– Что вы хотите со всеми с ними сделать? – внезапно лицо принцессы мертвых приняло такое плотоядное и хищное выражение, что даже Бьянка невольно отступила от нее на пол шага назад.

– Их судьба будет ужасна и не завидна. Они все либо умрут, либо пожалеют, что не умерли сразу. Все, кто встал на нашем пути, заплатят за это всем самым дорогим, что у них есть, потому что у великой силы на пути не смеет стоять никто. Глупцы скорее всего и не узнают, с чем именно столкнулись преследуя свои жалкие желания и свои пустые мечты. Их разотрет между жерновами сил на столько великих и могущественных, что скупой человеческий мозг не в состоянии их себе даже представить. Это касается так же и твой всемогущей родни. Но всему свое время.

– Ничто не может остановить расклад карт Саран, – Эреба с презрением покачала головой. – Даже вы, как бы сильны все вы ни были.

– Конечно не сможет. Это и не нужно. Его не нужно предотвращать. Достаточно просто слегка изменить. Преобразовать другим раскладом карт, который был сделан нами уже очень много столетий назад. Еще до момента рождения всех его участников. В это мире нет почти ничего абсолютного и почти ничего, что нельзя бы было изменить при сильном желании.

– У вас тоже есть карты Саран? Но это же абсолютно невозможно. По крайней мере так утверждал мой дядя не одно столетие подряд.

– Сейчас это не так уж и важно, принцесса. Не бывает ничего невыполнимого и абсолютно невозможно. Бывает недостаточно желания и стремления получить то, что по-настоящему хочешь.

– Это очень важно для меня самой. Я хочу, чтобы Алия-Мелисант-Херми жутко страдала за то, что осмелилась предать меня и пойти на сговор с тем, кого я ненавижу больше всего на этом свете. И уж можете мне поверить, ненавидеть я умею очень хорошо.

– Тогда и ты поверь, она будет страдать очень сильно. Но скорее всего совсем по другой причине. И этого уже не изменить, потому что она тоже есть в нашем раскладе карт, как в раскладе твоего отца. Отдай нам то, что мы от тебя просим и ты получишь все, о чем только мечтаешь. Мы все это получим. Все вместе!

– Откуда мне знать, что ты сейчас мне не лжешь? Откуда я знаю, что ты не используешь "Тень Сувари" для чего-то еще необходимого только тебе. Или не пытаешься сделать меня разменной монетой в твоей собственной крайне сложной и жестокой игре? И я не лишусь единственного своего козыря против тех, кто поклялся меня уничтожить? Я ведь даже не знаю кто ты такой! Или такая!

– Мы будем полностью с тобой откровенны, Эреба. И я прямо немедленно открою тебе свое лицо. После этого тебя оставят любые возможные сомнения. Можешь мне поверить.

– Конечно, тебе придется быть откровенным, ибо в противном случае вам не видать того, что ты у меня сейчас просишь. Посмей вы отнять у меня это, я ударю "Тенью Сувари" по вам, ибо вы оба и есть самые могущественные из Белого круга, раз осмелились сюда заявится столь дерзко. А значит, мой отец и дядя сотрут оставшихся из вас в порошок, если того пожелают. "Тень Сувари" нельзя отнять силой или найти против желания ее владельца. В этом ее самая огромная ценность. В противном случае она была бы не менее опасна для того, кто ее хранит, чем для того, против кого она потом будет использована.

– Верно, – глухо прозвенело ей в ответ.

– Мы преследуем одни цели. Мы сделаем то, что необходимо нам, а ты в ответ получишь все, что хотела и возможно даже намного больше, чем это. Всему свое время. Все останутся довольны. Все, кроме наших общих врагов и предателей, которые осмелились так с тобой обойтись, забыв о всем величии и силе, которую ты собой теперь воплощаешь.

– Кто ты? Я хочу тебя видеть. Открой свое лицо, – холодно потребовала вампирша.

Таинственная фигура одной рукой сняла глухой капюшон с головы. В туманном полумраке незримого пути стала видная грубая маска из полированной меди с узкими прорезями для глаз и рта, собранная из нескольких изогнутых пластин и грубо заклепанная по широким и выпуклым швам. Именно эта самая маска все это время звенела при разговоре, мешая понять кто именно скрывается под ней или хоть что-то узнать о человеке, который надел ее прежде, чем прийти в это страшное место.

