— А-а… — рассмеялась Нина Павловна, — так ведь мать с отцом не были повенчаны, я незаконнорожденная. Отчество мне записали по крестному, когда появилась на свет божий. И фамилия у моих братьев тоже мамина, но они все же Семеновичи.

— Сколько же их у вас?

— Двое. Они младшие. Оба живут во Фрунзе, работают. Одного отец назвал в честь своего брата Виктора. Он инженер-строитель, сейчас преподает. Другой, Алексей, инженер, в Министерстве сельского хозяйства, а вам написал обо мне его сын Владимир, тоже без пяти минут инженер, кончает политехнический.

— Хотелось бы знать о судьбе вашего отца после революции, ведь она освободила Семена Георгиевича из тюрьмы.

— Да и он сразу включился в работу. Все время ездил, был комиссаром, как тогда говорили. Он прожил недолго, умер в Ашхабаде.

— А что вы знаете об остальных ваших дядях и тете?

— Довольно мало, к сожалению. Тетя Нюра стала врачом, участвовала в гражданской войне, два года воевала на бронепоезде, сейчас, понятно, на пенсии.

Петр Георгиевич был офицером, его очень любили солдаты. Он храбро сражался в годы первой мировой войны, награжден золотым Георгиевским оружием, погиб в бою во время Брусиловского прорыва. Его сын, Георгий, был одним из организаторов комсомола в Верном, делегатом III съезда РКСМ от Средней Азии. Потом учился на медицинском факультете, руководил институтом. Долго служил в Советской Армии, прошел Отечественную войну, полковник медицинской службы. Умер уже. Его именем в Алма-Ате, это же бывший Верный, названы улица, школа. Не уронил честь фамилии. Второй сын, Ростислав Петрович, был на фронте в годы Отечественной войны.

Яков Георгиевич Федоров окончил кадетский корпус, вышел в армию, но прослужил недолго. Один из старших офицеров невыносимо издевался над солдатами, Яков публично ударил его по лицу… Последовал суд, разжалование, лишение прав состояния. У Якова был хороший голос, и провинциальная русская сцена обрела в нем неплохого певца.

Константин Георгиевич тоже военное училище окончил. Семья у дедушки большая была, трудно всех содержать, выучить, поэтому и отдавал, кого мог, на воспитание за казенный счет. Константин пропал без вести в первую мировую войну.

Василий Георгиевич Федоров окончил юридический факультет, был адвокатом в городе Енакиеве, и, по слухам, его расстреляли немецкие оккупанты.

Анатолий Георгиевич Федоров — врач, работал на Украине.

Евгений Георгиевич — профессор-историк, преподавал в Алма-Ате. До революции подпольщиком был, сидел в царских тюрьмах.

Вот вам весь сказ о наших родоначальниках.

— А почему вы решили, что Виктор Георгиевич был связан с революционным движением?

— Так его же судили, кажется, в 1907 году, когда еще студентом был. Он и в эмиграцию уехал — из-за этого, вернее, бежал… Особых подробностей я не знаю, только дедушке много досталось переживаний за сыновей, но родители никогда их не упрекали. Это уж мама говорила.

Как же узнать прошлое замечательного летчика, только приоткрытое его племянницей? Надежда на архивы.

Больше всего оказалось документов о Федорове в материалах департамента полиции. Они и позволили продолжить рассказ…

27 ноября 1905 года. Станция Актюбинск Ташкентской железной дороги. Из вагона прибывшего поезда выскочил на платформу юноша в распахнутом пиджаке. Через руку переброшен плащ, в руке коричневый саквояж. Ему навстречу спешит молодой железнодорожник. Дружеское рукопожатие, юноша достает из саквояжа какой-то пакет и передает его встретившему человеку, не замечая, что за ним наблюдает безликий господин, вышедший из того же вагона.

— Собирайте людей, поговорим. Забастовка начнется шестого…

— Так мы уже знаем.

— Это хорошо…

— Пойдем в мастерские?

— Я только в буфет забегу, стакан чаю выпью и к вам. Не успел позавтракать.

