Наконец, Койт встал и прошествовал к окну.

— Я ценю ваше доверие, мистер Шартелль. Должен признать, я не завидую тому, что ждет вас впереди.

— Мистер Койт, если бы я не мог довериться сотруднику посольства или консульства Соединенных Штатов, я подумал бы, что живу в бесчестном мире.

Койт степенно кивнул и занял место за столом.

— Я здесь лишь несколько недель, но работа потребовала детального изучения политической обстановки в Альбертии. Чем дольше я изучаю ее, тем больше убеждаюсь, что среди развивающихся стран, расположенных к югу от Сахары, это единственное государство, готовое и способное взять на себя бремя самоуправления.

Койт достал из внутреннего кармана пиджака серебряный портсигар, открыл его, предложил Шартеллю, затем, когда тот отрицательно покачал головой, — и мне. Я взял сигарету в надежде, что она окажется американской, а также с тем, чтобы доставить ему удовольствие: хотя бы один из гостей доверился вкусу хозяина по части табака. Фильтр я оторвал и бросил в пепельницу. Койт, похоже, не возражал.

Мы закурили, и Койт продолжил лекцию.

— Как политолог, — тут он улыбнулся, — во всяком случае, так написано в моем дипломе, выданном институтом Гопкинса, я интересуюсь моими коллегами. И мне знакома ваша фамилия, мистер Шартелль. Я также помню серию ваших превосходных репортажей из Европы, мистер Апшоу. Я думаю, что между собой мы можем говорить как профессионалы, хотя я считаю себя наблюдателем, если позволите, исследователем, а не активно действующим лицом.

Эту длинную речь Шартелль выслушал, заложив большие пальцы обеих рук за жилетку, чуть склонив голову и не отрывая глаз от той точки в дальнем углу, где потолок сходится со стенами. Он энергично кивнул, когда Койт замолчал, чтобы перевести дыхание.

— Как вы сами видите, господа, перед вами открывается возможность дать альбертийским изобретателям шанс самим решать будущее своей страны. Вы можете убедительно показать им, какая ответственность выпала на их долю. Если вам это удастся, вы окажете нации неоценимую услугу.

Шартелль не вынимал пальцев из-за жилетки. Стул его опирался лишь на задние ножки, а глаза все еще изучали верхнюю часть дальнего угла.

— Благодарим вас за добрые слова, мистер Койт, и я тронут тем, что вы так высоко оценили нашу обычную работу по сбору необходимого числа голосов. Я горжусь этим, но, надеюсь, не возгоржусь, потому что гордыня — грех, о чем мы всегда помним. А если нам таки удастся достаточно убедительно растолковать альбертийцам важность предстоящего события, я хотел бы разделить заслуги, или, если угодно, вину с тем, кто будет помогать соперникам вождя Акомоло… доктору Колого и сэру Алакада.

Шартелль по-прежнему смотрел в угол и, возможно, не заметил микроскопических трещинок, которыми пошло бесстрастное лицо-маска Койта. А может, и заметил, потому что нанес еще один удар.

— Вы знаете, что в предвыборную кампанию вовлечены и другие внешние силы. Одна из них — могущественная организация, во всяком случае, в политическом смысле. В сферу ее деятельности вовлечены Дальний Восток, Европа, Балканы, Средний Восток… — Шартелль выдержал паузу. — Южная Америка.

Я наблюдал за Койтом. Рот его чуть приоткрылся. Пальцы нервно крутили шариковую ручку.

— Не так-то легко соперничать с такой организацией, — Шартелль качался на задних ножках, еще не закончив осмотра потолка. — Вам известно… — вновь пауза, Койт сжался в комок. — Вам известно… рекламное агентство «Ренесслейр»? — произнося название агентства, Шартелль чуть сместился, и передние ножки стула с металлическими подковками с гулким стуком опустились на покрытый ленолиумом пол. Койт подскочил. Не высоко, но подскочил. Трудно сказать, то ли от удара ножек стула об пол, то ли от упоминания «Ренесслейра». Подскочил и уставился на Шартелля.

— «Ренесслейр»?

— Совершенно верно. Агентство, про которое я говорю. Их знают во всем мире и они намерены вести предвыборную кампанию старины Альхейджи сэра Алакада и так далее.

