Мне это придавало бодрости и уверенности, что моя разведывательная деятельность будет успешнее при определенном настроении народных масс. Ведь весь период времени до 22 июня 1941 г. у западноевропейцев настроение было безнадежным, большинство из них уже не верило, что удастся освободиться от нацистов, по существу завоевавших всю Европу. Я. да и не только я, многие замечали, что с началом военных действий, направленных против Советского Союза, у многих настроение приподнялось. Люди верили не только в мощь СССР, но и в высокий патриотизм советского народа, народа России, не раз доказавшего за всю свою историю непобедимость.
Все чаще мы обсуждали в самых различных кругах наших собеседников вопросы, связанные с последними событиями, в том числе и с только что совершенным нападением Японии 7 декабря 1941 г. на мощную военно-морскую базу США Нерл-Харбор. Буквально на следующий день, 8 декабря, Япония уже объявила войну Соединенным Штатам и Великобритании, начались наступательные операции на Филиппинах, в Малайе и в голландской Индии. Не успели еще правильно оценить эти события, как совершенно внезапно мне был задан по телефону вопрос владельцем «Селект скул»: слышал ли я о том, что Германия и Италия объявили войну Соединенным Штатам? К этому времени я еще ничего не знал. Это было 11 декабря. Я подумал о том, что мне следовало бы немедленно выехать в Париж, с тем чтобы посоветоваться с Отто, Андре о том, какую позицию нам следует занимать в создавшейся обстановке.
С каждым месяцем после 22 июня 1941 г. у многих бельгийцев и французов появлялось все больше и больше надежды, что удастся объединенными силами одержать над фашистской Германией окончательную победу. Постепенно укреплялась антигитлеровская коалиция. Большинство понимало, что оказывающий, несмотря на первые неудачи, серьезное сопротивление гитлеровской агрессии Советский Союз не будет уже больше одиноким. Всем было ясно, что Ф. Рузвельт, правящие круги США, одного из самых мощных государств, были уже обязаны целиком и полностью понять необходимость ближайшего сотрудничества с СССР.
После моего телефонного разговора с владельцем «Селект скул» я немедленно поехал к нему. К моему удивлению, у пего уже был де Буа. Оба высказывали свое недоумение, вызванное тем, что Германия и Италия осмелились объявить войну США. Мне пришлось услышать их мнение, заключавшееся в том, что, несмотря на огромное расстояние, отдаляющее США от Европы, они верят, что США в борьбе за освобождение не только начнут помогать странам Европы своей техникой, оружием, но и примут непосредственное участие в продолжающейся уже более двух лет войне. Не исключалась возможность, что военно-морской флот и воинские подразделения США помогут путем высадки на оккупированные фашистами территории вернуть самостоятельность оккупированным странам. Между прочим, это мнение быстро распространялось, и французы надеялись, что освобождение от оккупантов прежде всего произойдет во Франции, бельгийцы, в свою очередь, надеялись, что именно Бельгия будет первой осчастливленной страной. Тогда мало еще говорили о возможности или, вернее, необходимости открытия на Западе второго фронта.
Прошло еще совсем мало времени с тех пор, как я вернулся из Германии в Бельгию. Несмотря на различные мнения о дальнейшем развитии Второй мировой войны, многие продолжали надеяться и верить в то, что освобождение их стран произойдет не в результате развертывания военных действий союзниками на Западе, а именно поэтому все взгляды обращались на Восток. Все больше людей начали сомневаться в заверениях геббельсовской пропаганды о том, что блицкриг на Востоке вот-вот закончится полным разгромом Советского Союза. Этому способствовали противоречивые слухи, чаще всего относящиеся к совершенно неожиданным для немецких армий встречаемым на Востоке трудностям и поражениям.
Поверьте мне, дорогие читатели, душевное состояние у меня неожиданно стало все более и более тревожным. Появлялись необъяснимые мысли, вызывавшие тревогу, не может ли повлиять на мою легализацию вступление США в антигитлеровскую коалицию, не начнут ли немцы пред принимать какие-либо действия не только против граждан США, но и против имеющих паспорта граждан латиноамериканских государств. Для меня, как мне казалось, может оказаться неприятным и тот факт, что мой паспорт выдан был в Нью-Йорке.
Необычно нервное состояние было вскоре замечено Блондинкой. Я должен признаться, что к этому времени я ее очень любил, любил за ее отношение ко мне, за оказываемую мне во всех отношениях помощь. Нет, оказываемая помощь не ограничивалась только рамками деловых успехов в «Симекеко», организацией столь необходимых для моей деловой и разведывательной деятельное ти частых приемов, в том числе немецких офицеров, которых, как я понимал, она должна была по своим жизненным переживаниям ненавидеть. Она мне оказывала помощь в том, что в ответ на проявляемую мною заботу о ней и о Репе она заботилась и обо мне. Ее безусловная близость ко мне для меня была тоже очень тяжелой. Это не так просто объяснить и тем более понять.
