокопий Петрович?

— Не хочется русскую кровь проливать, Семен Федотович! Подождите! Я прекрасно знаю, почему и зачем вы вывели полк на «учения» сейчас, а не в полдень, как полагалось…

— В моей компетенции перенести начало учения на любое угодное время, генерал. А потому соизвольте объяснить, что вы здесь устроили со своими казаками?

— Маневры, приближенные к боевым! — Оглоблин усмехнулся и показал рукой на казачью цепь и ощетинившиеся пулеметами здание. — Пройти на тот берег предприятие гибельное! Выкосим! А сам понтон порвем гранатами Новицкого и по течению отправим. Даже стрелять не придется! Я же сказал вам уже, ваше высокопревосходительство, что я не желаю проливать русскую кровь!

— Послушайте, Прокопий Петрович, не стойте на дороге! Пропустите, иначе Россия вам этого не простит!

— Россия сама решит за себя, и не отождествляйте себя с ней. Мы знаем все, что вы запланировали, но это только усугубит ситуацию. Откажитесь, и все войдет в нормальную колею. Жаль только генерала Болдырева, которого так безжалостно «разменяли»…

— Я не отдавал приказа на это!

— Зато отдали другие, которые противоречат приказам военного министра и главнокомандующего… И которые обязаны выполнять и вы, генерал, и даже его величество, согласно принятым на себя обязательствам! Вот возьмите приказ генерал-адъютанта Арчегова! — Атаман достал из кармана кителя сложенный вчетверо листок шифротелеграммы, полученной из управления ВМС, протянул генералу и пояснил: — Гвардию приказано немедленно отправить из Иркутска на фронт, где намечается занятие в скором времени Омска. Предыдущее распоряжение недействительно, ибо дано без учета обстановки!

Оглоблин улыбнулся, видя, как почернел лицом Фомин, читая строчки приказа. Действительно, сделать вежливый «разнос» его величеству — такого в русской армии еще никогда не бывало. И он демонстративно отвернулся влево, в сторону Байкала, и не смог сдержать радостного восклицания.

— Посмотрите туда, генерал!

Фомин оторвался от бумаги и взглянул — на всех планах можно было поставить жирную кляксу. Это была катастрофа!

По реке быстро двигалась огромная по речным меркам эскадра, по ветру развевались синие андреевские кресты. На идущем впереди узнаваемом «Кругобайкальце» Семен Федотович разглядел адмиральский флаг.

Но не только это ошарашило генерал-адъютанта — извергая клубы густого черного дыма, мимо вокзала проползли два бронепоезда, хищно уставив орудия и бортовые пулеметы. С остановившегося следом эшелона густо посыпались одетые в синие бурятские халаты солдаты, держа в руках винтовки.

— У нас тоже были назначены учения, ваше высокопревосходительство! — Оглоблин спрятал пока неуместную усмешку, говорил нарочито серьезно, блюдя дистанцию. — Только утром, так как у вас с полудня. Вот и вышла несогласованность, Семен Федотович. Флотилией командует контр-адмирал Смирнов, а бронепоездами и прибывшим из Верхнеудинска Селенгинским уланским полком генерал-майор Семенов. Да, кстати, совсем забыл сказать — вдоль Ушаковки идут занятия 1-го Маньчжурского батальона майора Огаты и моих казаков. Там без малого полтысячи конных и пластунов. Командует маневрами генерал-лейтенант Пепеляев, который, презрев ранение, решил лично присутствовать на них!

Такого унижения Фомин не испытывал никогда в жизни, да и подошедший к нему Мейбом тоже. А потому офицер не удивился, услышав от генерал-адъютанта приказ: немедленно отвести полк обратно в казармы и снять поставленные караулы на вокзале и Иркутном мосту.

— Есть, увести полк в казармы! — Мейбом четко козырнул и, уже повернувшись спиной, услышал, как атаман, подойдя к генерал-адъютанту вплотную, тихо произнес:

— Семен Федотович, давайте немедленно поедем в Белый дом. У его величества сейчас глава правительства с министрами. Там и обсудим все наши разногласия и произошедшее недоразумение…

Москва

— Дальнейшие утряски и согласования пусть возьмут на себя ваши и наши эксперты. За эту неделю, я так думаю, они подведут достигнутые нами с господином Троцким условия к должному знаменателю. И уже детально проработают и планы вывода частей Красной армии с оккупированных…

— Лучше занятых территорий, господин генерал!

— С временно занимаемых ими казачьих областей и Западной Сибири. И поработают над графиками поставок зерна, а также количества оружия, которое будет передано Сибирской армией. Вы согласны с этими предложениями, господин Мойзес? Или требуются еще уточнения?

— Нет, вы все детально изложили, Константин Иванович.

— Тогда, Лев Маркович, у меня есть к господам Троцкому и Дзержинскому некоторые пожелания личного характера, — Арчегов пристально посмотрел на изуродованное лицо чекиста. Тот многозначительно прикрыл веком единственный уцелевший глаз.

«Ну, ты и морда! Решил, что генерал и для себя, родного, решил что-то вытребовать, а значит, по вашим понятиям, перековался, то есть ссучился. Что ж, продолжай так думать, то для меня пользу принесет. Считайте, что я такой же, на вашем болоте сижу рядышком и квакаю!»

— Я настоятельно прошу удовлетворить мои пожелания. Их немного, они вас не затруднят. Во-первых, верните личные вещи и ордена его величества Михаила Александровича, которые были изъяты у расстрелянной графини Брассовой, его супруги. Очень надеюсь, господин Мойзес, что они в наличии, а не расхищены ее палачами.

— Графиня расстреляна по приговору суда, она наш враг — потому слово «палачи» неуместно. И вас, и меня в таком случае можно также именовать ими. Вы согласны со мной?

— Не будем играть словами, Лев Маркович. Я и так язык намозолил в этой дипломатии, особенно с господином Троцким. Мы же с вами не под протокол беседу ведем, такое фиксировать не принято! А потому будем называть вещи своими именами. Хорошо?

— Я вас внимательно слушаю, Константин Иванович.

— Во-вторых, настоятельно прошу выпустить из советской России в Сибирь семьи тех генералов и офицеров, что служат у нас. Держать в заложниках их нерационально, для вас в первую очередь. Убьете — получите из наших военных злейших врагов. Не отдадите — так они будут сами стремиться к воссоединению, которое может принять самые уродливые формы и кровавый характер, не побоюсь этого слова. Вы можете гарантировать, что не будет повторения недавней драмы, тем более и сейчас в Иркутске шут его знает что происходит?! Я, признаться, не хочу генеральской фронды!

— Я думаю, что товарищ Дзержинский прислушается к вашему пожеланию и разрешит эту проблему.

— Хотелось бы как можно быстрее, это и в ваших интересах, учитывая острую нехватку оружия, техники и боеприпасов.

— В самое ближайшее время все будет урегулировано. Можем отправить к вам и их ближайших родственников. Но это потребует дополнительных расходов, — расплылся в улыбке Мойзес, поняв правильно намек и тут же внеся в него коррективы в чисто прикладном аспекте.

— Вот и хорошо, — Константин пододвинул к чекисту верхнюю из двух кожаных папок, открыв ее настежь.

— Тут полные списки, можете посмотреть.

Мойзес чваниться не стал — вытащил листочки и бегло просмотрел их, делая пометки карандашом, и усмехнулся, сложив все обратно.