Между тем Рэйв выпрямился. Подошел ближе к лошади, которая надо отметить стояла, как врытое в землю глиняное изваяние, почти не подавая признаков жизни. Рукой, затянутой в кожаную перчатку, правнук Ворона взял жеребца за морду и, подняв ее, внимательно присмотрелся. По губам и ноздрям жеребца бегала крупная тля, совершенно тошнотворного вида и цвета. Он брезгливо поморщился и, взяв в руку пригоршню мокрого снега, стер с перчатки вонючую слизь.

– Лошадь околдована. Вот кажется и причина того, что уже пятый день мы идем пешком. Это она устроила лошадиный мор.

Рэйв спокойной подошел ближе к брату, снова сел на корточки и достал нож, висевший у пояса. О его ноже стоило бы поведать отдельно. Его нельзя было бы назвать старым, хотя бы потому, что он был поистине одной из древнейших вещей на земле, вероятно, даже старше самой светлой религии Предвечного, которая, как всем теперь казалось, была совершенно всегда. Длинное широкое лезвие было искусно вырезано из странного черного камня, гладкая поверхность которого блестела, словно полированная сталь. Конец лезвия был сломан еще за тысячи зим до того, как прапрадед Рэйва едва появился на свет. В его роду этот нож передавали от отца к сыну, бесконечно давно, с момента его основания. О том, кто владел им до того, никто теперь уже не знал. Это было столь давно, что не могло сохраниться даже в памяти самых могущественных призраков старого мира. Рэйв начал чертить на снегу прямо перед собой длинным лезвием странные угловатые символы, ограждающие, по старому поверью его народа, от любого проявления зла.

– Лошадиный мор. Очень умно. – Маркус переступил с ноги на ногу. – Уверен, что теперь Инквизиция преследует тебя пешком и налегке. Бегут по снегу, как охотничьи псы. На целое новолуние вокруг не осталось ни единой здоровой лошади. За одно это, даже не священники, а местные жители живьем снимут с тебя кожу, и, завернув в нее все, что от тебя останется, закопают в яму с черной морской солью.

– Смерть и страдания меня не пугают, Маркус из Рэйна. Потому что не может быть ничего страшней, если худшие из моих снов сбудутся. Я могу помочь вам в предстоящем противостоянии, если прямо сейчас вы поможете мне.

– О каком противостоянии и войне ты вообще говоришь? И по какой причине нам стоит доверять ведьме?

– Причин нет. – Она мотнула головой и странно улыбнулась.

– Ты как и я слышал когда-то пророчество. Битва богов за мир живых людей угаснет раз и навсегда потому, что некому больше станет воевать, если люди сами не выберут одну из сторон.

– Что за детские сказки?! Ересь и горячный языческий бред. Таких историй я сам могу рассказать целую дюжину. Мой народ, к примеру, раньше верил, что облака на небесах – это не что иное, как мозги великанов, головы которых сокрушил своим молотом Бог грома Халтарин. Лично знаком с теми, кто по-моему верит в это и сейчас, в особенности те из них, что буквально с детства сильно налегали на крепкое пиво.

Она будто не заметила ответных насмешек.

– Я расскажу все, что мне открылось, если вы спасете меня сегодня, ибо от тех, кто идет по моим следам, в одиночку мне не уйти. Такова моя судьба. Один из них совершенно точно убьет меня, если вы оба не остановите их. Так мне было предсказано.

Мракус и Рэйв молча переглянулись и в глазах их стояло теперь неподдельное удивление, граничащее наверное даже с тревогой. Она не была сумасшедшей и она не лгала и при этом она действительно всегда служила тьме и скорей всего продолжала бы ей служить, даже попав в руки к инквизиторам.

Алия снова странно улыбнулась, взглянула Маркусу в глаза и на одном дыхании прошептала вдруг слова из старой, как сердце мира, колыбельной:

– Я не боюсь никого, ничего, только лишь страха боюсь своего, – голос ее стал на удивление певучим и мягким, точно таким голосом пела эту песню когда-то приемная мать Маркуса и, если бы он давно не разучился пугаться, сейчас пожалуй он был бы напуган сильнее, чем когда бы то ни было в жизни. Мало кто знал, что именно значили для него эти простые слова.

