Ереси существовали всегда, и на протяжении столетий почти во всех странах Европы периодически обострялись антицерковные настроения. Но раскол, начавшийся с Лютера, был не похожим на прежние и гораздо более значительным. Обе стороны, которые он затронул — как противники Рима, так и его защитники, — по-прежнему находились под сильным воздействием средневековых взглядов. Все они считали, что восстанавливают чистоту ранней церкви. Однако Реформация только усилила смятение и неопределенность этого века, в котором люди и государства против своей воли цеплялись за старые якоря, столь долго удерживавшие Европу. После некоторого периода борьбы между папством и реформаторами протестантизм утвердился на большей части континента. При этом существовало большое разнообразие учений и направлений, самым крупным из которых было лютеранство. Римская церковь, укрепившись в ходе католического движения, известного как Контрреформация, а также при помощи действий инквизиции, сумела отстоять свои позиции в серии долгих религиозных войн. Разделение на противников и сторонников старого порядка угрожало стабильности каждого европейского государства, и некоторые из них лишились своего единства. Англия и Франция вышли из этой борьбы хотя и израненные, но сохранившие собственную целостность. Между Англией и Ирландией встал еще один барьер, но Англию и Шотландию связали новые, более прочные узы. Священная Римская империя распалась на множество мелких княжеств и городов; Нидерланды раскололись на Голландию и Бельгию. Древние династии уже не могли чувствовать себя в безопасности: прежние клятвы верности нарушались. К середине века острием протестантского копья стали кальвинисты, а щит и меч обороняющегося католицизма перешли в руки иезуитов. Лишь спустя сто лет истощение сил положило конец революции, начатой Лютером. Она завершилась только после того, как Тридцатилетняя война разорила Центральную Европу, а Вестфальский мир в 1648 г. прекратил борьбу, когда все уже позабыли, что послужило ее началом. И только в XIX в. в христианском мире воцарилось чувство терпимости, основанное на взаимном уважении. Известный викторианский богослов профессор Чарльз Бирд в 1880-е гг. в труде «Реформация XVI в.» прямо поставил несколько вопросов. «Так была ли Реформация, с интеллектуальной точки зрения, провалом? Свергла ли она одно ярмо только для того, чтобы возложить другое? Мы обязаны признать, что — особенно в Германии — она вскоре разошлась со свободным познанием, что она повернулась спиной к культуре, что она заблудилась в лабиринте пустых теологических противоречий, что она не протянула руку помощи просыпающейся науке. Даже в более поздние времена именно богословы наиболее громко провозглашали свою верность теологии Реформации, и именно они с наибольшим недоверием смотрели на науку и требовали полной независимости от современных знаний. Я не знаю, как, основываясь на любой теории Реформации, ответить на эти обвинения. Самые ученые, самые основательные, самые терпимые из современных богословов с крайней неохотой воспринимают во всей полноте системы Меланхтона и Кальвина. Дело в том, что, хотя услуги, оказанные деятелями Реформации делу правды и свободы, переоценить трудно, для них оказалось невозможным ответить на ими же поднятые вопросы. Их взгляды не просто разошлись с научными знаниями — они не понимали масштабов противоречий, в которые оказались вовлеченными. Их роль состояла в том, чтобы открыть шлюзы, и поток перемен, несмотря на все их благие намерения сдержать его или взять мод контроль, стремительно хлынул вперед, там сметая старинные вехи, здесь удобряя новые поля, но везде неся с собой жизнь и обновление. Смотреть на Реформацию саму по себе, судить ее только по ее теологическому и духовному значению означает признать ее провал. Считать ее частью общего движения европейской мысли, показать ее неотъемлемую связь с растущей ученостью и продвигающейся вперед наукой, доказать ее неизбежный союз со свободой, выявить, как она постепенно привела к установлению веротерпимости, — это и есть одновременно защита ее прошлого и обоснование перспектив в будущем».
Пока силы Ренессанса и Реформации укреплялись в Европе, мир за ее пределами понемногу открывал свои тайны европейским исследователям, торговцам и миссионерам. Еще в древней Греции некоторые мыслители выдвинули идею о том, что Земля является шаром. [1] Теперь, в XVI в., мореплавателям предстояло доказать это. В средневековье путешественники из Европы обратились лицом к Востоку: их воображение распаляли рассказы о легендарных царствах и сокровищах, лежащих в тех районах, которые видели рождение человека, повествования о царстве пресвитера Иоанна, располагавшемся где-то между Средней Азией и Абиссинией, а позднее уже более достоверные отчеты о путешествиях Марко Поло из Венеции в Китай. Однако Азия тоже выступила в поход против Европы. Одно время казалось, что вся она падет перед лицом страшной угрозы, надвигающейся с Востока. Языческие монгольские орды из глубин Азии, воинственные всадники, вооруженные луками, быстро прокатились по России, Польше, Венгрии и в 1241 г. нанесли сокрушительные поражения немцам у Бреслау и европейской коннице возле Будапешта. Германия и Австрия оказались предоставленными их милости. К счастью, в том же году в Монголии умер Великий хан и монгольские вожди поспешили назад, за тысячи миль, в свою столицу Каракорум, чтобы избрать ему наследника, — Западная Европа избежала опасности.
На протяжении Средних веков на восточных и южных границах Европы шла непрекращающаяся война с неверными. Население приграничных районов жило в постоянном страхе, так как неверные упорно продвигались. В 1453 г. турки-османы захватили Константинополь. Теперь экономике Европы угрожала еще более серьезная опасность, чем разорение в результате войн. Падение Византийской империи и захват турками Малой Азии ставили под угрозу сухопутный путь на Восток. Торговые пути, кормившие большие и малые города Средиземноморья, благодаря которым была заложена основа крупнейших состояний и политического влияния генуэзцев и венецианцев, оказались закрытыми. Смятение и паника распространялись все дальше, и хотя турки стремились сохранить торговлю с Европой, приносившую им немалые прибыли, занятие торговыми операциями и связанные с ними путешествия становились все более и более опасным делом.
Итальянские географы и мореплаватели уже давно искали новый морской путь на Восток, свободный от препятствий со стороны неверных. Хотя они обладали огромным опытом кораблестроения и судовождения, приобретенным во время освоения Восточного Средиземноморья, для рискованных океанских предприятий им недоставало некоторых важнейших ресурсов. Первой страной, нашедшей новый путь, была Португалия. В XII в. с помощью английских крестоносцев она добилась независимости, затем постепенно изгнала с материка мавров и теперь протягивала руки к африканскому побережью. Принц Генрих Мореплаватель, сын Жуана I и внук Джона Гонта [2], стал инициатором нескольких морских предприятий. Исследования неизвестных земель начинались из Лиссабона. На протяжении последних десятилетий XV в. португальские моряки упорно продвигались на юг вдоль западного побережья Африки в поисках золота и рабов, медленно расширяя границы известного мира, пока, в 1487 г., Бартоломеу Диаш не обогнул огромный мыс на южной оконечности Африканского континента. Он назвал его «Мысом Бурь», но король Португалии, выразив общее мнение, переименовал его в «Мыс Доброй Надежды». Надежда была не напрасной: в 1498 г. Васко да Гама бросил якорь в бухте Калькутты. Морской путь к богатствам Индии и Дальнего Востока был открыт.
Тем временем в голове некоего генуэзца по имени Христофор Колумб обретал очертания план, претворение которого в жизнь имело еще большее значение для будущего мира, чем открытие морского пути в Индию. Размышляя над картами, составленными его соотечественниками, он принял решение отправиться в плавание, держа курс на запад, через Атлантический океан, минуя уже известные острова, на поиски еще одного пути на Восток. Колумб женился на дочери одного португальского моряка, служившего у Генриха Мореплавателя, и из бумаг тестя узнал о великих океанских путешествиях. В 1486 г. он послал своего брата Бартоломео в Англию, надеясь найти там поддержку своему предприятию.
