Средств, собранных благодаря принудительным займам, явно не хватало, чтобы пополнить казну, и король, добившись от оппозиции обещания, что Бэкингем не подвергнется преследованию, согласился созвать парламент. Вся Англия бурлила. Выборы в парламент дали возможность жаловаться на самовольные действия короля. Парламент, собравшийся в 1628 г., выражал волю нации. Он хотел поддержать войну на континенте, но не желал выделять деньги королю и министру, которым не доверял. Знать и поместное дворянство, палата общин и палата лордов. — все твердо стремились к защите собственности и свободы. Король пригрозил перейти к деспотическим действиям. Он заявил, что должен иметь «такие средства, которые бы надежно защитили нас самих и спасли наших друзей от неминуемого краха. Каждый должен сейчас действовать по велению своей совести, но если вы (не приведи Господь) не исполните вашего долга, который заключается в том, чтобы содействовать тому, в чем нуждается сейчас государство, я должен буду применить другие средства, которые вложил мне в руки Господь, чтобы спасти то, что можно потерять в противном случае из-за глупости других людей. Не воспринимайте это как угрозу, потому как я не снизойду до угроз кому-либо, кроме тех, кто равен мне, но как предостережение».
Не следует, однако, полагать, что только король поступал несправедливо. Парламент, одобряя и субсидируя войну, в то же время вел против короля свою игру, иногда довольно жесткую. В итоге Карл I предал дело гугенотов — позор для королевской чести! — и был вынужден отказаться от тех исключительных прав, которыми долгое время пользовались его предшественники. Тактика парламента может показаться беспринципной, но мы поймем ее, если учтем убеждения многих его членов, стремящихся противостоять произволу короля. Парламент предлагал выделить пять субсидий на общую сумму 300 тысяч фунтов стерлингов, которые надлежало предоставить в течение двенадцати месяцев. Этого было достаточно, чтобы вести войну, но, прежде чем законодательно вотировать средства, парламентарии добились от короля удовлетворения своих требований.
Единодушно были приняты четыре следующие резолюции: ни один свободный человек не может быть задержан или заключен под стражу без предъявления законного основания для такого решения; даже если человек задержан или заключен под стражу по приказанию короля или Тайного совета, ему должно быть предоставлено предписание Habeas corpus; если законного основания для заключения под стражу не представлено, лицо должно быть освобождено или отпущено под поручительство; каждый свободный человек наделен старинным и неоспоримым правом на полное и абсолютное владение собственностью, поэтому никакие налоги, займы и поборы не могут быть введены королем или его министрами без общего согласия, выраженного постановлением парламента.
По настоянию Кока парламент перешел далее к составлению «Петиции о праве». Ее цель заключалась в том, чтобы урезать исключительные права короля. В этом документе перечислялись жалобы на принудительные займы, заключение под стражу без суда, расквартирование солдат и введение военного положения. Эти деяния короля осуждались как «противоречащие правам и свободам подданных, законам и установлениям нации».
Парламентарии заявили, что до тех пор, пока король не примет «Петицию», он не получит никаких субсидий и будет вынужден вести войну (заметим в скобках, к которой они же сами его и склонили), опираясь исключительно на свои собственные финансовые возможности. Карл, которому пришлось маневрировать, втайне проконсультировался с судьями, и те заверили короля, что даже его согласие принять эти положения никак не скажется на его монарших прерогативах. Не вполне убежденный в этом, Карл дал парламенту весьма уклончивый ответ, адресовав его палате лордов. Недовольство охватило не только палату общин, но и большую часть верхней палаты. Положившись на мнение судей, король, явившись в палату лордов, произнес: «Да будет это законом, как вы того желаете» [75], — сохранив, однако, за собой путь к отступлению. «Теперь, — сказал Карл, — я сделал то, что от меня хотели. Если этот парламент не придет к верному заключению, грех будет на нем, не на мне». За этим последовало всеобщее ликование. Палата общин проголосовала за выделение королю всех субсидий, и таким образом каждая сторона добилась своих целей.
