Слушая старика, Акимов с недоумением наблюдал за ним. Тот вытащил из амбарушки санки на широких, почти как лыжа, полозьях, положил на них черпак из юнкой проволоки на длинной рукояти, пешню и пустой посконный мешок. Приторочил все это к санкам бечевкой.

Назначение санок, которые старик назвал нартами, было для Акимова очевидно: на них передвигали всякий груз. На нартах вполне уместился бы весь скарб стана Федота Федотовича — так они были вместительны, но зачем старик взял проволочный черпак, оставалось неясным.

Когда двинулись в путь, Акимов, обеспокоенный тем, что они не взяли с собой никакой ловушки, решил сказать об этом старику.

— А ловушку, Федот Федотыч, мы с тобой не позабыли?

— Как же, взяли! — не оглядываясь, ответил Федот Федотович.

"Когда же взяли? И что это за ловушка, которую глаза усмотреть не могут?" — про себя удивлялся Акимов. Он шел на лыжах позади нарт, которые за бечевку катил Федот Федотович. "Скорее всего он блесен набрал, в карманы запрятал", — подумал Акимов, успокаиваясь и припоминая, что еще утром старик рассматривал набор блесен, выложенных на доске.

До Теплой речки оказалось совсем близко. Не прошло в ходьбе, пожалуй, и часа, когда Федот Федотович, чуть придерживая нарты, сказал:

— А вот она, и Теплая речка! — и махнул рукой куда-то в сторону.

Акимову показалось, что хоть Теплая речка "вот она", а все-таки до нее еще идти порядочно. Уж очень неопределенным был жест Федота Федотовича. Но старик скатился в ложбину и остановился. Акимов не сдержал разбега своих лыж и наткнулся на нарты.

— Пришли, Гаврюха, сымай лыжи, — сказал Федот Федотович.

— А где же речка? — присматриваясь к занесенной снегом ложбине, спросил Акимов.

— А вот, видишь, по кустам петляет.

Только теперь Акимов увидел узкую чистую полоску, извилистой ленточкой пересекавшую заросли черемушника, ивняка, топольника.

— А почему речка Теплой называется, Федот Федотыч? — поинтересовался Акимов, вспоминая, как дядюшка Венедикт Петрович во время путешествия по Кети допытывался у местных жителей, стараясь установить происхождение того или иного названия, когда оно чем-либо останавливало его внимание.

— Да ведь как ее иначе, паря, назовешь! — воскликнул старик. — Она вся в теплых ручьях — от устья до вершины. Присядь да присмотрись-ка! — Федот Федотович присел на корточки, повел головой то вправо, то влево.

Акимов тотчас же опустился рядом с ним. Сквозь заросли голых сучьев Акимов видел и с левой стороны и с правой от себя легкие дымки, подымавшиеся над снегом.

— Из отдушин пар подымается. Чем сильнее мороз, тем больше испарения, пояснил старик.

"Все это запомнить или записать надо… Записать хотя бы на обыкновенной дощечке. Венедикт Петрович спасибо скажет…" — пронеслось в уме Акимова.

— В зимнее время, Гаврюха, — продолжал Федот Федотович, — рыбе, видать, невмоготу подо льдом… Тесно ей. И вот лезет она к отдушинам как очумелая.

— Вероятно, вода слабо обогащается кислородом, — вслух подумал Акимов и, поймав вопросительный взгляд Федота Федотовича, объяснил ему свою мысль проще: — Воздуха рыбе не хватает… Она ведь потому и живет, что дышит.

— А как же! Жабры-то ей для того и дадены, — уточнил Федот Федотович и, взяв с нарт черпак, побрел по снегу сквозь кустарник к ближайшей отдушине.

Акимов забрал пешню и заторопился вслед за ним.

Возле первой же отдушины Федот Федотович остановился. Он обмял ногами вокруг себя снег, встал на кромку заледеневшего берега и, слегка расчистив парящую воду от ледышек, запустил черпак в самую глубь.

Присев, он водил черенком черпака туда-сюда, быстро перебирая руками по древку, потом вытащил черпак из речки. До краев вместительный черпак был наполнен копошащимися ершами. Когда Федот Федотович поднял черпак, намереваясь вытряхнуть рыбу на обмятый снег, черенок от тяжести изогнулся и даже хрустнул. Старик цоспешил опустошить черпак.

— Ай, ай, сколько ее! — воскликнул Акимов, пораженный тем, что происходило на его глазах.

