Несколько отдохнувший, сразу после завтрака направился по коммерческим делам. Оставалось только позвонить по телефону и договориться о встрече с Хоро. Не догадываясь даже о том, кем в действительности является Харро Шульце-Бойзеп, но предполагая, что днем он должен быть на работе, я решил позвонить позже, вечером. Наконец настало время. Небольшая прогулка по полутемным улицам города – столицы Германии в войне, непродолжительная поездка под землей в вагоне метро, и вот я уже вблизи от Альтернбургералле у входа на станцию метро, а вот и телефон-автомат. Опускаю монету и набираю нужный номер телефона, продолжительные гудки, и наконец, слышу чужой, абсолютно незнакомый голос женщины. Называю нужное имя. «Да, у телефона Либертас, кто говорит?» Нет, трудно представить мое состояние, мою радость. Значит, я попал по нужному мне адресу, а это означает, что и эту часть задания «Центра» я, скорее всего, смогу выполнить. Называю давно уже определенный пароль. Контакт установлен.
Незнакомый голос сразу становится более близким, можно сказать, более дорогим мне. Мне показалось, что и Либертас стала совершенно другой. В её голосе звучит нескрываемая радость, радость предстоящей встречи с близким человеком, пусть незнакомым, пусть еще никогда не виданным, по человеком-другом, прибывшим издалека, способным передать привет с Большой земли, из ставшего родным Советского Союза, из страны, где немецкие антифашисты могут не скрывать своей ненависти к Гитлеру и его бандитам, из страны, которую сейчас фашистские орды заливают реками крови, но народ которой встал на защиту своей священной Родины. Так мысленно я оценивал услышанный мною голос Либертас.
– Очень рада буду вас увидеть, заходите, как только сможете, заходите сейчас же. Правда, Харро нет дома, но мы с вами поговорим, позвоним ему по телефону на работу!
Радость с силой охватила меня. Я невольно улыбаюсь. Вздох облегчения. Значит, в Берлине все благополучно. Значит, задание будет выполнено. Значит, в этом огромном городе, за толстыми серыми стенами домов, на этих полутемных широких улицах и площадях живут не только враги, не только фашисты, с которыми мне пришлось уже встречаться в Испании, где были среди нас и немецкие антифашисты, которые сражались на фронте, а в часы досуга обращали взгляды в сторону своей родины, опозоренной коричневыми бандитами, приспешниками Гитлера. Невольно подумал, что в Берлине тоже еще живут те, кто, рискуя, требует освобождения вождя немецкого народа, трудящихся Германии коммуниста Эрнста Тельмана. Нет, значит, существует еще среди немецкого народа определенная часть немцев-патриотов, демократов, стремящихся к всеобщему миру, к дружбе народов, ведущих активную борьбу против господства нацизма. Нет, значит, Гитлеру не удалось еще убить или заточить в тюрьмы и концлагеря лучших, настоящих немцев.
Размышляя обо всем этом, убыстряя шаг, опьяненный радостью предстоящей встречи, возможностью вскоре выполнить задание «Центра», я вновь приближаюсь к дому, ставшему мне уже знакомым по предыдущей моей «прогулке». Напрасно я тогда опасался, что меня могут заметить. У двери никого не было.
Парадная дверь. Спокойно, даже не озираясь, вхожу и медленно поднимаюсь по лестнице, ищу нужный номер квартиры, но вдруг... остолбенел: на дверях квартир медные таблички с фамилиями, на многих из которых проставлены различные звания, соответствующие фашистской иерархии, а некоторые и с изображением свастики. Этаж, еще этаж, а я вижу все те же таблички, разница лишь в том, что на них другие фамилии и звания, но в большинстве своем – со свастикой. Невольно мелькает мысль, могут ли здесь жить Либертас и Харро, могут ли жить в этом доме антифашисты и фашисты? А кто такой в действительности Харро? Какое он имеет отношение к живущей в этом доме фашистской элите?
Невольно дотрагиваюсь рукой до моего уругвайского паспорта, лежащего в кармане пиджака, и думаю, не подведу ли я своим присутствием на лестнице, стоя у квартиры Харро, ее владельцев, не говоря уже о себе. Да, мой паспорт принадлежит одной из нейтральных стран, гражданином которой я якобы являюсь, но все же иностранцу, а в фашистской Германии не доверяют никому!
