«Григорию, высочайшему пастырю святой церкви, Вильгельм, милостью Божьей прославленный король англичан и герцог нормандцев, шлет дружеское приветствие. Присланный тобой легат Губерт, весьма набожный священнослужитель, убеждал меня присягнуть на верность тебе и твоим преемникам и повнимательней относиться к деньгам, которые мои предшественники отсылали Римской церкви. С последним я соглашаюсь, от первого же отказываюсь. Я никогда не стремился, да и теперь не стремлюсь присягать кому-либо на верность. Я сам не обещал ничего подобного и не думаю, чтобы мои предшественники когда-либо обещали это твоим предшественникам. Последние три года, в течение которых я был во Франции, деньги собирались нерадиво, однако сейчас, вернувшись по Божьей милости в свое королевство, я посылаю с Губертом то, что было собрано, а остаток будет передан при удобном случае через послов нашего вассала — архиепископа Ланфранка. Moлись же за нас и за благоденствие нашего королевства, ибо мы всегда любили твоих предшественников и искренне желаем любить тебя как никого другого и покорнейшим образом внимать тебе».

По завершении правления Вильгельма английский монах Эдмер перечислил в своих записях некоторые новшества, которые, как он полагал, были введены королем. Для признания каждого нового папы в его владениях требовалось королевское одобрение. Папские письма всегда должны были проходить через его руки. Примас не мог издавать указы на соборах в отсутствие короля или без его одобрения и санкции. Без приказа короля ни одному епископу не позволялось отлучать от церкви или преследовать по церковным законам королевских баронов и слуг, даже если они были публично обличены в кровосмешении, супружеской измене или другом тяжком преступлении. Кроме того, Вильгельму приписывали также действия, ограничивавшие церковные права, такие как высылка папских легатов, не получивших приглашения короля, надзор за передвижениями епископов, покидавших его владения или прибывавших в них, а также запрет на подачу апелляций по поводу решений английских церковных судов в папскую курию.

Большинство этих постановлений мало говорят об отношении к церковной власти самого Вильгельма, поскольку так поступал любой могущественный король того времени, а если подобное проводил в жизнь благочестивый правитель, епископы безропотно соглашались. Вероятно, Вильгельм как герцог Нормандский привык к большей покорности своих прелатов, чем это было принято в королевстве, и именно поэтому более эффективно управлял церковью, чем его англосаксонские предшественники. Вероятно, Эдмер прав, утверждая, что при Вильгельме церковь во многом утратила свою свободу. Однако приписываемые Вильгельму постановления приобрели значимость лишь некоторое время спустя, когда подобные ограничения прав стали уже менее приемлемыми. Для привыкшего к повиновению Ланфранка и для большей части епископов и аббатов Вильгельм был любимым господином, противостоять которому было бы предательством. Они видели, как безжалостно он обходился с прелатами, злоупотребившими его доверием, и в то же время знали, что его сердце преисполнено мыслями о благополучии церкви. Английский летописец признает, что Вильгельм «был благожелателен к добрым и боголюбивым людям… В стране было очень много монахов, и жили они по Уставу св. Бенедикта. В его время христианство было таковым, что каждый мог без помех исполнять обязанности, положенные ему по чину или сану. Так пусть же Всемогущий Господь помилует его душу и простит ему все его прегрешения».

Первые четыре года своего царствования (1067–71 гг.) Вильгельм провел в королевстве, подавляя мятежи. После Рождества 1071 г. он проводил в Англии меньше — даже, вероятно, гораздо меньше — половины своего времени, пребывая преимущественно на континенте (впрочем, из-за недостатка письменных свидетельств мы мало знаем о его перемещениях между 1082 и 1085 гг.). Он жил в Нормандии в течение трех или четырех долгих периодов: 1073–75 гг., 1076–80 гг., возможно, 1082–85 гг. и с 1086 г. вплоть до своей смерти. При этом практически не было такого года, чтобы он хотя бы раз не посетил свое герцогство. После Рождества 1071 г. Вильгельм не провел в Англии ни одного полного календарного года, затем пять, а возможно, и все семь лет он вообще не появлялся в своем королевстве. Нет оснований полагать, что Вильгельму очень нравилась Англия или англичане. Завоевание стоило ему немалых трудов, верных людей он встретил мало, языка не знал и, очевидно, сближаться с англичанами не имел желания. Считается, что он почитал Вульфстана, епископа Вустерского, и восхищался им, а также, возможно, симпатизировал некоторым аббатам и тэнам. Однако, в отличие от Кнута Великого, в Англии он оставался чужестранцем.