— Я слышал о них, — проскрипел Койт. Похоже, его уже не волновало, нравится ли он нам или нет. — Вы в этом уверены?

— Абсолютно. Мне сказали, что все бумаги уже подписаны и скреплены печатями. Их мальчики появятся здесь со дня на день и тогда вы сможете напомнить им о высокой ответственности перед нацией. Такие беседы им по нутру.

— Койт промолчал. На его шее вздулись вены. Глаза горели неприязнью. Он понял, что Шартеллю все известно. Более того, он видел, что Шартелль играет с ним, как кошка с мышкой. Я, правда, не мог разгадать смысла этой игры.

Шартелль встал, протянул руку.

— Мистер Койт, позвольте выразить искреннюю благодарность за теплый прием. Мы постараемся оправдать ваши надежды.

— Обязательно постараемся, — любезно добавил я и также пожал руку Койту.

Но тот был профессионалом. Минутное замешательство кануло в небытие. Он вновь улыбался, проводил нас до двери, открыл ее.

— Господа, надеюсь, мы скоро увидимся. Вы сообщили мне столько интересного. Буду следить за вашими успехами, да и за действиями «Ренесслейра», — мы уже двинулись в приемную, когда Койт задал последний вопрос.

— Между прочим, вы не слышали, какое агентство взялось помогать доктору Колого?

Шартелль остановился, взглянул Койту в глаза. Их лица разделяло не более восьми дюймов.

— Нет, мистер Койт. А вы?

— Я, признаться, тоже.

— Если вы что-нибудь услышите, то дадите нам знать?

— Всенепременно.

Шартелль не сразу оторвал взгляд от лица Койта, затем кивнул.

— Вот и договорились.

Мы вышли из консульства, и приятная прохлада кондиционированного помещения сменилась полуденной африканской жарой. Мы торопливо надели солнцезащитные очки. Шартелль закурил.

— Вы его поддели, — заметил я.

— Чуть-чуть. Хладнокровия ему не занимать.

— Это точно.

— Мы его согреем. К Дню труда он у нас закипит.

Возвращаясь в отель, мы попали в полуденный «час пик» и ползли по бульвару Бейли со скоростью четыре мили в час. Густой горячий воздух, без единого дуновения ветерка, с трудом проникал в легкие. Шартелль даже расстегнул жилетку и начал обмахиваться широкополой шляпой.

— Веера, — неожиданно произнес он.

— Что? — переспросил я.

— Веера, они нам пригодятся. Возьмите на заметку, Пит.

Я достал записную книжку и написал «веера».

— Сколько?

— Пару миллионов. Лучше три.

Я написал «3000000» после вееров.

— Думаете, они дадут нам голоса, а?

— Во всяком случае не отнимут. Три миллиона вееров не причинят нам вреда.

— А может, выпустить еще рекламный ролик?

— Вы же у нас писатель, Пит. Давайте сценарий.

— Сегодня же займусь этим.

— Господину я нужен? — спросил Уильям, искусно объехав козу.

— Когда? — спросил я.

— Сейчас, господин.

— Нет.

— Тогда я поеду в дом моего брата, — объявил Уильям.

— У тебя есть брат в Барканду? — поинтересовался Шартелль.

— Много братьев, господин, — Уильям улыбнулся всеми тридцатью двумя зубами. Они дают мне приработок.

— Ладно, поезжай к своему брату, — кивнул Шартелль. — Вернешся к отелю в шесть часов. Ясно?

— Да, са.

— Какие у вас планы на сегодня, сахиб? — спросил Шартелль, через окно автомобиля оглядывая бухту.

— Ну, я намерен раздобыть орешки гикари, вымазать лицо, надеть бурнус и махнуть на базар, пособирать местных сплетен. Затем я собираюсь составить план дальнейших действий, а самые лучшие планы получаются у меня, когда я составляю их в одиночестве.

— Вы хотите вежливо пояснить, не обижая меня, что не придерживаетесь восхваляемого ДДТ метода мозгового штурма, когда каждый предлагает все, что только взбредет ему в голову, в надежде, что среди шелухи заблистает жемчужина.

Шартелль уставился на меня.

— Не можете же вы этим заниматься, вы и Поросенок… и другие взрослые дяди? — с ужасом воскликнул он.