Быстрыми шагами устремляюсь вниз по лестнице, и, только когда вдохнул свежий воздух, оказавшись на улице, ко мне возвращается спокойствие и уверенность в себе, появляется возможность здравого анализа обстановки. Нет, не следует вновь подниматься по лестнице. Не надо звонить ни в одну из незнакомых дверей. У меня возникло подозрение, выражающееся в том, что, возможно, в радиограмме при ее дешифровке номер дома указан ошибочно. Впервые я задумался и над более важным, как мне казалось, вопросом. «Центр», будучи абсолютно обоснованно уверенным, что его радиограммы не могут быть расшифрованы, что, впрочем, является доказательством того, что в радиограмме приводились фамилии и адреса некоторых лиц, с которыми мне надлежало связаться, не счел возможным предупредить меня, кем в действительности по своему служебному положению является Харро Шульце-Бойзен. Далее читатель поймет.
После недолгих размышлений я принял окончательное решение. Я понял: мне надо еще раз позвонить по телефону Либертас и, услышав ее ставший уже знакомым милый голос, предложить вместо ранее оговоренной встречи у них дома совершить совместную прогулку. Неожиданно у меня возник тревожный, вполне оправданный вопрос. Либертас ведь может не узнать меня, и, назначая свидание ей близ станции метро, сумею ли я узнать ее в толпе – мы всего лишь разговаривали по телефону. Я понимал возникающие трудности, однако колебаться было нельзя, надо было найти правильное решение, надо было срочно действовать!
Медленно, делая вид спокойного человека, подошел к телефонной будке недалеко от станции метро. Вновь набрал хорошо запомнившийся номер телефона и, услышав голос Либертас, быстро заговорил: «Либертас, любимая моя, это вновь я. Я уже почти добрался до вашего дома, но, выйдя из метро, убедился в том, что сегодня такая хорошая погода, и подумал, может быть, для начала нашей встречи лучше прогуляться, подышать свежим воздухом. Правда, сейчас темно, но мы ведь друг друга сумеем увидеть. Хочу напомнить, что в ожидании у станции метро я, как всегда, буду курить сигару и тем самым освещать себя. Да, кстати, я привез вам показать папку из крокодиловой кожи, думаю, что именно такую вы хотели подарить Харро. Итак, если вы не возражаете, буду ждать вас у метро».
Ответ последовал быстро: «Хорошо, мне достаточно 10–15 минут на сборы, и я скоро буду. Итак, до скорой встречи!»
С радостью я ответил: «Я жду, не торопитесь!»
Либертас должна узнать меня по сигаре и папке, а затем, как обычно принято в подобных случаях при встрече со знакомой дамой, мне казалось, надо будет повторить уже названный пароль.
Надо было подумать и над тем, как мне держаться. Возможно, лучше всего спросить вначале у Либертас, как пройти на ту или иную улицу, назвав ту, где живут Либертас и Харро. По поведению Либертас я смогу понять, она ли это, а затем уже повторить называвшийся ранее пароль. Удобно ли это? Ведь услышав этот разговор, посторонний наблюдатель или просто рядом стоящий человек сможет потом удивиться, что дотоле незнакомые люди, молодые женщина и мужчина, пошли куда-то вместе. Нет! Лучше поступить так, как думалось раньше: завести светский разговор двух знакомых людей о погоде, а затем невзначай повторить пароли.
Сколько уже состоялось различных конспиративных, сколько новых встреч при установлении связей со связистами, информаторами, с разными членами организаций всевозможных движений Сопротивления, сколько неожиданностей встречалось уже на пути. Казалось, что уже удалось достигнуть предельного умения владеть собой, и вдруг опять состояние, которое было присуще при первых встречах в самом начале моей подпольной деятельности во вражеском тылу. Неужели сдают нервы, неужели уже сказывается переутомление? Ведь уже несколько лет приходится работать без нормального отдыха, продолжая постоянно разыгрывать чужую роль, которая навязана легендой, созданной в момент назначения меня на разведывательную работу. Пет, сейчас нельзя расслабляться, именно теперь, когда на Родине идет война, надо собрать нервы, надо особенно хорошо владеть собой.
