— У меня товарищ — художник-натуралист, нарезал в конце того лета, никак не заберет. Мы с ним как-то раз сюда приезжали, пробовали рыбу ловить.

— Поймали что-нибудь?

— А! — он отмахнулся. — У меня все время телефон звонил, а он переживал — недавно развелся, ему мальчика не дают, к новому отцу приучают…

Мы посмотрели друг на друга, я отвернулась первой…

Я походила одна по участку. Вот там можно было бы сделать цветник, на маленьком скате — разбить альпийскую горку, а здесь — чудесное место для роз… Я остановила себя. Горе-садовник! Цветы, как любые живые существа, не только требуют внимания, но и занимают место в твоей собственной душе. Мне уже хватит брошенных клумб и расчудесных цветников в Клопово.

Мы решили, что надо минимально привести в порядок дачу и жить здесь летом, которое собиралось наступить ровно через два дня.

Но через два дня позвонил Антон Быстров, продюсер, и энергично объявил, что Варю без всяких сомнений утвердили на главную роль. Она прекрасно смотрится на экране, она киногенична, она органична, она неожиданна для главной героини, она искренняя…

— Да подожди, Антон! Какие съемки? А учеба?

— Так, во-первых, съемки будут летом, через пару недель и начнем.

— Тем более. Что ж, она просидит лето у вас в павильоне?

— Ни за что на свете. Мы поедем в экспедицию.

Час от часу не легче!

— Куда?

— В Крым, ты же пещер всяких навертела, сказочных лесов, гор… Есть прекрасное место, километр в сторону от Коктебеля — гора Карадаг и за ней поселок Курортное, которое чаще называют Крымским Приморьем. Там изумительные пещеры, Сердоликовая бухта, в общем, лощины-буераки, «а с приходом темноты, все, чего не знаешь ты…» И ты ведь, наверно, поедешь?

— Не знаю. Одну я ее не отпущу, а мне ехать… Антон, а как же начало — исчезновение игрушек, превращение Сони в крошечную девочку?

— Это все потом, осенью, когда дожди пойдут.

На следующее утро я сказала Толе, какие у нас неожиданные новости. Он и обрадовался, и погрустнел.

— Ясно. Невеста сбегает из-под венца в Сердоликовую бухту. С молодым продюсером.

— И большим животом.

— Вот именно, — он положил руку мне на живот. — Ну, пойдем тогда сегодня поженимся. Платья только у тебя нет… Нет, давай в субботу. До субботы платье успеешь купить?

— Толя… Как же так сразу? И вообще… Никто сразу не распишет…

Он молча смотрел на меня.

— То есть… я могу справку из консультации принести…

— Ты сомневаешься, да, Лёка?

— Как ты сказал? — я замерла.

Он не повторил. Так когда-то давно, в другой жизни, меня называл Саша Виноградов. Когда у него не было такого живота и полки с порнофильмами, а у меня не было ни Вари, ни единой морщинки под глазами.

Мы вместе с Варей купили изумительное платье, практически скрывавшее живот — я не решилась по-европейски демонстрировать свое счастье, причем чисто из суеверия и знания таинственной силы взглядов. Зачем моему малышу лишние энергетические встряски? А платье мы купили настоящее свадебное — белое, шелковое, необыкновенно красивое. Я много лет мечтала о свадьбе. С кучей гостей, с цветами, конфетти и музыкой.

— Наверно, надо до свадьбы познакомиться с мамой, — сказал Толя.

— Конечно. Только… мы же не будем устраивать настоящую свадьбу?

— Почему нет? Ты пригласишь Харитоныча, как главного виновника нашей встречи… своих подруг, маму с сыном и мужем, я… тоже найду кого пригласить. Почему не сделать праздник?

Было приятно и волнительно составлять список гостей. Для радостных событий находится сразу так много друзей… Я вспомнила, как сидела с записной книжкой и не знала — кому позвонить. Наверняка большинство из тех, кто придет на свадьбу, с удовольствием помогли бы мне — с работой, с квартирой. Это мне не хотелось просить и жаловаться. А теперь неожиданно захотелось поделиться своими радостями со всем миром.

