— Дайте полку самолеты — мы покажем немцам где раки зимуют! — ответил он на поздравление.

Мне нравился боевой порыв этого пилота. Зимин умел воевать. Еще в 1938 году летчик участвовал в боях у озера Хасан. Тогда за мужество и отвагу был награжден орденом Ленина.

Нередко я присутствовал на тактических занятиях истребительного полка, которые проводил Георгий Васильевич, и всегда с удовлетворением замечал, как грамотно и уверенно судит он о тактике воздушного боя, о боевых качествах самолетов той и другой стороны.

Через много лет Георгий Васильевич, уже маршал авиации, доктор военных наук, профессор, заслуженный военный летчик СССР, пришлет мне полное добрых и теплых чувств письмо. Я бережно храню его, вот строки из этого письма:

«Дорогой Леонид Алексеевич! 1941 год, когда мы воевали под Москвой под вашим руководством, — это был период особо трудный и важный для нашей Родины. Это была такая обстановка, в которой со всей полнотой раскрываются и познаются люди. Умение в самых критических ситуациях спокойно и уверенно направлять людей на выполнение боевых задач, своего долга перед народом, способность поддержать, приободрить человека, вдохновить на героический шаг — такие качества свойственны только настоящему человеку и руководителю. Таким я вас помню, и образ комиссара Дубровина навсегда остался у меня в памяти, я всегда ставил вас в пример другим. Спасибо за фронтовую науку, за большую вашу человечность.

2 декабря 1975 года. Г. Зимин».

Слова эти звучали для меня не столько оценкой моего личного труда — скорей, тех комиссаров, которые стояли насмерть перед натиском врага под Москвой осенью 1941 года, с которыми довелось капитану Зимину ходить в огненные атаки.

Расставаясь с полком капитана Шинкаренко в связи с расформированием 6-й РАГ, я уносил в душе убеждение, что еще не раз услышу о его делах. И не ошибся: 9 октября 1943 года за самоотверженный ратный труд этот полк получил гвардейское звание.

А расформирование 6-й резервной авиационной группы совпало с днем 24-й годовщины Великого Октября. К тому времени основательно поредели ряды летного состава, боевая техника поизносилась. Настало время выводить полки из боев и отправлять на переформирование. Мы дрались с врагом лишь месяц — срок вроде бы и небольшой, но, проведенный в ожесточенных схватках на подступах немцев к Москве, этот месяц стоил нам не только колоссального напряжения духовных, физических сил, но и самого дорогого — жизни многих наших боевых товарищей. Усилия полков 6-й РАГ не пропали даром: мы помогли наземным войскам, защитникам столицы отразить натиск фашистских полчищ, задержать продвижение противника к сердцу Родины.

Авиаторы группы за время участия в боевых действиях произвели 1416 самолето-вылетов, сбросили на врага 79 700 бомб, израсходовали 370 540 снарядов и патронов разных калибров, 566 реактивных снарядов. Экипажи полков за месячный срок уничтожили и повредили 188 гитлеровских самолетов, 155 танков и бронемашин, 17 цистерн о горючим, более 400 автомашин, перевозящих грузы и войска противника.

Итак, 6-ю РАГ расформировали. Ее штаб и политотдел возглавили только что созданную 146-ю авиационную дивизию. В состав дивизии вошли,: истребительный полк, штурмовой, полк ночных легких бомбардировщиков, а несколько позже — еще два бомбардировочных полка. Внушительная сила!

Генерал А. А. Демидов убыл от нас, его вызвали в Москву и назначили на новую должность с повышением. Командиром дивизии стал его заместитель Л. Г. Кулдин, получивший звание полковника. Меня утвердили комиссаром дивизии.

Взаимодействуя с войсками 50-й армии, наша 146-я авиадивизия работала круглые сутки. Вместе с двумя другими армиями — 13-й и 3-й — 50-я армия входила в состав Брянского фронта и в двадцатых числах октября занимала оборону по реке Оке, прикрывая тульское направление. Войска 50-й обороняли Тулу вместе с истребительными батальонами, ополченскими отрядами и боевыми рабочими дружинами, сформированными из населения Тулы и области.

25 октября танково-моторизованная группа Гудериана прорвала оборону наших войск под Мценском и двинулась к Туле, тесня 50-ю армию на восток. Совместно с партийными и советскими руководителями командование 50-й армии разработало план обороны Тулы, и город поднялся перед врагом неприступной крепостью.

146-я авиадивизия помогала наземным войскам отбивать яростные атаки противника северо-западнее, западнее, южнее и юго-восточнее Тулы. Однажды наш разведчик обнаружил большую вражескую колонну, которая двигалась с юго-запада Тульской области на Михайлов. Командование дивизии решило обрушить на колонну все, что только можно. В воздух поднялись экипажи штурмового, истребительного и среднебомбардировочного полков. Они обрабатывали вражеские войска методически в течение всего светлого времени, а лишь наступил вечер, в дело включились экипажи Р-5. Штурмовка колонны продолжалась более двух суток.

И повторилось то, что случилось с 15-й САД под Кременчугом. Стремясь нанести врагу максимальные потери, мы замешкались с перебазированием штурмового полка на запасной аэродром, и 24 ноября он оказался лицом к лицу с немецкими танками, прорвавшими нашу оборону.

Полковник Кулдин посоветовался со мной и принял решение срочно организовать наземную оборону аэродрома: на дорогах выставили боевое охранение, самолеты Ил-2 развернули в угрожаемом направлении и, подставив под хвосты машин козлы, приготовили пушки и реактивные снаряды для стрельбы по наземным целям. Оборону возглавили командир полка подполковник М. В. Аввакумов и комиссар полка А. И. Репников. Ночь прошла тревожно, никто не смыкал глаз. Но, к счастью, все обошлось благополучно: немецкая колонна остановилась, расчленилась на отдельные группы, приводя себя в порядок после боев. А утром штурмовой полк поднялся в воздух, нанес удар по гудериановским танкам — и был таков.

Не обошлось без тревог и на аэродроме, с которого перелетал на новое место 611-й ночной легкобомбардировочный авиационный полк. После ночной бомбардировки аэродрома большие повреждения получил один из самолетов: у него оказались во многих местах пробиты плоскости, разбит руль глубины, сломан костыль на фюзеляже. Улетая с аэродрома, командир полка приказал инженеру снять с машины наиболее ценное оборудование, оружие, а машину сжечь.

О том, что произошло далее, мне стало известно из рассказа батальонного комиссара Репникова. Узнав, что самолету предписана гибель, лейтенант Д. Е. Олейниченко, летавший на нем, заспешил к месту стоянки машины, упредив инженера. Когда тот с техниками приехал к самолету, летчик уже сидел в кабине.

— Что ты тут делаешь? — обратился инженер к пилоту.

— Хочу взлететь.

— Ты с ума сошел!

— Нет, не сошел. Даже расчалки закрепить ума хватило. Так что не шарахайся от меня, а лучше помоги-ка запустить мотор.

Настойчивость летчика взяла верх, да и спорить времени не оставалось. Он еще раз обошел вокруг машины и, стараясь быть спокойным, сказал:

— Ты прав, на войне без риска не бывает. — И тут же скомандовал: — Подать стартер!..

Самолет взял разбег, оторвался от земли и уверенно стал набирать высоту. Бесславная участь «погорельца» благодаря отваге лейтенанта Олейниченко его миновала.

То, что выполняла 146-я авиадивизия на подступах к Москве, было частью общей борьбы с врагом на фронте, протянувшемся через всю страну от Баренцева до Черного моря. Тогда, в пору глубокой осени 1941 года, стало очевидным, что прежние наши представления о войне с гитлеровским фашизмом далеко не совпали с реальной действительностью. Уже начальный период войны обернулся для нашего государства разрушением городов и сел, потерей огромных материальных и культурных ценностей, варварским истреблением людей. Не случайно все настойчивее в директивах и других документах партии звучал призыв понять всю глубину опасности, нависшей над страной, выдвигалось требование: «Ни шагу назад!»