— Ну, я еще не публиковалась, — промямлила та.

— Опубликуетесь! — воскликнула Линдси.

Мне хотелось ее пнуть. Пнуть кого угодно. А больше всего хотелось схватить полный стакан с подноса, который так медленно продвигался к нам…

Флейшман повернулся ко мне. Изумление в его взгляде смешалось с картинным ужасом. «Ты не могла так низко пасть», — говорили эти глаза.

Как же этот взгляд взбесил меня. Но злилась я не только на него, но и на себя. И что я нашла в этом человеке? Не было в нем ничего, кроме чрезмерно раздутого самомнения, которому я только потакала. Я была всего лишь аксессуаром, вроде тех подставок, на которых демонстрировались украшения.

Я вскинула голову:

— Мы считаем, что роман Мелиссы — многообещающий проект. После внесения правки эта книга может стать бестселлером…

Как только эти слова слетели с моих губ, я поняла, что мне придется о них пожалеть. Более того, я использовала карьеру ни в чем не повинной авторши для того, чтобы поквитаться с бывшим бойфрендом и соседом. Срам, да и только.

Но тут же я совершила еще более постыдный поступок. Официант наконец-то добрался до нас, и я протянула руку, чтобы взять бокал. При этом — ясное дело, совершенно случайно — локтем двинула по подносу, перевернув его. Официант, конечно, попытался удержать поднос, но куда там.

И, так уж вышло, все вылилось на бедную Касси.

Стаканы разбивались, падая на пол и ударяясь друг о друга, вокруг раздались крики.

— Ох, — сказала я, — я так сожалею!

Касси отпрянула, взмахнула руками, брызги бургундского полетели во все стороны. Люди, которые предпочитали не тратиться на химчистку, подались назад, и вокруг нас образовалось пустое пространство, усилив сходство со спектаклем.

Мне уже было все равно.

Я быстро схватила со стола салфетку и начала прикладывать ее к мокрому платью Касси, чтобы ткань вобрала в себя часть пролившегося вина.

— Какой ужас! — воскликнула я. — И ведь такое красивое платье! От Мейнбокера, не так ли?

Касси злобно глянула на Флейшмана — похоже, хотела, чтобы он как минимум оттащил меня в сторону, а лучше оторвал бы мне голову. Но Флейшман от изумления застыл как монумент, а я продолжала прикладывать салфетку к разным частям ее платья. Реакция Флейшмана меня не волновала. Самое ужасное по отношению ко мне он уже сделал.

— Разумеется, платье от Мейнбокера, — сюсюкала я. — Я точно знаю. Оно висело в моем шкафу.

Касси оттолкнула мою руку.

— Оставь меня.

Я отступила на шаг, посмотрела на Флейшмана, снова на Касси. Потом сунула мокрую салфетку ей в руку.

— Сладенькая, ты уже одна. Только еще этого не знаешь.

Покинув прием Графини, я выскочила в парк и села на первую попавшуюся скамейку, где не спал человек и на которую не нагадили птицы.

Меня всю еще трясло после того, как я извинилась перед Графиней, вновь перед Касси, наконец, перед Мерседес. Впрочем, Мерседес не очень расстроилась («Несчастный случай», — заверила она меня, а на лице читалось удовлетворение, когда она провожала взглядом бывшую сотрудницу, которую уводили в туалет). Как сказала Андреа, я, возможно, не так уж и хорошо представляла «Кэндллайт», зато принесла команде зачетное очко.

Я плюхнулась на скамью. Хотелось, конечно, порадоваться тому, что отомстила Касси, но не получалось. Водопад — или, точнее, винопад, — вылившийся на мою соперницу, означал, что я привлекла к себе внимание на третьем из трех мероприятий издательского сообщества, в которых участвовала. До работы в «Кэндллайт» я не устраивала публичных сцен. По натуре я человек очень тихий. Теперь же у меня возникло ощущение, что я превращаюсь в истеричное дитя, а серьезные мероприятия — в домашние скандалы с разбрасыванием игрушек и валянием на полу.

С этим следовало заканчивать.

