— Хоть поел бы, отдохнул, — сказала жена.

Он крепко обнял ее.

— Вот все кончится, Сашенька, сяду с тобой, сутки не отойду, а теперь — смерть некогда, прости, родная…

И снова ушел.

Он был назначен комиссаром рабочего отряда. Как-то ночью, проверяя посты, Иван Петрович вышел за Нарвские ворота. Арка была окутана легкой дымкой тумана, и бронзовые группы на ней казались живыми: будто и кони, как весь Петроград, мчались навстречу врагу. Справа от арки было здание школы, в котором недавно заседал тайно от шпиков Временного правительства Шестой съезд партии, принявший решение готовить вооруженное восстание. Иван Петрович прошел дальше. Увидел темные корпуса Путиловского завода, и, когда подходил к воротам, оттуда мерным шагом выступили рабочие отряды. В обычной одежде, но с подсумками на поясах, с винтовками за спинами, люди шли молча, только слышалась гулкая поступь множества ног. Ивану Петровичу Путиловский завод представился крепостью, и он радостно подумал, что таких крепостей много в Петрограде, что сейчас рабочие отряды выходят из ворот десятков других заводов и, сливаясь в единую пролетарскую армию, идут бить Корнилова.

Петроград и в самом деле превратился в вооруженный лагерь, которым распоряжались большевики, так как от приближения «дикой дивизии» Крымова, одного из корниловских генералов, Временное правительство и — еще больше — меньшевики и эсеры из Петроградского Совета окончательно растерялись. Центральный Комитет большевистской партии стал в те дни боевым штабом обороны Петрограда, куда приходили начальники отрядов, солдаты и матросы за распоряжениями.

Ночью со стороны Царского Села послышались далекие выстрелы. Там, очевидно, шло сражение. Иван Петрович отправился туда во главе большого отряда. Утро было свежее, немного туманное. Красный, без лучей, шар солнца казался укутанным в вату. Рабочие оживленно переговаривались. И, глядя на них, Иван Петрович испытывал странное чувство: не было у них военной выправки, шли они неровно, и, должно быть, настоящие военные люди недоверчиво отнеслись бы к их боевым качествам, но он знал, что эти люди смело пойдут на врага и разгромят его, так как несут в себе непобедимую силу революции.

Отряд был уже близ Царского Села, как впереди на дороге заклубилась пыль: навстречу неслась автомашина, красный флажок на радиаторе тугим ветром относило назад.

— Стой, стой! — закричал Иван Петрович. — Какие новости?

Машина остановилась, из нее выскочил матрос, накрест перевязанный патронными лентами и с маузером на поясе. Веселыми глазами поглядел на отряд, прошелся, разминая затекшие ноги, и сказал густым, сильным голосом:

— А такие новости, товарищи, что идти вам туда вроде и незачем. «Дикая дивизия» от наступления отказалась. Ее так разагитировали большевики, что она самому Корнилову голову отрежет. Казаки грузятся обратно в эшелоны, а его превосходительство Крымов изволил себе пулю в лоб пустить!

— Шутишь? — оторопел Иван Петрович, подступая к матросу.

Тот крепко взял его за руку и, видимо понимая волнение командира рабочего отряда, строго сказал:

— Нет, товарищ, все это правда! Я с донесением еду. Не выгорело у Корнилова. Не с кем ему против нас воевать. Шагайте обратно.

Возвратившись в Петроград, Иван Петрович послал подробное письмо Мазурину.

Седьмого октября в Петроград тайно возвратился из Финляндии Ленин, где он жил последнее время по решению Центрального Комитета партии, так как Временное правительство намеревалось его арестовать.

С бритыми усами, в парике привезли Владимира Ильича на конспиративную квартиру у Большого Самсоньевского проспекта. Его уговаривали еще задержаться в Финляндии, но он торопился в Петроград, зная, что день вооруженного восстания близится. Он набросился на газеты, расспрашивал приходящих к нему товарищей о текущих событиях и скоро был хорошо осведомлен о том, что делается в городе. Выходить ему не разрешили, и тем упорнее искал он встреч с представителями районов. Однажды Ивана Петровича, как делегата путиловцев, попросила прийти к Ильичу Надежда Константиновна Крупская (с ней Иван Петрович уже раза два виделся по партийным делам). Бросив все, он побежал к ней в Выборгский комитет и через час уже был на квартире Фофановой, где остановился Ленин. Вошел в столовую и, увидев Ильича, рванулся к нему. Парик мало менял лицо Ленина — живые, острые глаза выдавали его. Ильич забросал Ивана Петровича вопросами: какие настроения у рабочих, подготовлены ли они к выступлению, хорошо ли вооружены, какова связь между заводами и районами, знают ли рабочие, что это будет решительное, бесповоротное выступление, от которого зависит судьба социалистической революции? Иван Петрович отвечал кратко и точно, с любовью смотря на Ленина…

Ленин неохотно отпустил старого путиловца и, прощаясь, сказал:

— Теперь, когда большинство в Советах у нас, когда народ верит нам, ждать больше нельзя. Враги революции хотят раздавить нас, но их надо предупредить, ударить первыми!

Надвигалась осень. Часто моросил дождь, над Невой кучились низкие серые тучи, купола Исаакия тонули в тумане. Утром перед редакцией большевистского «Рабочего пути» появились броневики и отряд юнкеров. Они должны были помочь представителям Временного правительства опечатать редакцию и типографию. Но тут же, как бы по сигналу, из-за угла вышли солдаты и красногвардейцы. Маленький вихлястый поручик скомандовал юнкерам взять ружья на изготовку. Тогда матрос в бушлате и бескозырке направился к офицеру.

— Вот что, поручик, — сказал он, — не прикажете ли вы вашим молодчикам подобру-поздорову сняться с якоря?

— Я думаю, — заносчиво ответил поручик, — что это надо сделать вам! — И, схватившись за кобуру, пискливо крикнул: — Если через пять минут…

Матрос прервал его:

— Если через три минуты не уберете своих юнкерей, то мы сами их уберем, понятно?

Поручик сразу обмяк. Юнкера начали строиться, не ожидая приказа; водители завели моторы броневиков.

В этот же день вышел очередной номер «Рабочего пути».

А вечером по ярко освещенному Невскому проспекту двигались отряды солдат, проносились грузовики, переполненные вооруженными рабочими. На Неве дымились трубы «Авроры», подходившей к Николаевскому мосту. Высоко на ее мачте реял красный флаг. Большой баркас отвалил от крейсера к набережной. На носу баркаса стоял высокий матрос, ленты его бескозырки относило ветром. Смеясь, он выскочил на набережную и ударил прикладом о землю:

— Наше! Теперь не отдадим!

Вслед за ним выпрыгнули и построились другие матросы. В черных бушлатах, плечистые, они выглядели воинственно. К ним подошел Иван Петрович.

— С «Авроры»? — спросил он.

— Прибыли в распоряжение Военно-революционного комитета, — просто ответил матрос.

События развертывались стремительно.

Миноносец «Самсон» вошел в Неву. На вышке Народного дома выставили пулеметы. Комендант Петропавловской крепости был арестован солдатами, и крепость, как революционный бастион, господствовала над Троицким мостом. Из Кронштадта подходили минный заградитель «Амур» и посыльное судно «Ястреб» с десантом матросов. Дым этих кораблей еще стлался над Невой, а на берегу уже веяли красные знамена красногвардейских отрядов.

Ночью двадцать четвертого октября Ленин пришел в Смольный. В одной из комнат он снял с себя пальто, шляпу и парик, выслушал донесения. Потом вышел из комнаты и быстрыми шагами направился по длинному коридору, тускло освещенному высоко подвешенными электрическими лампочками. Около дверей класса, где разместились красногвардейцы, он встретил Ивана Петровича в коротком пальто, опоясанном ремнем с двумя подсумками, и с винтовкой в руке.

— Здравствуйте, Иван Петрович! — приветствовал его Ленин.

— Революционный привет, товарищ Ленин!

— Дежурите?

— Нет, Владимир Ильич. Отряд рабочих привел.

— Очень хорошо! А скажите, зачем отряд?

— По вызову Военно-революционного комитета! Самый момент тут быть.