Они расстались, и юноша направился к станционному буфету. У самых дверей его остановил жандарм, приведенный все тем же безликим господином…

— Пожалуйте с нами.

— В чем дело? Что за произвол? — возмутился юноша, пытаясь вырваться от схватившего его за локоть жандарма. Но было уже поздно, неведомо откуда появился второй цербер и подхватил юношу с другой стороны.

— Разойдись! — рявкнул жандарм на собравшихся вокруг.

— Хватают кого ни попадя! — посочувствовал кто-то.

— За что его?

— Известно, бунтовщик. Развелось их…

— Ты-то бунтовать не станешь, толстомордый! — обрезал парень в замасленной кожаной фуражке. — Давить вас надо с Николашкой вместе!

— Да я тебя!..

Но парня уж и след простыл.

На допросе юноша предъявил паспортную книжку на имя Сергея Никифорова, заявил, что он сын члена Самаркандского окружного суда.

Шпик, сидевший тут же, строчил донесение. Подняв голову от бумаги, он наставительно заметил:

— Нехорошо, молодой человек, такого родителя позорить! Стыдно-с, да… — И снова принялся быстро-быстро заполнять листок.

Из обвинительного заключения Ташкентской судебной палаты, объявленного 5 мая 1906 года по делу «бывшего студента Харьковского университета, сына чиновника Виктора Георгиевича Федорова, по обвинению в преступлениях, предусмотренных статьями… и выразившихся в том, что 27 ноября 1905 года Федоров, сев на станции Туркестан в вагон 3-го класса, в разговоре с пассажирами начал разъяснять значение каждой политической партии, заявив, что и он принадлежит к социал-демократической партии. Поносил правительство и Государя, называл Его Величество ишаком и кровопийцей и что все высшее правительство, начиная с министров, надо вырезать и перевешать и проч.

Называя себя делегатом от забастовщиков, Федоров предупредил пассажиров о готовящейся на 6 декабря железнодорожной забастовке, разъясняя, что таковая необходима как средство принудить правительство пойти на уступки. Имел при себе несколько пакетов с надписями: «Делегатам депо Перовск, делегатам депо Джусалы» и др., в коих находились прокламации от имени Ташкентской группы РСДРП.

Пакеты эти Федоров передавал на станциях делегатам от рабочих, а три прокламации раздал пассажирам в поезде…

На всех больших станциях Федоров выходил и, собирая вокруг себя публику, произносил резкие революционные речи…

При задержании назвался сыном члена Самаркандского окружного суда Сергеем Никифоровым… но через некоторое время личность его была установлена.

Для пресечения способов уклониться от следствия и суда Федоров был заключен под стражу в актюбинскую тюрьму, затем переведен в казанлинскую и в ташкентскую…» Было Виктору тогда 20 лет. Студент юридического факультета, примкнувший в Харькове к революционному движению, приехав домой на каникулы, тут же установил связи с местной организацией и со всем пылом души окунулся в заботы подполья. Найти нужных людей Виктору было нетрудно, еще в старших классах Ташкентской гимназии он участвовал в работе кружка, где читали нелегальную литературу, попадала она и в семью Федоровых, людей радикальных, мечтавших о переменах.

Раннее детство Виктора прошло в Верном, областном городе Семиречья на реке Алмаатинке. Прямо из города разбегались по обширной долине бесконечные яблоневые сады, рощи урюка, переходившие в горах в пихтовые леса.

Жителей было немногим более двадцати тысяч, семь церквей и две гимназии, в одной из которых и преподавал русскую словесность надворный советник Георгий Петрович Федоров. Главным занятием жителей было садоводство, скотоводство, огородничество, хлебопашество, выращивание табака, торговля. На четырех «заводах и фабриках, — как гласит перепись 1897 года, — занято 160 рабочих».

Самым значительным событием той поры было знаменитое землетрясение 1887 года, наиболее разрушительное на территории России. Оно достигло Ташкента, сдвинулись и растрескались горы, изменили течение горные реки, вырвались из земных глубин новые потоки.

В Верном погибло 332 человека, было разрушено много домов, в том числе и федоровский. По счастью, в их семье никто не пострадал.