Хочу напомнить, что только недавно, а точнее 7 ноября 1941 г., не по моему уругвайскому паспорту, а в действительности, мне исполнилось только 28 лет. Жизнь сложилась так, что у меня никогда не было еще ни одной женщины, с которой я поддерживал бы даже случайную, временную, интимную связь. И вот судьба уготовила мне еще одно испытание. Рядом была не просто красивая, но привлекательная во всех отношениях женщина. Многие предполагали, что мы являемся супружеской парой, а некоторые, в том числе и Отто, считали, что Маргарет является моей любовницей. И то и другое было ошибочным. Правда, в силу ряда обстоятельств, о которых я еще расскажу, в доставшихся мне написанных Маргарет воспоминаниях она прямо указывает, что 20 июля 1941 г. она стала моей официальной женой. К сожалению, это не отвечает действительности. Мы никогда не были соединены браком.
Больше того, Маргарет была предельно порядочной женщиной, любила своего покойного мужа и не помышляла ему изменять. Что касается меня, то от интимного сближения с Маргарет меня удерживало не только ее поведение, но и полученные в «Центре» перед моим отъездом за рубеж рекомендации, превратившиеся впоследствии и в мое личное убеждение. Читатель, видимо, помнит, что в «Центре» меня предостерегали против каких либо интимных связей со случайными женщинами, объясняя это тем, что среди них могут быть агенты полиции и различных секретных служб. В то же время мне не рекомендовали вступать в близкие отношения с женщинами хорошего общества, чтобы в случае моего провала я не мог их скомпрометировать. Да, в некотором смысле я нарушил это предупреждение. После того как я дал Зингеру, отцу Маргарет, обещание помогать ей и Рене во время проживания в Бельгии в ответ на оказанную мне помощь в расширении моих деловых связей не только в Бельгии, но и в Германии и Чехословакии, я ее открыто выдавал на всех устраиваемых мною с её помощью приемах за «хозяйку» моего дома, что давало многим возможность полагать, что она является моей женой. Однако это была только видимость.
Поверьте мне, зная, что Отто, Андре и некоторые другие, связанные с разведкой мужчины живут действительно со своими женами, я понимал, насколько им легче живется, чем мне. Зная о любовных похождениях Хемница – Михаила Макарова, осуждая его за это, в то же время я его понимал, но сам, испытывая полное одиночество, избегал нарушить полученные в Москве рекомендации.
11 ноября 1941 г. мы очень долго сидели у камина вдвоем с Маргарет, пили кофе и, как это ни странно, большую часть времени даже молчали. У камина и даже после того, как мы разошлись по нашим комнатам, я долго думал обо всем, что уже знал о полюбившейся мне женщине.
Знал, что она старше меня больше чем на год, родилась 14 августа 1912 г. в Чехословакии в небольшом городке Затеке, родители были очень богатыми людьми. Маргарет часто, рассказывая об отце, указывала, что он был коммерсантом в области химии, что дало ему возможность стать миллионером, что, по ее словам, она жила в роскоши. Пять лет училась в школе и три года в колледже, где среди прочих предметов изучала латынь. Достигнув 14-летнего возраста, Маргарет целый год провела в Вене, посещая занятия в пансионате по современной программе. Вернувшись домой в Затек, увлеклась спортом – теннисом и участвовала в некоторых турнирах, однако ее мечта стать профессионалом в этой области не сбылась. В то время для девушки в таком возрасте было не принято одной разъезжать с членами клуба, в котором она играла. Играть она действительно умела очень хорошо. В этом я убедился. Несмотря на то что юношей я тоже любил теннис и выступал даже за границей, часто выигрывая, во время игры с Маргарет я чаще всего проигрывал. Родители жили, создав очень дружную семью. «Я никогда, – часто подчеркивала Маргарет, – не слышала в разговоре между отцом и матерью ни одного громко сказанного слова». Это, по ее словам, тоже способствовало хорошему воспитанию ее и брата, который был старше на пять лет. «Отец, разъезжая по своим делам и выбирая место для семейного отдыха, много путешествовал и брал очень часто нас с собой. Как правило, наши каникулы мы проводили, – продолжала Маргарет, – в Австрии, Швейцарии, Германии, Италии, Франции и даже на известном курорте в Карлсбаде».