Нужно было искать в жизни что-то еще, помимо этой безумной работы. Каким-то чудом я превратила себя в редактора, но, пусть другие и видели во мне профессионала, себя я в этом убедить пока не смогла. Стоило ли удивляться? Я уже шесть лет носила вещи десятого размера — плюс-минус один номер, но, глядя в зеркало, по-прежнему видела шестнадцатый.

В этом, собственно, и состояло главное различие между Флейшманом и мною. Некоторые люди заблуждались, переоценивая себя. Я же видела исключительно собственные недостатки.

Я задалась вопросом, а нет ли какой-нибудь книги по популярной психологии, которая могла бы помочь таким, как я. Или все они предназначались для таких, как я? Но я никогда не видела своего двойника на ток-шоу Опры. Если на передачу приглашались люди, которым удалось похудеть, они всегда радовались произошедшей с ними трансформации. Им не терпелось выйти в мир и покорить его, щеголяя в новеньких джинсах. А если это были мужчины, которые стали женщинами, то они отправлялись покорять мир в помаде и новеньких бюстгальтерах.

А как насчет людей, которые не смогли поверить в то, что изменились к лучшему?

Я встала, чтобы пойти домой, но вместо этого двинулась в противоположном направлении. К подземке, чтобы поехать в Куинс.

Тридцать минут спустя стучалась в дверь квартиры Сильвии. В интернате меня уже знали. После того как я подарила библиотеке четыре коробки книг «Кэндллайт», встречали с распростертыми объятиями.

Открыв дверь, Сильвия удивилась. Может, удивилась, что я пришла одна.

— Где Люк? — осведомилась старушка, пытаясь заглянуть мне за спину, на случай если он где-то спрятался.

Ей нравился Люк. А кому нет?

— Наверное, на работе. А мне вдруг захотелось прийти к вам.

— Понятно, — кивнула она. — Тогда заходи. Хочешь пирожное?

Она по-прежнему предпочитала покрытые слоем шоколада пирожные с абрикосовой начинкой. Со старыми привычками так трудно расставаться.

— Нет, благодарю, — вежливо отказалась я.

— А что ты делала? — спросила Сильвия.

Она действительно хотела знать? Более того, я действительно хотела ответить на ее вопрос?

— Если на то пошло, я думала, Сильвия. Вы должны написать книгу.

Она рассмеялась:

— А-а, ты про любовный роман?

— Нет, вы должны написать историю своей жизни.

— Но я уже говорила тебе, что не хочу писать об этом, — пробурчала та, направляясь на кухню. — Я ведь открыла тебе свой самый-самый секрет.

— Но почему это должно быть секретом? Это же интереснейшая история. Из бедности к богатству. Трансформация личности. Прорыв в знаменитости. И конечно, любовь. — Я не сомневалась, что без любви не обошлось. Деньги, на которые она жила (и которые у нее украли), они ведь откуда-то появились. — Любовь была, правда?

Она озорно улыбнулась:

— Можешь не беспокоиться, Ребекка, тут я тебя не разочарую.

— Видите? Вы уже подцепили меня на крючок. — На этом я не остановилась. — Плюс я действительно хочу знать, как вы это сделали.

— Сделала что?

— Переменились. Трансформировали себя. Я чувствую, что мне тут без вашей помощи не обойтись.

Сильвия коротко глянула на меня:

— Все-таки ты хочешь знать о Кэри Гранте.

— И это тоже.

Она цокнула языком.

— Нет, не думаю, что смогу написать историю. Определенно не смогу.

Но я не оставляла надежды. Мы выпили чаю, поговорили обо всем и ни о чем. О Р. Дж. Лэнгли, о Люке, о моей новой квартире, о том, как она скучает по своей старой… Время шло, и с каждой минутой мою выходку в «Хелмсли» затягивало туманом.

Несколько раз я заикалась о написании книги.

— Нет-нет. Как я могу написать книгу? Я даже не умею печатать.

— Я умею.

— У тебя есть более интересные занятия.

Я рассмеялась:

— Если бы.

— А если я умру? Что тогда?

— Вы же не собираетесь умирать. И пока в городе можно будет купить маринованную окру, вы не умрете.

— Не думаю, что это хорошая идея, — пробурчала она.

Вскоре я поднялась, чтобы уйти. Сильвия, конечно, держалась молодцом, но гости утомляли ее. Я взяла список необходимых покупок и пообещала заехать в субботу. У двери она спросила: