– Слушай меня очень внимательно, гнусное насекомое….

Варойа-Хаб сдавленно застонал и опустился перед ней на колени, уперевшись одной рукой в камень под ногами, а другой будто пытаясь вырвать себе сердце под одеждой, костями и плотью. Его поразил удар острой боли в груди и эта боль была такой силы, что казалось он уже с трудом понимал, что теперь его окружало и разом перестал вообще что-либо соображать впервые за долгие столетия.

– Немедленно позови сюда Эребу-Халсай или, клянусь всеми силами зла, ты сейчас все свои внутренности намотаешь сам себе на руки.

Она дернула сжатый кулачок чуть сильней и горы эхом повторили истошный крик старого вампира. Бьянка чуть разжала пальцы и тело, лежащее у ее ног, издало сдавленный вздох облегчения будто вампир вынырнул из ледяной проруби, в которой пробыл пока у него не кончились даже воспоминания о том, что такое воздух, которым можно дышать.

В ответ на это, будто по команде боевой трубы, из мрака ворот вышли еще три рослых и плечистых вампира в белых рясах ниже колен, почти лишенной рукавов. Эти даже внешне напоминали охранников и на людей они не были похоже вообще. Круглые лысые головы, кожа пепельно-синего цвета, длинные остроконечные уши, прямые тонкие носы, как клювы у птиц, широкие рты с тонкими губами и кроваво-красные глаза, зло и вместе с тем совершенно равнодушно горящие в полумраке. Их даже свои сородичи называли Темными. Темные были братством стражников и каратели культа Истиной крови, очень мало кто, повстречав этот вампирский клан, в последствии мог что-то об этом поведать другим. Они двигались быстро, так, словно не шагали по земле, а плыли над ней, не касаясь ногами обтесанного камня.

– Она демон? – спросил первый совершенно выцветшим тоном и будто сам у себя, не оглядываясь на сородичей, идущих чуть позади.

Бьянку вдруг ударило стеной ярко синего огня. Пламя завыло и загудело, закрутившись вокруг нее вихрем, но быстро исчезло, будто его сбил порыв сильно ветра с горных хребтов, стоявших позади нее. Она улыбнулась и из-под бледных губ резко проступило белое молоко острых, как лезвия, клыков.

Затем девушка резко дернула рукой еще раз, что-то оглушительно хрустнуло и Бьянка сжала в своих тонких пальцах еще горячее и бьющееся сердце жреца, который все это время корчился у нее под ногами в мучительной агонии. Варойа-Хаб, хрипя и захлебываясь кровью, обмяк на камне, продолжая держатся за свою осиротевшую грудь обеими руками. Жизнь покинула вампира почти мгновенно. Он, вопреки всем возможным поверьям, не превратился в кучу мелкого сизого пепла и не высох как рыба, пролежавшая много дней на горячем от жары песке. Старый вампир остался на вид точно таким же как был, давно лишенным души, возраста и жизни, и теперь наконец по настоящему и окончательно умершим и обретшим наконец покой. Девушка снова улыбнулась и отбросила вырванное сердце под ноги человеку, с которым только что пришла сюда под стены обители мрака. Затем перевела разноцветные радужки своих глаз на приближавшихся карателей в белом. Стена огня ударила ее с новой силой и этот удар был еще более тяжелым и продолжительным, чем первый, но столь же, а возможно, еще более бесполезным. Одежда на трупе жреца истинной крови как и он сам начала полыхать и с треском, дымится, источая нестерпимую вонь. Огонь не причинил Злюке ни малейшего вреда, а второго удара она кажется вообще не заметила.

Маленькая колдунья достала из небольшой сумки, висящей на ее поясном ремне, широкий и почти прямоугольный осколок зеркала и быстро прижала его к лицу слева от себя, скосив оба глаза на свое отражение в темноте. Но свет был не нужен, чтоб стало понятно, что в зеркале была совсем не она. На нее от туда смотрела девушка с совершенно обычным, возможно даже добрым лицом, какое могло быть у тысячи женщин этой бескрайней земли и любой другой земли, какую только можно себе было представить.

– Нет никого краше тебя, прелесть моя! – прошептала она своему загадочному молчаливому отражению. То улыбнулось ей в ответ и в улыбке и правда была доброта и возможно даже любовь, что в данном месте и при данных обстоятельствах было чем-то вообще абсолютно немыслимым.

– Она – демон двойник!? – снова изумился первый "темный" вампир и на сей раз с тревогой оглянулся было через плечо, но мысль свою закончить уже не успел.

Бьянка указательным пальцем правой руки резко прочертила перед собой короткую линию и трое кровопийц, одетых в рясы из белого шелка, разом, как подкошенные, повалились на каменную плиту, по которой только что столь уверенно шагали вперед. Выглядело это так, будто невидимый жнец одним сокрушительным ударом огромной косы снес три продолговатые головы с широких мускулистых плеч. В полумраке брызнула черная кровь и в воздухе запахло гнилью, прахом и смертью.

Девушка захохотала, продолжая прижимать осколок зеркала к своему круглому лицу. В странных глазах плескалось лютое безумие, лишенное берегов и любого возможного дна. Глухие и величественные своды вокруг покорно повторили ее зловещий смех будто умножая и усиливая его в бесконечное множество раз. И словно в ответ на него из ворот храма вышло еще шестеро "темных", одетых во все безупречно светлое. Они ровной, черно-белой стеной двинулись вперед подобно обреченным оловянным солдатикам, идущим в сторону огромной плавильной печи, растопленной до белого каления. Эти не успели даже ударить ее. Бьянка крикнула своим скрипучим голосом несколько слов древнего заклинания, известного лишь неимоверно могущественным проклятым и топнула по камню маленькой ножкой.

Трех вампиров что-то ударило сверху, гулко грохнув по камню будто громадный ковш, состоящий из шаровых молний. На краткий миг вспыхнул ослепительный свет и всех шестерых разом развеяло по холодному ветру, как кучу едкой золы, подброшенной кем-то в недостижимо высокое небо. Сгорело все, даже ритуальная одежда, в которую они было одеты, не осталось ни стальных пуговиц, ни пряжек от ремня, ни медных крючков и бесчисленных блестящих застежек. "Темные" исчезли столь бесследно и быстро, будто их вообще никогда не существовало на этом свете и это уже напоминало более старинные легенды о смерти вампиров. Спустя еще некоторое время из начавшего оживать мрака черных храмовых ворот их вышло уже девять. Все они словно подчинялись какой-то неведомой могущественной силе, толкавшей их вперед как пласт сырой земли, срезанный острым железным плугом. Они шли, будто на зов влекомые каким-то загадочным приказом, раз за разом стакиваясь с немыслимым могуществом темной колдуньей, явившейся в их обитель без спроса и высочайшего на то дозволения их хозяйки.

– Посмотрим, кому из нас этот кровавый пир надоест быстрее! – усмехнулась она. И развеяла по ветру очередную группу нападавших, резко махнув свободной рукой по кругу, будто крылом огромной ветряной мельницы и выкрикнув одно единственное странное слово, которое простому человеку не под силу было бы произнести.

– Эреба-Халсай! Сколько еще твоей саранчи нужно будет передавить, прежде чем ты соизволишь явится? – завизжала Бьянка холодным, дребезжащим и абсолютно не человеческим голосом, в очередной раз с презрением меряя глазами величественное древнее строение перед собой.

– Всех до единого! – последовал незамедлительный ответ. Сначала могло показаться, что проклятой ведьме с пестрыми глазами ответили сами зловещие горы, окружавшие ее со всех сторон. Или царивший тут густой полумрак, явно способный на жизнь и проявление всех чувств, кроме радости любви и сострадания.

Загадочный спутник, пришедший сюда вместе с бесноватой девушкой незримым путем, по прежнему оставался совершенно безучастным ко всему, что происходило вокруг. Он продолжал стоять абсолютно неподвижно и молча, опираясь на свой старый кизиловый посох обеими руками, спокойно ожидая того, что последует дальше. От него в буквальном смысле исходила сдержанная и глубокая скука, которая была знакома лишь тем, кто хорошо знает на перед абсолютно все, что должно было сейчас с ним случится.