Рядом с ним на холодном камне сидел крупный ворон и точил длинный клюв о твердую рубленую грань, как нож о скрипучее правило. Это больше напоминало наваждение или морок, который насылают на людей при помощи отравы или колдовства. Во-первых, птица была по-настоящему огромной, каким лесной ворон никак не мог быть. А во-вторых, он был серого, почти стального, как глиняный кирпич, цвета, и непонятно куда делся привычный для этой птицы угольно-черный цвет. Что-то было не так. Маркус чувствовал себя, как человек, потерянный во времени и забывший очень важный для себя вещий сон. Он вдруг понял, что руки и ноги по-прежнему подчиняются ему, как и прежде до нападения на него адского ребенка и демонов, сделанных из тьмы. Харагрим осторожно коснулся своего правого бока, в месте, куда ударило его рычавшее чудовище из Преисподней черными ножами своих длинных когтей. И в этот самый миг он вспомнил вдруг все, что с ним случилось после того, как демоница вцепилась в него уцелевшей рукой, прыгнув ему на плечи, будто снежный кот с высокого дерева. Воспоминания ударили его как два тонких клинка, вошедшие ему точно в виски с обеих сторон.
Откуда-то Маркус вдруг увидел, что в том непроглядном мраке, что шел прямо на них, будто стремясь заживо сожрать его и маленькую посланницу ада, был ничем иным, как его возлюбленной Рейнариди-Дейриш. Эта мысль доставила ему восторг такой силы, будто он только что в одиночку выиграл решающую битву в войне за книгу Предвечного против несметного языческого полчища. Он даже забыл на миг о том, что прямо сейчас ему, скорее всего, свернут шею и встреча с той, которую он любил больше всего, что можно было вообразить, скорее всего, уже не состоится. Бьянка, увидев перед собой огромную волну чистой и первородной Тьмы, вышедшей из леса и возвышавшуюся над ней словно гора, которая казалось вот-вот рухнет сверху и не оставит от нее даже мокрого места, замерла в некоем подобии благоговейного восторга. Ее хватка на горле Маркуса ослабла и она, кажется, вообще на время забыла про боль в почти оторванной руке, и о том, зачем именно она пришла сюда и привела жутких и покорных ее воле чудовищ. Но спустя еще мгновение, ее странные разноцветные глаза усмотрели во мраке перед ней нечто такое, что заставило ее круглое лицо вытянуться от ужаса. Ее кожа и без того бледная вообще потеряла какой-либо цвет, а глаза приобрели отблеск старого стекла. Она вскочила на ноги, отперевшись на здоровую руку и продолжая неотрывно смотреть перед собой, начала отступать назад, в неописуемом страхе мотая головой, будучи не способна поверить в то, что видела сейчас в темном всепожирающем вихре.
– Нет! – прошептала она, сначала одними губами. Затем она как всегда почти мгновенно перешла на резкий нечеловеческий крик. – Только не это. Не-е-е-е-ет!!!!!
Маркусу показалось, что от этого крика у него в голове что-то с натугой лопнуло, однако он был отравлен ядом демона и потому все вокруг было не таким, каким должно было быть, в том числе и он сам. Бьянка повернулась и бросилась сломя голову вперед и вверх не разбирая дороги туда, откуда появилась в этом месте с вязанкой хвороста, преградив дорогу мастеру клинков. Она продолжала кричать, спотыкаясь о сучья и камни под ногами, всхлипывая и прижимая искалеченную руку. Она прыгнула вперед головой в пустоту и исчезла в густом морозном воздухе, как проигравшийся в карты солдат, уходя от расплаты выпрыгнувший в закрытое окно таверны. Маркус улыбнулся, подумав, что умер, и за ним из ада пришла она, чтобы забрать его с собой. В этом не было ничего удивительного. Где же еще ему быть, кроме как не там. Он за свою жизнь прервал бесчисленное количество жизней и уже давно понимал, что не все они заслуживали смерти от его руки. И от чьей бы то ни было вообще. Он видел Тьму и в ней ее и это было самым важным теперь. Самым желанным для него все эти долгие годы, полные пустоты и поиска ответа, которого не существовало. На вопрос, которого не должно было быть.