После 1072 г. неизбежное развитие событий привело к тому, что высокомерия у Вильгельма, по-видимому, поубавилось. К тому времени ему было только 45 лет — немногим больше, чем Эдуарду в начале его правления, — и, казалось, ему предстояло еще по крайней мере с десяток лет преуспевания, в течение которых опыт и самодержавная власть компенсировали бы недостатки пожилого возраста. Однако после стремительного восхождения наступил упадок; можно сказать, что прежняя удача покинула Вильгельма, хотя в некоторой степени это иллюзия. В панегирике Гильома де Пуатье молодые годы короля, так сказать, залиты радужным светом, поэтому сведения о его поражениях и неудачах нужно искать в других источниках. После завоевания Англии перед Вильгельмом встали более сложные задачи, и в описаниях его жизни начали явственнее звучать критические тона. В Англии былая сплоченность соратников Вильгельма, участвовавших в его кампаниях, дала трещину, а на континенте становились все сильнее его противники, закономерно появившиеся у такого правителя. Тем временем хронисты из числа коренных англичан, высказывая свое мнение о действиях короля, не могли скрыть некоторую радость от крушения его планов, а Ордерик Виталий, перерабатывая в XII в. записи Гильома де Пуатье, описывал жизнь короля довольно языительным и саркастичным языком. На самом же деле Вильгельм преследовал свои цели так же упорно, как и прежде. Разница была только в том, что его уже не ждали впечатляющие победы, ничего такого выдающегося, что могло бы послужить противовесом унижениям, которые он терпел время от времени, а потом и совсем негероической смерти.

За последние пятнадцать лет пребывания Вильгельма на английском престоле произошло только три действительно важных события: восстание 1075 г., арест Одо из Байе по приказу короля в 1082 г. и паника среди населения, связанная с угрозой датского нашествия в 1085–86 гг. Английские хронисты оставили совершенно без внимания 1078 г. и крайне скудно описали многие другие года. В конце правления Вильгельма они были готовы признать, что король поддерживал в стране порядок, однако в их словах сквозит чувство угнетенности, которое они не смогли скрыть. Для недовольства, кстати, всегда имелись основания — будь то чума или голод, засуха или пожары, высокие налоги. Северная хроника (D) ^{30} , которую писали, вероятно, в Йорке, прервалась в 1079 г. Хронику, составлявшуюся в Кентербери (Е), продолжили и дальше, и она является единственным дошедшим до нас текстом на древнеанглийском языке, освещающим события после 1079 г. Что ж, для представителей прежней культуры настали печальные времена.

Восстание 1075 г. не представляло серьезной угрозы для власти Вильгельма, однако, судя по тому, сколько внимания уделяют ему летописцы, в свое время оно вызвало немало волнений. Кроме того, это событие можно, несомненно, считать последней стадией завоевания, так как оно привело к разрушению того немногого, что еще оставалось от старой политической системы. Поскольку заговоры хранятся в тайне, а записей об этом периоде в нашем распоряжении не так уж много, то нам совершенно не ясны ни мотивы сообщников, ни даже четкая последовательность событий. Возможно, меньше всего доверия заслуживает драматическое повествование Ордерика, поскольку он приписывает главным действующим лицам такие настроения, которые, видимо, выражали распространенное критическое отношение к правлению Вильгельма. Король покинул Англию в начале 1073 г. и его долгое отсутствие побудило недовольных к действию. В 1075 г. во главе заговора встали Рожер де Бретей, эрл Герефордский, и Ральф, сеньор Гаэля (в Бретани) и эрл Норфолкский. Рожер был вторым сыном старого друга короля Гильома Фиц-Осборна и унаследовал английские поместья своего отца после того, как тот погиб во Фландрии в 1071 г., а Ральф де Гаэль, наполовину англичанин и наполовину бретонец, жил в Англии еще со времен Эдуарда.