«Петиция о праве» закрепила одно из важнейших оснований свободы английского общества. Правительству было отказано в праве заключать под стражу любого человека, будь он низкого или высокого звания, — какими бы государственными интересами это ни оправдывалось. Право личности на неприкосновенность было завоевано в нелегкой борьбе. Во все времена и в любой стране это является признаком свободы личности. Инструментом, который обеспечивает свободу, является суд присяжных, причем он должен разбирать только преступления, зафиксированные в законе. Карл чувствовал, что Habeas corpus будет помехой ему, и не сомневался, что при желании всегда можно будет найти благовидный предлог для ограничения свободы оппозиционеров в случае необходимости. Тогда еще не существовало таких формул, как «защитительный арест» или «убит при попытке к бегству», появившихся в позднейшие века.
Причиной роста парламентской оппозиции было усиление абсолютной монархии. Этот процесс затронул все страны Европы, что заметили английские парламентарии. Генеральные Штаты во Франции не созывались после 1614 г., и вновь собраться им было суждено лишь в судьбоносный для этой страны 1789 год. Создание регулярных армий, состоявших из солдат, обученных владению огнестрельным оружием, широкое применение артиллерии лишило и знатных, и простых людей привычных средств защиты своей независимости. Как бы ни были жестоки и суровы прежние времена, «топор и лук» являлись для англичан последним средством обезопасить себя, и не многие короли осмеливались провоцировать народ обратиться к нему. Парламент теперь не имел достаточно сил противостоять короне.
* * *
Обе стороны продолжали упорно двигаться по избранному ими пути. Король, получив деньги, излишне полагался на мнение судей, уверявших его в нерушимости его прерогатив. Палата общин выдвигала новые жалобы на укрепление католицизма и арминианства — религиозного течения, приверженцы которого были сторонниками официальной церкви, — на плохое руководство военными действиями, на ущерб для торговли и коммерции из-за слабости английских военно-морских сил, находящихся в Ла-Манше. Возобновились атаки на Бэкингема. Короля все чаще спрашивали, способствует ли его личной безопасности или безопасности всего королевства то, что виновник столь многих бед и несчастий по-прежнему занимает высокую должность и остается вблизи священной особы монарха.
Теперь Карл и Бэкингем связывали свои надежды со второй экспедицией в Ла-Рошель, успешное осуществление которой облегчило бы положение гугенотов. Король распустил парламент, полагая, что к тому времени, когда это собрание понадобится ему снова, он и оберегаемый им министр смогут добиться таких военных и дипломатических успехов, которые обрадуют всех. Карл считал, что лучше защищать протестантов в Европе, чем преследовать католиков в Англии, а освободив Ла-Рошель, он наверняка сможет заполучить право проявить снисходительность к английским папистам. Однако судьба расстроила планы короля и его фаворита.
Сам Бэкингем глубоко сознавал, что его ненавидят очень многие, и потому ясно, что, становясь во главе новой экспедиции к французским берегам, он рассчитывал снова обрести хоть какую-то поддержку. Это могло по меньшей мере расколоть его противников. Но в тот самый момент, когда он уже собирался покинуть Портсмут, будучи главнокомандующим внушительной армии, оснащенной новыми орудиями для преодоления заграждений, выставленных Ришелье вокруг осажденной бухты, его заколол кинжалом некий лейтенант-фанатик Джон Фельтон.
Джон Фельтон, похоже, был одним из тех людей, которых сама судьба, безжалостно подвергая различным превратностям, готовит для совершения подобных деяний. Он служил под началом Бэкингема во флоте, и, когда его обошли в продвижении по службе, затаил обиду. Его задевало потворство тем офицерам, которые никогда и нигде не воевали. Протесты парламента против расточительности и взяточничества Бэкингема глубоко запали в его душу.