Внезапно все стихло само. Он продолжал лежать на спине, не в силах даже шелохнуться. Он пропотел так, что одежда вымокла насквозь и от него на морозе шел пар будто от чана горячей воды на льду. Яд медленно и неукротимо убивал его тело, прожорливо перемалывая все несокрушимое здоровье, каким обладал харагрим с самого своего рождения.
Она с влажным хрустом шла по снегу прямо к нему. От прежнего в ее виде теперь остались лишь живые карие глаза, да и то, лишь потому, что она сама этого хотела в данное мгновение. Серое очертание девушки, лишенной тела и при этом четко повторявшей все формы, самой соблазнительной фигуры какую было способно вообразить себе человеческое сознание. Ее голову венчало что-то острое, состоявшее из пик или шипов, как жуткая корона, вросшая в голову, словно уродливое дерево. У нее теперь не было кожи и одежда или даже намек на нее были так же ей совершенно не нужны. Все ее тело состояло из сотен тысяч клинков, которые были плашмя прижаты один к другому и с шуршанием и скрипом терлись один о другой, вызывая благоговение, отвращение и ужас, именно в такой абсолютной последовательности. В ней было видно лишь бесконечное множество острых стальных лезвий, как в жутком механизме; клинки, живущие каждый своей жизнью и при этом все вместе, сохраняя форму женского тела, которое когда-то могло принадлежать человеку. Она не была расплывчатой будто туман. Она была четкой до боли, каждая черта ее тела и лица была столь четкой, что, если пристально всматриваться в ее блик, мигом начинали болеть глаза. Маркус всматривался очень внимательно, словно в простой рисунок, в котором заключался смысл всего мироздания. Она была прекрасна и ужасна одновременно, как это всегда бывает, если видишь могущественного демона в его истинном обличии. Маркус видел ее, но по прежнему не мог пошевелиться, ему начало казаться, что все это очередной кошмарный сон. И в самом деле, как-то уж слишком глупо все это получилось. Слишком уж не по-настоящему. Просьба Сарсэи, ее откровения и слезы. Затем ее губы, доверчивый и страстный взгляд, ее нежная и бархатисто кожа, ее тело, пахнувшее цитрусовым маслом и миндалем сладким как в далеком детстве, которого у Маркуса никогда не было. Ее роскошное тело, которое она отдавала ему с таким желанием, умением и страстью, какое похоже не снилось даже древним богиням любви, соблазнявшим когда-то самого отца создателя неба. Потом странное, почти живое копье в оружейной, дрожавшее в его руке. А затем этот гиблый лес. Ужасные визжащие, хохочущие и рычащие твари. Глупая и безжалостная гибель Вилены, которая так и не успела понять, что именно с ней случилось и с кем она столкнулся по его вине. И демон-девушка с глазами разного цвета будто две луны в прозрачном летнем небе. Нападение Химер, от которых его спасло это странное очень темное копье. Так! Но копье с ним точно было. Оно и сейчас есть, и торчит из ствола дерева прямо перед ним. Он может видеть его. Значит все же все, что случилось с ним это не сон. Пока не сон. Или возможно уже.
Она склонилась над ним, сев на оба своих стальных серых колена. Он чувствовал, что она рядом, но совсем не так, как это было прежде. Не так, как он запомнил это в своей прошлой жизни, когда она была еще жива и когда он еще не успел стать бессмертным героем. Это воспоминание было иным, чем то, что сводило его с ума каждый божий день, не давая спать, думать и есть.
– Рейна, – он сказал это одними губами.
Она положила свою металлическую серую руку на его широкое запястье, сжав свои длинные и острые как ножи пальцы. Он не почувствовал ее прикосновения, ему просто показалось, что на руку его кто-то опять одел кандалы. Точно такие же, как те, в которых он сидел когда-то еще ребенком в сырой клетке, пропитанной чумой, на арене боев между рабами. Он жил в таких кандалах, по счастью, недолго, пока его нынешней отец не забрал его на торгах прямо с арены у задолжавшего ему устроителя боев. В тот день Маркус убил обрывком цепи, прикованной к руке, трех вооруженных взрослых мужчин.
