В том же тридцатом году, в конце декабря, арестовали Харитона Славороссова, как и Акашев, он был обвинен в шпионаже. Долго и мучительно «добывали» следователи признание Славороссова, оговоренного товарищем по работе.

Не сомневаюсь, что именно так ломали и Акашева, почти то же самое смог рассказать своему сыну Славороссов, когда Алексей Харитонович, поехавший специально работать на Север, сумел увидеться с отцом. Мать была в ссылке в другом конце России — в Сибири.

Инженер, потянувший за собой в тюрьму Славороссова, вероятно, оговорил его не по доброй воле. Встретив в лагере человека, принесенного им в жертву, инженер этот наложил на себя руки. Потому не называю фамилии. И об этом поведал сыну Славороссов.

— Встреча наша была в 1934 году, — вспоминает Алексей Харитонович, — удавалось даже иногда письма получать от отца, но после убийства Кирова все, даже самые минимальные, поблажки заключенным кончились…

Но вы не поверите, с отцом однажды произошел такой неслыханный, совершенно невероятный случай, какого наверняка не было во всей истории ГУЛАГа. Одно время он работал в «шарашке» — конструкторском бюро. По делам ему пришлось бывать в местном аэроклубе. И однажды кто-то, узнать бы, кто, умудрился посадить его на У-2, и отец сам летал! Для него это было высшее счастье, он написал мне, страшно гордился, что через столько лет не разучился летать, одним словом, фантастика…

— А письмо сохранилось?

— Что вы! Я и держать-то его боялся, вдруг самого возьмут, тогда и летчику тому… Но какой смелости тот человек, благородства какого, он же понимал, на что шел!

— Удивительно! Где же это происходило?

— В Медвежьегорске. Где-то там отец и умер. Как раз в сорок первом кончался его десятилетний срок, но перед самой войной или в начале войны он погиб. Нам сообщили о его смерти очень невразумительно.

Нет могилы Славороссова, как нет и могилы Акашева. Вот и негде преклонить головы их детям, внукам и правнукам, негде почтить памятным знаком место их погребения для всех нас — им, живущим во славу России.

Пройдут долгие годы, прежде чем повинное государство реабилитирует истинных патриотов. Лежат у меня на столе казенные, сухие бумажки, и нет в них, увы, слов извинения и сочувствия близким погибших, тем, кто, страдая от непоправимой утраты, еще и нес на себе страшное клеймо:

«родственники врагов народа»…

Вот как переплетались жизненные пути столь разных людей — героев этой книги, объединенных любовью к небу, навечно оставивших в нем свой неповторимый след…

Да, не все и не всех удалось извлечь из тьмы забвения. В июне 1916 года погиб под Верденом русский летчик-доброволец Александр Александрович Гомберг. Четыре боевые награды — свидетельство мужества и отваги бывшего студента Киевского политехнического института. О нем документов больше нет пока никаких…

В августе 1914 года вступил добровольцем во французскую авиацию эстонец, русский подданный Мартин Трепп. Жил он перед войной в Швейцарии, где и получил диплом летчика. Закончив войну, остался во Франции, жил в Ницце. Когда гитлеровцы оккупировали страну, участвовал в движении Сопротивления и пропал без вести.

Всего лишь один из приказов удалось обнаружить в военных архивах Франции: «Сержант эскадрильи С-27… показал себя великолепным солдатом и прекрасным пилотом. Имеет 220 часов полета над врагом. 25 сентября 1915 года, посланный на задание взорвать железную дорогу, необыкновенно смело спустился до высоты 10 метров над объектом, чтобы быть уверенным в успехе. Во время операции повреждена одна из лопастей винта сильным обстрелом противника и еле выдержала при возвращении».

Каким же безотказным и смелым был этот летчик, если всего за год военных действий он провел в воздухе 220 часов! Ведь самое малое нужно было 100 раз вылететь на боевое задание.

Цитата, которая приведена была, вырезана из газеты или журнала, наклеена на маленький листочек, лежавший среди других бумаг в делах военно-исторической службы ВВС Франции.

