В самом деле, смотрю, совсем недалеко от нас, около большого куста у воды… нет, не у воды, а в воде, стоит Матвей Иванович. Вид у него необычайный — он в рубахе и жилетке, а штанов нет… В руках у него длинный кол, и он что-то им старается достать из воды.

А в остальном он такой же, как всегда — в очках, важный и строгий и трубочкой своей попыхивает.

Подъехали мы поближе. Говорю ему:

— Здравствуйте, Матвей Иванович! Что это вы делаете?

Матвей Иванович положил кол на воду, вытер о рубаху руки, вынул изо рта трубочку, умял в ней табак пальцем и только тогда посмотрел на нас строго поверх очков и говорит:

— Здравствуйте, молодые люди! Ваше прибытие вполне своевременно. По причине моей неосмотрительности у меня ушла щука вместе с куканом. Видите, неподалеку от вашей лодки плавает колышек. Это она его выдернула. Поймайте его, и вы вернете мне щуку! — сказал и не торопясь полез из воды на берег.

Нас это сразу заинтересовало, что это за щука, которая колышек выдернула и с куканом ушла? Шурка сейчас же направил лодку к колышку, а Володя, который все еще сидел на носу лодки, приготовился схватить его.

Впрочем, это оказалось не так-то легко. Как только лодка стала приближаться к колышку, он, как живой, побежал по воде. Мы налегли на весла. Лодка пошла живее, но и колышек живее побежал, да еще не прямо, а из стороны в сторону. Пока лодка разворачивается, он постоит на воде, отдохнет, а как станем подъезжать, он опять бросится в сторону. А мы в лодке волнуемся. Вася в такой азарт пришел, что встал на ноги и кричит:

— Шура! Шура! Сюда правь к берегу-то ее прижми! — и сам и руки свои к щуке протянул, вот-вот выпрыгнет к ней из лодки.

Долго нас мучила щука. Мы просто устали за ней гоняться. Да и щука, по-видимому, тоже устала. Стала подпускать нас все ближе и ближе. И вот нам, действительно, удалось «прижать» ее к берегу, то есть она оказалась между лодкой и берегом. И тут щука сделала ошибку — вместо того чтобы броситься вдоль берега, она под лодкой хотела пройти. Это ее и погубило: колышек приблизился к лодке как раз против скамейки, на которой мы с Андрейкой сидели. И прежде чем Вася успел крикнуть: «Хватай его, Шурик, хватай», я уже бросил весло и схватил колышек. Держу его обеими руками, а щука от меня, как собака на веревке, рвется в разные стороны, даже лодка закачалась. Спрашиваю Шурку, что со щукой делать, в лодку ее вытаскивать или так по воде дотащим до берега. Но щука сама этот вопрос решила — вышла из-под лодки и потащила ее к берегу. Впрочем, скоро она устала и остановилась, и мы, не вынимая из воды, подвели ее к берегу и сдали Матвею Ивановичу.

Матвей Иванович по нашей просьбе благосклонно показал нам ее, на берег вытащил. Щука поразила нас своими размерами — она была больше аршина в длину. Лежит неподвижно на берегу и лишь время от времени широко разевает свою громадную пасть, усаженную острыми зубами. Должно быть, наша возня с ней утомила ее вконец.

— Рыбина-то какая! — громким шепотом сказал Вася и посмотрел на Матвея Ивановича с благоговением. Мне показалось, что и другие ребята, не исключая Шурки, чувствовали в этот момент самое глубочайшее уважение к медлительному и строгому Матвею Ивановичу, сумевшему поймать такое чудовище. А обо мне уж и говорить нечего, я ведь давно знал Матвея Ивановича как самого замечательного рыбака. Но уважение ребят к Матвею Ивановичу стало еще больше, когда оказалось, что он поймал не одну эту щуку. Когда мы всей гурьбой подошли за ним к тому месту, где он хотел снова привязать беглую щуку, из прибрежной травы высоко выпрыгнула и тяжело шлепнулась в воду другая щука, хоть и поменьше, но тоже очень большая. Даже Шурка не вытерпел:

— Вот это улов! Вот это рыбак!

Матвей Иванович посмотрел на него поверх очков и ничего не сказал.

Вдоволь, насмотревшись на щук Матвея Ивановича, поднялись мы вместе с ним на берег. Тут только я про Федю спросил, где он. Матвей Иванович сказал, что Федя в сарае спит, — возвратился из Людца, устал, да и гроза его захватила по дороге — и просил не будить его.