Молодой воин вздрогнул, словно в лицо ему плеснули ковш холодной воды. Насмешливость слетела с него разом, будто предшествующего пререкания не было вовсе. Рэйв вскинул голову, глаза его округлились и потемнели пуще прежнего, если подобное было возможно, он кажется тоже услышал странный зов. Но он опять промолчал, едва заметно тряхнув головой. Она не пыталась наслать на них чары или околдовать их. Они оба хорошо знали, что значили для них эти слова.

– Так…– протянул северянин и сжал губы с такой силой, что они побелели и превратились в тонкую ровную черту.– Это уже слишком!!!

Братья снова переглянулись, но Рэйв, продолжая хранить несвойственное ему молчание, снова коротко кивнул, после чего спокойно вернулся к теперь уже явно бесполезному рисованию оберегов на мокром снегу. Решение, возможно одно из самых важных, было принято ими окончательно, и, похоже, почему-то на основании старой песни, отрывок из которой ведьма спела им, как напуганным детям.

– Встань, немедленно расколдуй коня и пусть он скачет дальше в сторону Белой Заветри один. У тебя есть другая одежда, ведьма? Потому что в таком виде мы не то что мимо инквизиторов, но и дальше фермерских полей тебя не проведем.

– Нужно сойти с дороги, Маркус! – твердо заявила она. – К заветрии нужно идти в обход через Кровавые озера.

– Да вы что, все сговорились сегодня? – изумился молодой харагрим, оглядывая непролазную лесную чащу, стеной стоявшую по обе стороны от Имперского тракта.

Было уже слишком поздно что-либо делать. Совсем рядом раздался вдруг визгливый и одновременно хриплый вой медной трубы. Так звучал кровавый клич и песня гончих псов Предвечного Света, неустанно рыщущих по следу древнего зла.

На дороге впереди за пеленой снежной завеси показались вдруг воины Святой Инквизиции. Как бы это ни было странно, Маркус ошибся и все они были верхом. В серых, тяжелых, очень плотных рясах, какие не брал ни один зимний мороз и промозглый осенний ливень. Под каждой такой рясой звенела стальными кольцами прочная, словно чешуя дракона, витая из стальных колец кольчуга. На правом плече каждый всадник с гордостью носил вшитый в ткань пестрый герб Карающего Сияния. Меч, отделяющий свет от тьмы. Алое пламя ада от белых солнечных лучей истинной веры. Символ неустанного искоренения любого проявления зла и ереси в любой возможной его форме. Ловчие Предвечного Света разом осадили разгоряченных в яростной скачке лошадей. Они и правда все это время очень спешили за ведьмой. Их было, как требовал закон, шестеро и почти все они были вооружены с поистине божественной щедростью. Пожалуй, нечто более грозное и жуткое, чем эти воины в данный момент, было трудно себе даже представить. Однообразную суровую процессию серых ряс скромно венчал высокий и очень худой человек на огромном гнедом жеребце. Он зябко кутался в зимний изумрудно-зеленый кожаный плащ. Высокий воротник скрывал лицо почти по самые глаза и тревожно и требовательно выпускал из крепко прошитых складок клубы густого пара. Голову незнакомца венчала остроконечная черная, как сажа, шляпа с широким ремнем и крупной медной застежкой. Никакого оружия при нем видно не было, но так могло показаться лишь на первый взгляд.

Маркус даже присвистнул от удивления. Это был имперский убийца собственной персоной. Похоже все было правда так серьезно, как говорила Алия, если за ней послали такого бойца, как он. А возможно даже намного серьезней.

Маркус вдруг весело усмехнулся и погрозил ведьме пальцем.

– А Вы говорите идут пешком, – продолжил он невозмутимо. – Пешком, Рейв, тут ходим только мы с тобой!

Северянин казался очень веселым, он на самом деле и был таким, только в глазах зияла пугающая пустота. Ни страха, ни сомнений, ни радости и никаких сожалений. Лишь готовность. Внук Ворона, к примеру, напротив, стал мрачней штормовой тучи зимой. И лишь тот, кто хорошо его знал, заметил бы, что по лицу его стали пробегать то и дело едва заметные волны ярости, смешанной с глубоким презрением. Инквизиторов он очень не любил. Однажды, еще ребенком, ему довелось побывать в их холодных, каменных застенках. Тогда еще считалось, что все западные племена без разбора – поборники язычества и колдовства.