Мы долго думали, приглашать ли Женю. С одной стороны, он, оказывается, был ни много ни мало, а Толиным… пионервожатым в школе. Они вместе ездили в лагеря, ходили в походы, в горы… По уверениям Толи, марксизма-ленинизма там не было совсем, а была просто дружба, продлившаяся на годы, и много разного творчества. Потом они встретились на факультете географии в МГУ, куда Толя пришел сразу после школы, мечтая о дальних путешествиях, а Женик, искавший себя и отслуживший уже в армии, проучился там два года, перед тем, как поступить в ГИТИС. С тех пор они дружили всю жизнь, несмотря на совсем непохожие судьбы.

Но позвать его сейчас — значит, сделать свадебным генералом. Тогда точно не надо приглашать половину других друзей, для которых главным событием будет встреча с Женей Локтевым без грима, Я не стала говорить Толе о Женькином импозантном кавалере Гусеве. Тему личных пристрастий Жени мы бы вообще ловко обошли, если бы я не уточнила:

— У меня с Женей ничего не было.

— У меня тоже, — засмеялся Толя. — Не приглашаем?

— Давай сделаем второй день, для особо близких людей…

— Для драк, — он обнял меня. — Ленуля, давай скажем моей маме, что это мой ребенок?

— Тебе жалко ее, да? Так ошарашивать?

Он прижался подбородком к моей голове:

— Если ты будешь смотреть только на меня, то он будет на меня похож, ты знаешь это?

— Знаю, — вздохнула я. — Это тебе в пионерском лагере рассказали?

— Есть такая английская сказка, про слона Хортона, знаешь?

— Нет, по-моему…

— Я дочке ее когда-то читал. Одна птица попросила слона Хортона посидеть на яйце, пока она отлучится. Он сел, а она совсем улетела. Вот он сидел день, ночь, неделю, другую, осень настала, зима. Птица в это время грелась на острове Таити. А потом прилетела. Тут и птенец проклевываться начал. «Это мое яйцо! — закричала птица. — Ты вор! Отдавай мне птенца!» Скорлупа раскололась, и из яйца вылез маленький слоник, с большими ушами, похожими на крылья.

— Надо купить такую книжку.

— Я сам Варьке прочитаю, хорошо? — сказал Толя, осторожно касаясь моего живота.

Я все думала, какая у него мама. По его рассказам я составила некоторое впечатление, довольно расплывчатое, и в тот вечер ужасно боялась. То, что точно не подведет Варька — я была уверена. В ответственные моменты она не подводит никогда. Хотя, если вспомнить наш переезд в Толину «немецкую квартиру»…

— Я знаю, как вам трудно будет меня принять, — сказала я сразу заготовленную фразу, хотя обещала себе произнести ее в крайнем случае, если все пойдет совсем не туда. Все еще никуда не пошло, но я растерялась до полного и окончательного коллапса.

Передо мной стояла я. Нет, не в зеркале. Передо мной стояла я, постаревшая на двадцать, или, как позже выяснилось, на девятнадцать лет. Но поскольку «я постаревшая» выглядела прекрасно, то разница между мной настоящей и той была лет десять. Вот, если доживу, я буду такой же.

— Я вас не приму никогда, — сказала мама Анатолия Виноградова, поправляя идеально причесанные красивые густые волосы. — Потому что вы в таком виде явились… дождались… — Она выразительно глянула на живот. — И еще есть ребенок не от моего сына, к тому же вы старше его на полтора года, и вообще вы ему не пара и выходите замуж исключительно из коммерческих соображений.

Анатолий Виноградов потерял дар речи и все остальные свои дары, но все же выдавил из себя:

— Мама…

Я же, будучи уже к тому времени в шоке от нашей невероятной схожести, ничего особенного не испытала и достаточно весело сказала:

— Я не очень бедная. К тому же я могу работать не только журналистом, а еще фитодизайнером. И шторы могу шить. А сейчас мне за сценарий заплатили много денег.

— Вы шутите, — вдруг сказала вежливая Варя, обращаясь к Толиной маме. — Правда?

— Правда, — кивнула мама Анатолия Виноградова. — Ты поняла, да? А они большие и глупые — поверили. Я все страшное сказала, что тебе мерещилось, дорогая невестушка?