— Да и вам, молодые люди, советую отдохнуть сперва с дороги. Ничто так не укрепляет силы, как своевременный отдых. А я тем временем использую вашу лодку, съезжу на другой берег и жерлицы осмотрю и тем самым избегну утомительного хождения через мост.

Матвей Иванович уехал, а мы последовали его совету, уселись отдыхать, к тому же мы очень проголодались, ведь с утра ничего не ели.

Сидим на мягкой, пахучей траве, еще не успевшей просохнуть после грозы, жуем взятую из дома еду и разговариваем. И, конечно, все о Матвее Ивановиче и его щуках.

Оказалось, что Матвей Иванович, несмотря на свой суровый вид, понравился всем ребятам. Шурке понравилось даже то, что он «говорит, как по книжке читает», как он выразился. Я, конечно, был очень доволен этим и горд за Матвея Ивановича, — ведь это через меня ребята с ним познакомились!

Матвей Иванович вернулся скоро и привез еще одну щуку, на этот раз не очень большую. А мы покончили с едой и стали к рыбалке готовиться. Показали мы Матвею Ивановичу свои снасти, удилища, жерлицы. Он через очки осмотрел их тщательно и советы дал, как наладить. А потом посоветовал нам, кому куда пойти и за какой рыбой. Володю с Андрейкой, у которых жерличек не было, послал удить с мостика, там, по его словам, крупные окуни хорошо берут. А нам с Шуркой посоветовал живцов наловить и жерлички поставить и места указал, где их ставить надо. А сам пошел на сарай соснуть.

Мы так и сделали. Володя с Андрейкой на мостик ушли, а мы с Шуркой спустились тут же под берег и уселись с удочками. Я около большого куста сел, Шурка немножко поодаль, а около него Вася присоседился.

— Я, — говорит, — с Володькой не пойду, с дразнилой. Я с вами.

Сидим. Щуки Матвея Ивановича не идут у меня из головы. Скорее бы, думаю, наловить какой ни на есть мелочи да поставить жерлички, чтобы они успели и вечер простоять и всю ночь. А уж щука попадет наверняка: ведь мы на Прорве, на той самой Прорве, которая мне по ночам снилась. А кроме того, ведь сам Матвей Иванович места нам показал, где жерлички поставить, а уж он-то знает. Только бы вот поскорее живцов наловить!

А живцы как раз и не клюют. Поплавок стоит в воде, как воткнутый, даже не покачнется. Посмотрел на Шурку — и он сидит неподвижно да на воду смотрит. А Вася так просто прилег на травке и дремлет. А меня нетерпение разбирает.

— Шурка, — спрашиваю, — почему же не клюет?

— А потому, что жор щучий. Мелкая рыба попряталась вся.

— Что же делать-то? Может быть, на другое место куда-нибудь пойти?

— На другом месте то же будет. Матвей Иванович тут же удил. Сиди да жди. Может быть, и клюнет.

Снова сидим. От нечего делать размотал я другую свою удочку, большую, окуневую, с толстой леской и большим крючком и тоже забросил, а сам и не знаю зачем.

Наконец, Шурка вытащил одну за другой двух сорожек. Ну, думаю, еще трех рыбок поймать бы им и можно жерлички ставить — их всего у нас пять.

А время к вечеру идет — солнышко уже заметно опустилось, и комары появились.

Клюнуло, наконец, и у меня на маленькую удочку. Вытаскиваю — ерш! Эх, думаю, на что мне тебя! Ведь тебя никакая щука не возьмет. Вон ты какой колючий! Хотел уж было опять его в воду бросить, а Шурка спрашивает:

— Чего поймал?

— Ерша, да куда его?

— Нет, и ерш пригодится. Сади его в ведро!

— Да ведь на ерша щука брать не будет!

— Отчего не будет? Кто тебе сказал?

— Никто не сказал, а я так думаю — ведь он колючий!

— А ты не думай! Для тебя колючий, а для щуки нет.

— А вот погоди, — говорю, — спросим у Матвея Ивановича.

— Спросим, а пока его в ведро клади. Вася, принеси-ка ерша да опусти в ведро.

Вася взял у меня ерша и снес его к Шурке и в ведро бросил. В это время у меня снова клюнуло, и еще ерша вытащил и тоже Васе отдал. Забросил удочку, опять клюнуло, вытаскиваю — снова ерш! В десять минут наловил я еще штук пять ершей, да Шурка поймал несколько и говорит: