Я позволила себя убедить. Особенно после упоминания слова «мороженое». Переоделась в кроссовки и велосипедки, и мы вышли за дверь: мой сосед по квартире, моя собака и я. Впервые мы вместе повели в парк маленького Макса.

Уэнди была права. Совместное владение собакой сближает. Но что в этом плохого? Я знала, сколь опасны подобные мысли (позволить себе воспарить на крыльях надежды), но нам с Флейшманом было что вспомнить. Поэтому иногда я, скажем так, испытывала к нему нежные чувства… и разве это ужасно?

Когда я видела, как Уэнди или одна из моих сестер покачивает головой, выражая неудовольствие по поводу наших отношений с Флейшманом, мне хотелось кричать. Двадцать первый век на дворе или нет? В их головах (особенно это касалось моих родственников) не укладывалась вся сложность нынешних взаимоотношений между полами. Но безусловно, мы с Флейшманом уверенно продвигались к той точке на шкале этих взаимоотношений, где мужчина и женщина могли быть друзьями.

Такая позиция, однако, не мешала мне иной раз пожалеть себя и, где-то, Салли Ли, даже всплакнуть из-за того, что Флейш меня не любил. Я же, в конце концов, не каменная. Даже одной мысли о фильме «Когда Гарри встретил Салли»[38], который большинство женщин считают самым добрым фильмом прошлого столетия, хватало для того, чтобы на неделю выбить меня из колеи. Я знала, нутром чувствовала, что у нас не будет большого нью-йоркского хеппи-энда.

Видите? Я не полностью оторвалась от земли.

Просто встреча с Флейшманом для меня все изменила.

Ладно, ладно, все изменил вес — минус сорок пять фунтов. Но Флейшман был первым, кто увидел меня такой, какой я и хотела представать перед мужчинами… другими словами, не толстой неуклюжей простушкой. Может, все дело во мне — клюнула на первого же, кто обратил на меня внимание, — но, так или иначе, первый год в колледже мы прожили душа в душу.

Соответственно на следующий год, когда мы разбежались, все пошло наперекосяк. Но я хотела справиться с возникшими трудностями. Хотела не терять головы. Нельзя провести первые восемнадцать лет жизни в изгоях общества, не выработав средств самозащиты. Просто друзья? Ладно, пусть будет так.

Но, по правде говоря, если я пыталась представить себе, что просыпаюсь субботним утром, а его нет рядом, у меня начинало щемить сердце.

— Так что случилось на работе? — спросил он.

Я ответила, что это не интересно. Он настаивал на обратном. Я уклонялась от ответа. Он не отставал. Мы остановились, чтобы купить мороженое.

А потом пошло-поехало. Я рассказала ему о Лу-Энн, обложке с педофилом, предательстве Касси, необходимости обзвонить всех авторов, которым меня представили круглой идиоткой, Джейнис Уанч и удлиняющемся списке моих долгов. Рассказала и почувствовала безмерное облегчение.

Пока я жаловалась, Флейшман сидел напротив меня за металлическим столиком, практически не притрагиваясь к ванильному мороженому. Откровенно говоря, я рассчитывала на меньшее: меня вполне устроили бы несколько сочувственных кивков.

Когда же я закончила, одновременно отправив в рот последнюю ложечку кокосового мороженого с изюмом, заговорил он.

— Форменное безобразие! — воскликнул Флейшман. — Завтра утром ты первым делом должна зайти к этой Касси, первым делом, Ребекка, и потребовать вернуть авторов!

— Не уверена, что я способна это сделать.

— Разумеется, способна. Скажи ей, чтобы отвалила. — Он сощурился. — Кого она взяла? Хороших авторов?

Я пожала плечами:

— Не уверена. Я до сих пор не знаю, какие у меня авторы. И потом, я и так по уши завалена работой. Может, оно и к лучшему.

У него отвисла челюсть.

— Это же принципиальный момент, черт побери. По крайней мере ты должна поставить в известность своего босса.

— То есть наябедничать?

— Ты должна наябедничать.

— Но разве этим я не докажу свою слабость?

Он шлепнул салфеткой по столу.

— Слушай, тебе пора принимать таблетки злости. Это деловой мир, Ребекка. Ты должна показывать, а то и пускать в ход коготки.

Я знала, он хотел мне помочь, но не могла не подумать: «А что он знает о нравах делового мира?» Последние шесть месяцев Флейшман трудился в телемагазине неполный рабочий день. Ранее — три месяца в журнале «Театральный мир». До того — один день обслуживал зрителей в кинотеатре «Анжелика», откуда его выгнали, потому что он швырнул картонное ведерко для попкорна в мужчину, который громко говорил по мобильнику на фильме с Жюльет Бинош.

К счастью, ведерко оказалось пустым. К несчастью, бросил Флейшман его в Мартина Скорсезе[39].

Но я не стала об этом напоминать. Он же старался мне помочь.

И может, он прав: не следует мне проглатывать все подряд.

— Если ты не будешь сопротивляться, — предупредил он, — то превратишься для этой Касси в личную девочку для битья.

Я вздохнула:

— Если бы я могла поменяться с ней местами.

Он изогнул бровь.

— Это как?

— Думаю, она извелась из-за того, что я оказалась на ступеньку выше. Для меня не важно, младший я редактор или помощник редактора. Вот мне и хочется сказать: получай свое повышение, только отстань от меня. Меня интересует только одно: чек, который выписывают за работу.

Флейшман аж подпрыгнул на стуле, вцепился руками в волосы.

— Да что же это такое? — Он устремил взгляд к небесам, вероятно, призывая на помощь Всевышнего, потом потянулся через стол, чтобы взять меня за руку. — Прежде всего ты ни в коем случае не должна поступаться своими правами, понимаешь? Никогда. Да, тебе улыбнулась удача. Так кто же поворачивается спиной к ее улыбке? Понимаешь?

Я рассмеялась.

— Эта Касси — типичная ЧЗС, — поставил диагноз Флейшман.

— Кто?

— Чокнутая завистливая сучка. Ее нужно раздавить.

— Точно. И кому, как не мне.

— Ты обязана, Ребекка. Это наш долг перед человечеством — остановить эту женщину, прежде чем она двинется дальше по тропе чокнуто-завистливой стервозности. Ты на это не напрашивалась, но такова теперь твоя миссия.

— И что же мне делать?

— Для начала будь настороже. Если потребуется, запирай кабинет.

Я рассмеялась.

— Я серьезно. Не предоставляй ей возможности вновь войти туда в твое отсутствие. И второе: при каждом удобном случае ставь ее на место. Указывай на жалкие карьерные достижения. Ты уже встала на ступеньку выше. Ты способна на многое, Ребекка! Посмотри, как далеко ты продвинулась в издательском мире благодаря ошибке! И я знаю, где-то глубоко в тебе прячется железный стержень, который даст о себе знать! Ты — женщина, которая за четыре месяца похудела на сорок пять фунтов, помнишь? Ты недооцениваешь ум и крепость характера, которые заложены в тебе.

Черт! Он ведь прав. Почему я не могла добиться успеха?

Оставалась только одна проблема. В глубине души я чувствовала, что обманываю себя. Пока Флейшман говорил, я верила, что смогу триумфально выйти из сложившейся ситуации. Но в отсутствие его поддержки оптимизма у меня хватало минут на десять.

И пока мы прогуливали Максуэлла по нашему крошечному парку, моя уверенность в себе сдулась до привычного уровня.

— У меня столько долгов, Флейшман, а у Касси все тип-топ.

— Подтянешься, — заверил он меня.

— Как?

— Начнем прямо сегодня. Сначала постараемся разобраться с твоими долгами. KMC[40]. При этом испечем пирожные.

— Пирожные? О чем ты?

— Тебе пора завоевывать друзей и оказывать влияние на людей[41].

— С помощью пирожных? — спросила я. — Это же контора.

Он кивнул:

— Не важно. Еще не родился человек, которому не понравились бы шоколадные пирожные Натали Флейшман.

Мне пришлось придержать язык. Он говорил об очень вкусных пирожных.

— Но я думала, их печет кухарка…