Могущественные адепты Тьмы, пытавшиеся сейчас договорится между собой о своих сокровенных желаниях, не могли даже предполагать, что за ними все это время кто-то пристально следил. В таинственном мраке вокруг, который Эреба всегда считала своей собственностью и чем-то вроде воздуха, которым она уже очень давно не дышала, а прочие пришедшие к ней вообще не обращали на него ни малейшего внимания, притаилась небольшая серая тень, лишь только своими очертаниями напоминавшая человека. Нельзя было сказать когда именно эта тень появилась тут и где конкретно она находилась в этом бесконечном и безликом темном тумане. Главным было то, что она слышала каждое слово, сказанное этими существами. Тень слушала, сопереживала и ненавидела. И если бы они удосужились обратить внимание на что-то, кроме самих себя, и того, что они хотели обрести, они обязательно поняли бы, что в мире было множество вещей, которые даже они не в состоянии были учесть и просчитать до конца. И в первую очередь, они абсолютно забыли и перестали думать о том, что такое любовь. Любовь в любой ее форме. Возможно потому, что они просто вообще никогда не знали, что это на самом деле такое, а может просто не брали в расчет, как что-то, что по их мнению по-настоящему не способно было изменить этот мир. Относясь к этому слову как к глупой сказке, которую люди придумали, чтоб легче было переносить страдания и лишения своей короткой и жалкой жизни. Не веря в силу любви и в ее осязаемость. А возможно причин тому у них было бесконечное множество. Скорее всего они просто давно уже были просто не в состоянии понять природу этого явления, самого простого и одновременно самого загадочного на земле. Тень была женской и, не смотря на свою темную сущность, на все зло, что в ней было и на ярость, которую она с трудом сдерживала, слушая этот разговор, она хорошо помнила, что такое любить.

Ее звали Рейнариди-Дейриш. Когда-то, очень и очень давно в ее далекой и безвозвратно ушедшей от нее жизни, она была человеком, она была женщиной из плоти и крови, которая познала высшую меру любви. Когда-то бесконечно давно, когда она еще могла видеть солнце и чувствовать дуновения прохладного ветра. Слышать, как течет вода, падает снег, шуршит летний дождь по сухой земле. Больше она не могла этого делать, не могла и уже давно не видела в этом смысла. Теперь она ходила и жила исключительно путями страданий и Тьмы, очень далекими от мира, в котором она родилась когда-то и от всего, что когда-то любила и знала. Бесконечно неразделимо оторванная от всего связанного с людьми и их маленьким и глупым миром.

От всего без исключения, кроме лишь одного. Самого важного. Того, что никакая, даже самая непроглядная Тьма не смогла стереть из ее памяти. Имя человека, который был для нее когда-то важнее целого мира, всех представлений на свете и вообще всего, что могло быть понятным и объяснимым человеку. Это старое чувство, мучило и тревожило ее не давая покоя но избавиться от него она пока не могла. И вот теперь, эти существа во мраке перед ней планировали убить того, чье имя она помнила как заветную святыню, сохранившую однажды ее рассудок целым. Уничтожить то живое свидетельство любви, что спасло ее от немыслимых мучений, сделав ее существование приемлемо терпимым. В момент, когда боль стала попросту немыслимой и весь свет, существовавший вокруг, и даже тот, что был в ее памяти, погас для нее на всегда. Они хотели убить человека, которого она когда-то любила. Она никогда не позволит им этого сделать. Как бы не велика была плата за его спасение. Боль ее давно не пугала, став для нее привычкой и почти развлечением.

Ее силуэт пульсировал во мраке, как сердце, живущее отдельно от тела. Как посмели они даже задуматься о том, что могут к нему прикоснутся? Сейчас Рейна состояла из сотни тысяч серых клинков, ходивших по кругу и словно пожиравших друг-друга, как разъяренные враждующие муравьи. Она была сплетена из миллиона осколков темного льда, переплавляющих один другого, перетирающих их в прах и возрождаясь опять за неимоверно короткое мгновение. В ее глазах, которые некогда были столь прекрасны, чисты и полны живого ума, теперь стояла абсолютная пустота, которую уже ничто на свете не могло бы заполнить.