Константин написал мне тогда из Парижа, где он стал шофером такси. Потом прислал письмо из Ниццы и пропал… Никаких вестей о нем больше не было…

У Виктора Георгиевича во Франции никого не осталось, его жена и дочь Галина Викторовна вернулись в Россию. Перед Отечественной войной Галя приезжала ко мне, когда еще мама моя была жива, потом и они пропали, судьба их тоже неизвестна… Опять вмешалась война… Жили они в Рыбинске». Мои поиски в Рыбинске вдовы и дочери Федорова результатов не дали. Исчезли бесследно… «Насчет Семена Георгиевича ничего не могу добавить. Он просидел восемь лет или больше. Только скажу одно: он был смел и как факел сгорел…»

Изучая архивы департамента полиции, я случайно нашел в агентурных донесениях совершенно секретный документ о «разработке» перехваченного письма Александры Николаевны Кадошниковой — «А. Н. К.», заключенной в ташкентской крепостной тюрьме. Она пишет Ксении Иосифовне Несвадьбе. В «разработке» дается справка об упомянутом в тексте Федорове: «Федоров Семен Георгиевич осужден на каторжные работы на 15 лет. Находится на излечении в арестантском отделении Ташкентского военного госпиталя».

Читаю копию письма «А. Н. К.», которую перевели из тюрьмы в тот же госпиталь. «…Условия режима здесь безусловно много лучше и легче. Двери не запирают, пишу что угодно и куда хочу, без всяких проверок (святая простота! — Ю.Г.), почему и описываю такие подробности. На прогулку ходим к мужчинам… Свидания по семейному пропуску, кто хочет и прямо в палате. Видела Федорова, познакомилась и передала ему Ваш поклон, но узнала от него, что вы переписываетесь…»

Этот документ я показал дочери Семена Георгиевича Федорова, той самой «незаконнорожденной» Нине Павловне Гонтарь-Михиной, получившей отчество по имени крестного отца.

— Боже мой, это ведь столько напомнило… Правда, там было папе много легче. Мама чуть не каждый день навещала его, иногда позволяли ночевать даже. И меня потом с собой брала. Ксению Иосифовну тоже знаю. Это были наши соседи по Ташкенту. Большая, очень интеллигентная семья, много было студентов, почти все принимали участие в революционном движении…

Каждая находка в архиве, каждое письмо от родных Федорова бесконечно радовали меня, рисовали неведомое мне время, делали понятнее и ближе семью летчика, его окружение, душевный настрой дома Федоровых, который изначально формировал характер, взгляды Виктора, его отношение к жизни, людям. Разве мог он остаться равнодушным, когда его младшего брата, гимназиста Евгения, за революционную деятельность посадили в тюрьму? Виктор тоже был «виноват» в том, что Евгений примкнул к большевикам, участвовал в революции, а в ту пору, после тюрьмы, Виктор помогал Евгению подготовиться и сдать экстерном за курс гимназии.

Или вот другой брат летчика — Яков, который, как написала мне Анна Георгиевна, после империалистической войны «воевал и на гражданской вместе с Фрунзе…».

Глубокие корни пустила на родной земле эта семья, обо всех и не расскажешь. Прислали мне номер газеты «Ленинская смена», выпущенный к сорокалетию со дня организации комсомола Казахстана. Целая страница отведена рассказу о жизни одного из первых комсомольских вожаков, Георгия Петровича Федорова, племянника летчика. Тут портрет юного коммуниста, комсомольский билет за № 8, удостоверение Верненской советской партийной дружины.

Свой рассказ о председателе Семиреченского крайкома РКСМ Георгии Федорове старый большевик, его соратник Н. Дублицкий, назвал очень точно: «Мы сурового времени дети», закончив очерк такими словами: «Память о Георгии Федорове, коммунисте, верном ленинце, навсегда будет жить в истории комсомола Казахстана».

Одной из первых комсомолок стала и его сестра Вера Петровна. Отчаянная девушка на коне разъезжала по казахским аулам, организовывая ячейки, в 1923 году вступила в партию и долгие годы работала в газете. Ее дочь, инженер Людмила Афанасьевна Каторгина-Федорова, помогала восстановить историю только этой одной семейной ветви: «…Дедушка наш, Петр Георгиевич Федоров, погибший на фронте в июне 1916 года в чине подполковника, командовал 3-м батальоном 20-го Туркестанского стрелкового полка.