— Тут рыбы, Гаврюха, несчетно. А только губить ее нам ни к чему. Начерпаю с полмешка — и хватит, а поедим эту, еще разок сюда наведаемся. Мелкота вот только, но зато вкусна, слов нету!

Федот Федотович снова опустил черпак в отдушину и снова поднял его, до краев наполненный рыбой. После этого еще несколько раз исчезал черпак в воде и возвращался с добычей.

Пока Акимов и Федот Федотович не спеша курили, мороз сделал свое дело: рыба закаменела. Они собрали ершей в мешок, уложили его на нарты и пошли на стан.

Дорогой Федот Федотович рассказывал о наиболее интересных местах Дальней тайги.

— Еще, Гаврюха, свожу тебя на днях на Вонючее болото… Недалечко до него. Верст семь-восемь… Ну, прямо не болото, а чудеса в решете!

Своими рассказами Федот Федотович разжигал любопытство Акимова. "За неимением другого дела надо хоть по-настоящему познакомиться с тайгой. Чем черт не шутит, вдруг да когда-нибудь пригодится", — думал Акимов.

Утром он упросил Федота Федотовича отложить работу на стане и отправиться к Вонючему болоту.

— Чо, паря, нюхнуть псины тебе захотелось? — засмеялся старик, посматривая на Акимова повеселевшими глазами. — Пойдем, пойдем! Как ошпаренный от этой пропастины побежишь, пятки в задницу будут втыкаться…

— А откуда берется вонь, Федот Федотыч? Отчего она происходит? Что по этому поводу говорят люди? — спросил Акимов, испытывая какой-то особенно повышенный интерес к примечательному болоту.

— Да всякое говорят. По темноте-то чего только не набрехали об этом Вонючем болоте… А если копнуть правду, то до нее никто не дошел. Тайна…

— Ну а все-таки, как это объясняют люди? — не унимался Акимов.

— Вишь, какое дело. Сказывают, что в давние-предавние времена на этих местах было море. И водились в этом месте рыбы-звери, вроде коней, только раз в десять покрупнее. И было у них на этом месте самое любимое обиталище. Как-то раз нежданно-негаданно случилась над морем гроза. Да такой силы, что страшно подумать. Сверкнула молния, ударил гром, и с небес рухнула огромадная глыба земли. Рассыпалась она в пыль-песок да и накрыла обиталище со всей этой пакостной животиной. Ну, загнило, конешно, это место.

Море тоже укатилось за тридевять земель. Вот с той поры и гниет, никак сопреть вконец не может… Болтали в народе, будто был тут один старик, вздумал он докопаться до этой пропастины, хоть на кости ихние посмотреть. Копал, копал, да и задохся. Охотников на такую дурную работу больше не нашлось…

— Интересная версия… очень интересная. И особенно потому, что в ней заложен реальный смысл. Гниение органических веществ действительно может выделять газы, хотя, конечно, рыбы-кони — это все сказка, — сказал Акимов, в сотый раз сожалея, что не имеет бумаги, чтобы записать кое-что для себя на будущее и для дядюшки Венедикта Петровича. — А какие еще объяснения встречаются? — спросил Акимов.

— Ну всего, паря Гаврюха, не перескажешь. Чегочего, а брехунов на свете не сеют, не жнут, они сами родятся. В Парабели в прошлом году встречаю одну знакомую старуху. "3дорово, — говорит, — Федот!" — "Здорово, говорю, — Олимпиада". Вдруг спрашивает меня: "Был, нет ли в воскресенье в церкви?" — "Нет, — говорю, — не до обедни, работа приспичила". — "Ой, говорит, — Федот, напрасно не был. Батюшка проповедь говорил". — "Об чем, — спрашиваю, — батюшка плетух плел?" — "Грозы темные надвинулись, Федот, на нашу местность", — говорит старуха. "Ну и что?" — спрашиваю. "Вычитывал батюшка по Святому писанию поначалу, а дальше пояснение давал. Выходит, что падают на нашу землю с небес чудища с конскими головами и с рыбьими хвостами. Бог поганых низвергает. И оттого, — говорит, — не иссякает на Вонючем болоте смрад страшенный. Не станем с усердием господу богу молиться, задушит нас псиный дух, как задавил того старика из Костаревой, который до костей на болоте хотел докопаться". — "Небось, — спрашиваю бабку, — батюшка потом сбор подаяний устроил?" — "Как же, — говорит, беспременно устроил. Храм пора подновить. Колокольню набок "клонит". Вишь, какие, Гаврюха, небылицы у нас из уст в уста передаются…