Ниже весьма мелким писарским почерком сделаны пометки о других случаях «цитирования» имени Мартина Треппа в приказах. Всего их четыре. Последний раз он отмечен за храбрость в начале 1917 года.

Как сообщил мне В. Томич, в пятидесятых годах ему удалось навестить в Сан-Франциско тяжело больного Мартина Треппа, который вскоре скончался. М. Трепп в русской авиации не служил.

Нашел я во французском журнале портрет бравого усатого молодца, летчика Ивана Кириллова, пилота-сержанта эскадрильи М-19, опубликованный по случаю его награждения Военной медалью, 31 мая 1915 года.

«Кириллов — отличный пилот, прошедший войну с самого начала, никогда не уклоняющийся от боевых заданий, какими опасными они ни были бы.

25 мая он вылетел на разведку. На высоте 2500 метров в его аппарат попали осколки разорвавшегося снаряда, повредили мотор и рули управления. Аэроплан падал до трехсот метров. Сохранив хладнокровие, он смог запустить мотор, выровнять аэроплан и продолжать полет до благополучной посадки».

В архиве аэроклуба Франции мне попалась вырезка из газеты «Матэн» от 22 ноября 1922 года с некрологом, посвященным памяти французского летчика-добровольца, поручика русской службы, полного Георгиевского кавалера Альфонса Пуарэ: «14 ноября близ Парижа, во время организованного французским аэроклубом состязания транспортных самолетов, упал на землю управляемый известным летчиком Пуарэ аппарат… десятиместный биплан типа «кодрон» с четырьмя моторами «испано-сюиза» по триста сил каждый.

На высоте всего 150 метров у аппарата, летевшего со скоростью 170 километров в час, неожиданно оторвалась лопасть одного из винтов и повредила фюзеляж, перебила лонжероны одного из крыльев, что вывело самолет из равновесия, он перевернулся колесами кверху и рухнул на землю в виде груды обломков…

Покойный Пуарэ — один из самых популярных и опытных летчиков Франции, было ему всего тридцать девять лет от роду. Свой первый полет на сконструированном им самим самолете он выполнил в 1910 году. Война 1914 года застала его в России, где он вступил в русскую армию и за отличия в делах против неприятеля получил ряд наград…»

Не могу не отметить, что этот «ряд» был необыкновенно велик: к четырем Георгиевским крестам нужно добавить несколько орденов и самую почетную награду для воина — Георгиевское оружие. Альфонс Пуарэ по праву один из героев русской военной авиации, ее выдающихся асов. Вернувшись после войны на родину, Пуарэ, как написано в некрологе, посвятил себя пропаганде мирной авиации. Обладатель многих рекордов в полетах с пассажирами, он только в 1919 году перевез более четырех тысяч человек, что для того времени было невероятно много. Пуарэ неутомимо сражался за обладание престижным призом Мишлена в перелете на три тысячи километров. «Пытался он также и в этом году оспаривать указанный приз, но неудачно, так как во время перелета упал с аппаратом на землю и сильно разбился, что не помешало ему, однако, принять участие в последнем описанном состязании, кончившемся для него так трагически…»

Теперь, когда авиалайнеры берут на борт триста, четыреста пассажиров, читателя может удивить, что перевозка Пуарэ четырех тысяч пассажиров в 1919 году отмечена как большое достижение. Но вот спустя два года в английской газете публикуются результаты работы линии Лондон — Париж: «…За первую неделю мая на 12 английских аэропланах были перевезены 111 пассажиров, на 33 французских — 96. Английские компании пользуются крупными аппаратами, перевозящими сразу 9–10 человек…» Не без гордости замечу, что еще в 1914 году на русском самолете «Илья Муромец» установили мировой рекорд подъема полезной нагрузки. 12 февраля Сикорский на заводском аэродроме взял для пробы четырнадцать человек и первого в мире четвероногого пассажира — собаку Шкалика, явно заводского пса, судя по чисто русской кличке. Сделав три круга над аэродромом, Сикорский приземлился и взял еще двух человек. Прокатил всех до Пулкова и вернулся обратно. Полет продолжался 17 минут. Общий вес взятой нагрузки составил 77 пудов 38 фунтов (1275,8 кг).