Его сын — Ростислав Петрович — был военным. Во время Отечественной войны — разведчик, не раз забрасывали его в тыл. Вернувшись с фронта, майор Ростислав Федоров через год скончался в госпитале от ран.

Дядя Петр Петрович хотел быть агрономом, но в двадцатые годы ему отказали в приеме как сыну царского офицера. Хотя его братья были уже коммунистами и на большой ответственной работе, он не стал к ним обращаться. С двумя своими товарищами он добрался зайцем до Москвы, там он добился приема у Михаила Ивановича Калинина и по его рекомендации был принят в институт. Из Ташкента Петра Петровича послали в глухое село Гиждуван создавать колхоз. Я была ребенком, но помню, как переживали за него в нашей семье. Ему угрожали басмачи, сожгли дом, в котором он жил, но он остался там до конца и помог стать Гиждувану процветающим агрогородом. В 1941 году дядя Петр ушел на фронт и погиб в 1942-м. Вот так защищали родину мужчины Федоровы…»

Интересна и полнокровна жизнь третьего и уже четвертого поколений этой ветви федоровского рода, в нашем же повествовании нельзя не привести еще одной судьбы — сына Ростислава Петровича. Владимир Ростиславович Федоров, внучатый племянник «воздушного казака Вердена», стал советским военным летчиком!

О всех же Федоровых, потомках гимназического учителя из Верного и сибирской казачки, можно написать удивительную книгу.

Сколько таких семей в России!

Рано, очень рано оборвалась жизнь Виктора Георгиевича Федорова, многое бы он еще мог совершить во славу авиации, во славу России. По его желанию, о чем не раз говорено было близким, вернулись из Франции на родину жена и дочь, но… исчезли бесследно в огненном смерче второй мировой войны… По-разному складывались и судьбы соратников Федорова, Славороссова — героев сражений в небе Франции и России.

Венсенский замок. Историческая служба военно-воздушных сил Франции. Несколько документов, найденных спустя 60 лет: «…Капитан Павел Аргеев в 1918, вернувшись на западный фронт, сбил за пять месяцев 9 вражеских самолетов. Во время одного из своих сражений он один атаковал 8 немецких самолетов и поджег один из них».

Бумаги из личного дела сообщают, что русский летчик награжден вторым орденом Почетного легиона, на Военном кресте уже девять пальм, многократные благодарности в приказах по армии. Его краткая боевая характеристика и портрет помещены в специальной книге, посвященной самым выдающимся французским асам и выпущенной в Париже после войны.

«Замечательный летчик-истребитель, один из лучших во французской и русской армиях», — подводит итог последний приказ о боевых заслугах Аргеева.

Следующая, печальная находка-некролог… «Самолет, известный как «Лимузин Потэ», обслуживающий линию Прага — Варшава, в районе Трантенау вошел в слой густого тумана. Было 12 часов 30 минут пополудни 30 октября 1922 года.

Из открытой пилотской кабины все стало неразличимым. Самолет на подлете к горному массиву Ризенгебирге. Надо было еще набрать высоту. Альтиметр, установленный в Праге, показывает 950 метров.

Вдруг с правой стороны биплана, совсем рядом, появились верхушки сосен… Падает, перебитый крылом, ствол дерева. Павел Аргеев последним инстинктивным движением выключает контакт…» Некролог подробно освещает жизнь и подвиги русского летчика, его место в плеяде подлинных асов. «…Начало 1922 года. Мы находим Аргеева на авиалиниях Франко-Румынской кампании, где он вместе с Деленом обслуживает линию Париж — Страсбург, затем до Праги и, наконец, Прага — Варшава…» Еще раньше — весной 1919 года — сообщение телеграфных агентств: «19 апреля погиб в авиационной катастрофе пионер авиации, герой минувшей войны, гордость Франции Жюль Ведрин. Вылетев из Парижа в Рим, его самолет упал в районе Дорм. Пилот и механик погибли. Причина катастрофы не выяснена».